Иероглиф «Любовь» - Первухина Надежда Валентиновна - Страница 39

39

– Как певичка, знаю. Простите, мой дорогой супруг. Я забылась. Но ведь для вас главное – отказать Суну Третьему и не вызвать его бешенства, верно?

– Да.

– Тогда так и сделайте. А я с Мэй в ближайший благоприятный день отправлюсь в храм Терпящих Бедствие, принесу жертвы и моления. И спрошу гадателя о том, угоден ли Небесной Канцелярии ваш брак с Мэй.

– А теперь ты говоришь как мудрейшая из женщин, милая Гуан! – восхитился Цясэн. – Скажи, ты действительно хочешь, чтобы Мэй стала моей женой? Ты не станешь ревновать, злиться, ненавидеть?

– Я сама отведу ее на ложе нежности, – сказала Гуан. – У вас большое сердце, мой господин. Его хватит и на Мэй и на меня. Мэй слушала этот разговор в каком-то сладком оцепенении. Сначала ее охватил трепет при одной ысли, что ее выдадут замуж за какого-то князя и ей придется покинуть дорогую наставницу Гуан. Но потом решение переменилось, и Мэй уже молила Небеса, чтоб Цясэн сделал ее своей второй женой. Ей так не хотелось покидать этот дом, эти сады и павильоны, где она в обществе Гуан и свитков древних поэтов провела столько прекрасных часов! Ей не хотелось покидать кабинет с привычной сердцу тушечницей, яшмовой вазой с кистями и свитками испещренной иероглифами бумаги! О, что плохого в том, что она станет женой Цясэна?! Он ведь красив, и он муж ее самой дорогой подруги! Почему какая-то Небесная Канцелярия может воспротивиться такому браку? Из-за того, что она, Мэй, – принцесса?! Но какой прок быть принцессой, если жизнь твоя в один миг может обратиться в чудовищный сон...

– Мэй! – окликнула ее Гуан. – Подойди ко мне, дорогая.

Мэй повиновалась. Гуан взяла ее за руку и ласково поцеловала.

– Мэй, хочешь ли ты стать второй женой господина Цясэна?

Девочка кивнула.

– Осталось только выбрать благоприятный день, заключила Гуан.

... О том, что случилось дальше, вам станет известно из следующей главы, о мой неутомленный читатель!

Глава двенадцатая

ХРАМ ТЕРПЯЩИХ БЕДСТВИЕ

Я стала твоей молодой женой,Твоею второй женой.Я слышу, как плачет зима за стеной,Как море шумит волной.О мой господин, не дари мне нефрит,И жемчуг мне не дари!Я вижу, что кровью закат горит,Я вижу печаль зари.О мой господин, ты уйдешь в поход,Уйдешь в бессмертья края...И, в доме твоем каждый день, как год.Мы плачем – она и я.Она удавилась своей косой,Я выпила яд до дна.Была я второю твоею женой,Но первой была она.

Могущество и смелость господина Вэй Цясэна были крепки и непреложны, как нефритовые страницы Свода Законов Яшмовой Империи. Ибо не будь у господина Цясэна упомянутых качеств, разве осмелился бы он воспротивиться самому князю-наместнику Суну Третьему, да еще в таком щепетильном деле, как женитьба и обладание юной красавицей Мэй?! Когда Сун Третий явился к Цясэну за ответом, тот разыграл целое представление перед сластолюбивым князьком. Цясэн покаянно сообщил князю, что давно и втайне от своей жены Гуан предается любовным утехам с Мэй и, как недавно обнаружилось, Мэй от него понесла. Право, Цясэн никогда бы не осмелился отдать в жены высокородному князю испорченную девушку, к тому же беременную! Сун Третий вскипел, как чан с конопляным маслом, поименовал Вэй Цясэна ненасытным развратником (Цясэн это стерпел, внутренне не переставая усмехаться – уж чья бы собака лаяла, да только не Суна Третьего!)... Но, слава Небесной Канцелярии, разошлись они почти полюбовно. Цясэн передал в дом Суна Третьего повозку подарков: свертки шелков, камчи, сукна, золотые и серебряные украшения, плитки самого дорогого чаю, тридцать кувшинов выдержанного шансинского вина и даже садок с ручными бабочками, и князь, жадный до подношений, вроде бы утешился. Во всяком случае, теперь у него для утешения имелось достаточно выпивки – с тридцатью кувшинами шансинского можно кутить аж до самого месяца Теплой Циновки!

