Имя для ведьмы - Первухина Надежда Валентиновна - Страница 70

– Нет, погоди, пусть я библиотекарь, но как же я тогда попала…

– Куда?

Наташа потерла лоб.

– Смутно помню. Какая-то темная комната… Горят черные свечи, люди в плащах с капюшонами окружают меня… Кричат какие-то непонятные заклинания и меня заставляют кричать… Ах! Это ужасно! Меня там…

Я погладила Наташу по голове.

– Ты попала в лапы одной очень опасной секты, они бы уничтожили тебя, но ты бежала из Москвы ко мне, предварительно позвонив. Они эксплуатировали твое сознание, поэтому у тебя такие трудности с памятью. Но теперь ты в безопасности. Главари секты схвачены, их сейчас судят. Они никому больше не причинят вреда. Только, возможно, тебе придется выступить на судебном процессе, чтобы опознать кое-кого из тех, кто тебя мучил.

Все. Надо прекращать этот балаган. Иначе я сама запутаюсь в том, что набалтываю бедной Наталье. Избирательно память к бывшей одержимой вернулась, вот пусть теперь она возвращается к себе в Москву. Я лучше понаблюдаю за ней. Издалека. В тазике, по методу народной целительницы Катерины Измаиловны.

– Наташа, тебе пора возвращаться домой, – придав своему голосу гипнотическую настойчивость, говорю я. – Ты должна навести порядок в квартире, выйти на работу в библиотеку и больше никогда не связываться ни с какими оккультными сектами…

– Ты права, – соглашается Наташа.

– Вика, что ты несешь? В какую библиотеку она придет на работу?! На нее посмотрят как на идиотку, она же нигде не трудоустроена!

– Не беспокойся, баб Кать. Уж мелкое-то библиотечное ведьмовство мне явно по плечу. Будет Наташа заведующей детским читальным залом в Российской юношеской библиотеке. Это большая честь для женщины с ее прошлым. Я все устрою.

– Ну смотри. Не доводи девку до нового сумасшествия.

На этом исцеление Наташи в общем было завершено. Мы снабдили ее деньгами на дорогу, билетом на поезд до Москвы, на всякий случай выяснили, помнит ли она свой домашний адрес и распорядок дня библиотеки, в которой она предположительно работает… Наташа растерянно благодарила нас:

– Я, вероятно, должна вам…

– Ничего ты нам не должна. Мы действуем исключительно из соображений альтруизма. Ну все, счастливо! Пиши из Москвы, как будут у тебя дела обстоять!

Мы с гадалкой немного постояли на пустынном утреннем перроне, глядя в хвост уходящего поезда.

– Я за ней послежу, – пообещала гадалка.

– Я тоже, на всякий случай.

– Слушай, Вика, я все спросить тебя хотела… Ведь она была твоим заклятым врагом, эта Наталья?

– Была.

– А ты взялась ее исцелять, меня к этом делу подключила… Зачем тебе это надо?

– Зачем? Знаешь, баб Кать, мне часто снятся сны. И я не хочу, чтобы однажды мне приснилась Наташа со взглядом выброшенной на помойку кошки.

Мы помолчали Я наконец-то могла курить, не опасаясь ни окрика мамы, ни взглядов гадалкиных котов… Катерина Измаиловна первой нарушила молчание:

– Как ты думаешь, сможет Наталья выступить свидетелем, если и впрямь пойдет открытый процесс над приспешниками Анастасии?

– Процесс покажет… – задумчиво протянула я. – Слушай, баб Кать, а как ты думаешь, вспомнит ли она, что у нее еще и муж имелся?

Гадалка засмеялась.

– Те чары, что мы творили, возвращая ей разум, попутно возвратили ей и девственность. Так что ни о каком муже она и знать не знает! Можешь быть спокойна на этот счет.

– А я и спокойна. Просто так, поинтересовалась. Пойдем-ка по домам. Отдыхать.

После исцеления Натальи прошел примерно месяц, совсем не богатый на события. Вот разве что пришла коротенькая телеграмма от Баронета: «Следствие ведут знатоки. Не скучайте. Как только, так сразу», помеченная сразу двумя штемпелями – Мюнхена и Москвы. Да еще мама уезжала на неделю в свое Управление, выпрашивать внеочередной отпуск. Отпуск ей дали вместе с полковничьими погонами (не прошел даром ее труд по перекачке теткиных секретных материалов!), и мама вернулась сияющая, полная сил и свободного времени, чтобы заниматься моим, как она выразилась, здоровьем и настроением.