И Гуан и Мэй радовались, что князь Сун Третий отказался от своих притязаний. Через некоторое время Гуаы по древнему календарю геомантов определила благоприятный день для паломничества в храм Терпящих Бедствие. Это был пятый день месяца Плачущей Цикады – в воздухе уже разливался неповторимый аромат осени. Небо над Западным Хэ сияло необычайной голубизной, а с моря дул ровный прохладный ветер, приносящий запахи соли, смоленых канатов, копченой рыбы, мокрой парусины...

Гуан и Мэй нарядились в одежды, отороченные мехом, уселись в закрытый паланкин и отправились в храм Терпящих Бедствие.

Этот древний храм был построен еще во времена правления прадеда Мэй, Нефритового владыки Шидина. В те годы на море лютовали пираты из страны Ва, они грабили и богатые купеческие суда, и бедные рыбацкие джонки, не брезговали ничем и вырезалр! всю команду. Да еще на море свирепствовали штормы – говорили, что это гневается Радужный Морской Дракон за то, что люди похитили его дочь-жемчужину и сделали ее своим солнцем... Потому люди, уходящие в плавание, не знали, вернутся ли они живыми домой. Но, как гласит легенда, с одним моряком (его корабль во время шторма разбился в щепы, он уже распрощался с жизнью, из последних сил держась за обломок мачты) свершилось чудо. Ему явился из глубин сам Радужный Дракон и сказал, что моряк спасется, если даст слово по возвращении домой вы-кроить храм в честь богини Гаиньинь – богини, пологагощей всем, кто терпит бедствие, притеснение или скорбь. Моряк сдержал обещание. Вернувшись в Западный Хэ, он не пожалел своих сбережений и заложил на них основание храма. К строительству святилища присоединились все и богачи и бедняки, и храм Терпящих Бедствие был выстроен за каких-то два года. В центре храма возвышалась позолоченная деревянная статуя милостивой Гаиньинь – богиня изображалась с тысячей рук, а на каждой ее ладони сверкал глаз из драгоценного камня – в знак того, что от Гаиньинь не укрыта ни одна беда и она каждому человеку готова протянуть руку помощи... Говорят также, что, если прикоснуться к одной из ладоней милостивой Гаиньинь, можно сподобиться от нее видения, открывающего будущее...

Когда Гуан и Мэй вошли в храм, как раз завершилась малая дневная служба. К Гуан, кланяясь, подошел младший служка – старичок с подрагивающей головой и печальными глазами... Гуан протянула ему храмовые дары: благовония, свечи, жертвенные деньги и шелковые покровы для жертвенника Гаиньинь.

– Мы хотим вознести моление и узнать будущее, – сказала старичку Гуан. Тот кивнул и жестом пригласил их следовать к жертвеннику перед знаменитой статуей милостивой Гаиньинь.

Гуан принесла жертву, служка нараспев читал молитвенные стихи, прославляющие богиню. Мэй, охваченная благоговейным трепетом (ведь она так давно не была в храме!), взирала на золотой лик богини и мысленно просила ее о помощи. Она просила о том, чтобы Гаиньинь устроила ее судьбу, избавила ее уста от немоты, восстановила справедливость... В какой-то миг Мэй показалось, что каменные стены святилища затрепетали, будто полосы шелка на сильном ветру. А в следующее мгновение Мэй увидела, как золотая тысячерукая Гаиньинь сошла со своего возвышения и предстала перед нею.

– Принцесса Фэйянь из династии Тэн! – звучным голосом изрекла богиня Гаиньинь. – Для чего ты беспокоишь меня?

Мэй открыла рот и... поняла, что снова может говорить.

– О милостивая Гаиньинь! – воскликнула она. – Я прошу тебя принять участие в моей судьбе, не оставить своим заступничеством!

– Я и без того не оставляю тебя своим заступничеством, – сказала Гаиньинь. – Знай, принцесса, что и твои родители пребывают в сонме небожителей и каждый день молятся Верховному Владыке Небосвода о твоем благополучии. Но знай также и то, что ни одному человеку невозможно прожить на земле жизнь, совершенно лишенную скорбей, горестей и бедствий. Ибо таков Великий Путь – на нем радость смешана с печалью, слезы с песней, находка с потерей. Поэтому не искушай Небеса, не проси счастья больше, чем положено человеку, даже если ты принцесса.