И если еще здоровье у меня было так-сяк, то настроение с каждым днем становилось – хуже некуда. Я кисла и чахла, как цветок без поливки, и сама не могла понять причину своей хандры. Вроде наоборот – живи да радуйся: больше никто не стоит за твоей спиной с занесенным кинжалом, никто не называет себя твоим истинным врагом, а вот скучно как-то жить на свете, господа…

Да еще эта противная тошнота по утрам и постоянное желание поглощать бананы в жутких количествах… Разве это может радовать свободную от работы женщину, наделенную возможностью пойти на пляж, прогуляться в летнем парке или покататься на речном трамвае?.. Мама упорно считала, что у меня анемия, пичкала мой организм гематогеном и комплексными витаминами, а также заставляла делать ежедневные пешие прогулки для закаливания легких. И каждый раз, отправляясь на прогулку, я мимоходом, на всякий случай, заглядывала в почтовый ящик: нет ли там письма от Авдея? Но, видимо, любовный пыл моего недолгого поклонника иссяк, он решил, что такая ведьма, как я, не стоит его усилий, и бросил любить меня даже при помощи эпистолярного жанра. Да он, наверное, и вообще-то меня не любил. Так, выдумал себе чувство, чтобы было чем подпитывать свое вдохновение для создания очередного романа…

Кстати, этот роман, «Имя для Ведьмы», вышел и уже вовсю рекламировался на книжных прилавках. Я не удержалась, купила, но читать почему-то не стала, сунула на полку между Борхесом и «Энциклопедией китайского эроса». Потом как-нибудь, когда настроение будет…

– Вика, что с тобой? – встревоженно спрашивает мама.

А что со мной? Ничего. Просто вместе с помидорами на салат я порезала еще и круглых плюшевых мышат, украшавших наш кухонный стол. Ну и что? Может человек быть рассеянным?

– Вика, посмотри мне в глаза! – требует мама.

Пожалуйста. Смотрю. Мама аккуратно вынимает у меня из пальцев нож и недорезанную игрушку, кладет ладонь мне на лоб… Внимательно глядит на меня.

– Дочка, тебя часто тошнит? – тихо спрашивает она.

– Каждый день… И слабость такая противная.

– А месячные давно были?

– Не помню, я за ними не слежу, давно, наверное. Мам, ты хочешь сказать, что я беременна? Глупости, с чего бы это…..

И вдруг понимаю с чего. Точнее, от кого. И когда. По срокам все совпадает, и там, в химкинской конспиративной квартире нам было не до соблюдения законов контрацепции…

– Вика, поехали в консультацию, – говорит мама.

– Да, вы беременны, – будничным тоном говорит врач. – Семь с половиной – восемь недель. Одевайтесь.

Я слышу это все, как сквозь вату. Автоматически натягиваю белье, застегиваю платье. У меня будет ребенок. От Авдея.

Врач что-то быстро пишет в моей медицинской карте, не глядя на меня. На столе стоит графин с водой.

– Можно… воды? – осипшим голосом спрашиваю я и хватаюсь за спинку стула, чтоб не упасть.

Меня усаживают, дают воды и ватку с нашатырным спиртом, чтоб пришла в себя. Во взгляде врача я встречаю какую-то презрительную жалость: вот, залетела, дура, сама не знает от кого, а теперь истерики закатывает, сострадания добивается.

– Вы успокойтесь, – буднично говорит врач. – Замужем?

– Нет.

– Понятно. Ребенка будете оставлять?

Я вздрагиваю:

– В смысле?!

– В обыкновенном. Ставить вас на аборт?

Я прислоняюсь затылком к холодной стене и закрываю глаза. Врач молодец, она не торопит меня с решением. У меня есть право выбора.

Какого выбора, Вика, ты о чем? Ты хочешь убить своего ребенка?! А что на это скажет Авдей?

Он ничего не скажет, он и знать-то ничего не будет, ему до меня больше нет дела…