Загадка старого клоуна (с илл.) - Нестайко Всеволод Зиновьевич - Страница 35

– Хорошо, – сказал я.

Глава XVI

Степанян!.. Экскурсия в Софию. Зря я отказался… Путешествие к Григорию Саввичу. Тайна ещё не разгадана

Сурен сегодня так сиял, что в классе, кажется, стало светлее. Вчера и позавчера съёмки прошли успешно, и, хотя каждый маленький эпизод снимали по пять-шесть раз, то есть делали пять-шесть дублей, как это называется в кино, режиссёр похвалил Сурена.

Все опять столпились возле парты Сурена, а он рассказывал, взмахивая правой рукой, и показывал, как всё происходило во время съёмок. Это получалось у него очень здорово и комично. Он и вправду был настоящим артистом. Не случайно его взяли сниматься в кино. Не случайно! Я смотрел на него с нежностью. И он, значит, Муха!

Мушка! Суренчик мой дорогой!

Неожиданно он обернулся ко мне, хлопнул меня по плечу и сказал:

– О! Степанян! Слушай! Там на съёмках был один актер, ну очень на тебя похожий. Ну вылитый ты! Только усики приклеить – и всё. Вот молоток! Играл – потрясающе… Слушай, ты не обиделся, что я тебя Степаняном назвал? Понимаешь, дома у меня есть друг Степанян. А ты – Степан. Почти, понимаешь, тёзки. Можно, пока я в Киеве, я тебя Степаняном буду называть? Мне будет приятно, понимаешь. И там у меня друг Степанян – и здесь друг Степанян. Можно?

Кровь бросилась мне в лицо. И щёки вспыхнули огнём. От неожиданной радости. Степанян!

Конечно, конечно, называй меня Степаняном! Это же здорово!.. Это же не Муха. Это же – Степанян! Пожалуйста! Называй! И ещё – он назвал меня другом. При всех!

Я ничего не сказал. Я не мог ничего сказать. Я только молча кивнул.

– А в соседнем павильоне снимают фильм о древнем Киеве, о Ярославе Мудром. Ух, здорово! Такие воины, с мечами…

Сурен хотел изобразить древнерусского воина, – вытянул руку вперед, нахмурил брови, – но, маленький, длинноносый, он, конечно, вовсе не походил на древнерусского воина. Он был такой смешной, что все засмеялись.

– А у нас сегодня как раз экскурсия в Софийский заповедник! – послышался торжественный голос Лины Митрофановны.

Мы так увлеклись Суреном, что и не заметили, как она вошла в класс.

– Последнего урока не будет. Тина Гавриловна заболела. Вместо урока истории поедем на экскурсию в Софию. Шефы дают автобус. Поэтому будет удобно и быстро.

– Ура-а! – воскликнул Игорь Дмитруха.

– Ура-а! – подхватил весь класс. Ну конечно, экскурсия интереснее урока.

А на большой перемене Игорь Дмитруха, выбегая из класса, вдруг на миг задержался, повернулся ко мне и позвал:

– Степанян! Что ты там возишься, как… Как не знаю кто! А ну, айда с нами! Звать его ещё надо.

Туся посмотрела на меня и улыбнулась. Я покраснел. Впервые Игорь меня назвал не Мухой…

Как описать вам Софию Киевскую? Во-первых, описать её словами невозможно. Это всемирно известный памятник архитектуры, построенный Ярославом Мудрым в начале одиннадцатого века. (Ну, не самим, конечно, Ярославом, а тысячами талантливых древнерусских мастеров-умельцев, но так уже принято говорить: «Петербург построен Петром Первым!», «Москву основал Юрий Долгорукий» – который, кстати, похоронен в Киеве, в церкви Спаса на Берестове возле Киево-Печерской лавры, – «София построена Ярославом Мудрым»…)

И первое место в Киеве, в которое везут туристов со всего мира, – это, конечно, София. Во-вторых, нет, наверное, человека, который, приехав хотя бы на два дня в Киев, не побывал в Софии. Поэтому вы или уже были там, или скоро побываете. И сами увидите. Ведь лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Потому что, как говорит мой дед Грицько, «то, что ты видел, ты действительно видел, а чего ты не видел – действительно не видел».

Когда заходишь в Софийский собор, не можешь рта не раскрыть. И так с раскрытым ртом и ходишь всё время. Единственное, что ты можешь произнести, – это «О!..» Высоко-высоко над головой в центре купола – огромное мозаичное изображение Христа Вседержителя.

– О! Богоматерь Оранта.

– О! Архангелы.

– О! Апостол Павел.

– О! Саркофаг Ярослава Мудрого.

– О!

Мы слушаем рассказ экскурсовода о строительстве собора; о библиотеке Ярослава Мудрого, которая, может, где-то здесь близко закопана в землю, но до сих пор не найдена; о разграблении Софии воинами Батыя; о реставрации собора митрополитом Петром Могилой и о многом-многом другом и уже не «окаем», а только, разглядывая всё, молча вертим головами. Даже Игорь Дмитруха, отпускающий обычно реплики во время экскурсий, молчит, как будто воды в рот набрал.

Поднимаемся по скользким, истёртым миллионами ног чугунным ступеням южной башни.

– Известная фреска одиннадцатого века «Музыканты и скоморохи», – говорит экскурсовод. У меня сжимается сердце.

Я смотрю на облупленную бледную фреску, на которой нарисованы какие-то музыканты с дудками, танцоры и акробаты (это, наверное, и есть скоморохи), а у меня в ушах звучит голос умирающего Тимохи Смеяна: «Послушайте… Был когда-то скоморох Терёшка Губа… здесь… в Киеве… давно… один из тех семидесяти…»

Мы ещё долго ходили по собору, но я уже всё время думал об этих скоморохах, о Тимохе Смея не, о веселящем зелье и не мог успокоиться. Что хотел сказать запорожец Тимоха перед смертью? Знал ли он секрет веселящего зелья? Хотел ли передать его нам и не успел? Или, наоборот, не хотел? Почему он вспомнил о скоморохе Терёшке Губе, давно жившем здесь, в Киеве? И когда это – давно? В каком хотя бы веке? И что означает «один из тех семидесяти…»?

Сколько вопросов – и все без ответов. Я и вчера вечером об этом думал, и сегодня утром. Только Сурен успокоил меня немного, переключив моё внимание, и экскурсия.

И вот – опять… Надо же! Фреска одиннадцатого века… Скоморохи… Как специально! А, между прочим, в Киеве даже речушка была – Скоморох. Левый приток Лыбеди. Мне о ней Чак рассказывал. Она текла откуда-то с Лукьяновки, пересекала улицы Речную, Павловскую и около Златоустовской впадала в Лыбедь. Теперь она течет под землей. Скоморох Терёшка Губа… Когда же он жил?

Дома я продолжал думать об этом. И ничего мне в голову не лезло, никакие уроки. Хотя сегодня и суббота, и уроки можно не делать. Но я хотел их все-таки сделать. А вдруг позвонит Чак? Я уже привык встречаться с ним только после того, как сделаю уроки. Тогда у меня на душе спокойно и я могу путешествовать сколько угодно и куда угодно, хоть в каменный век.

Я сидел и, проявляя всю силу воли, на которую только был способен, учился.

Я ещё не привык к телефону, и каждый звонок заставлял меня вздрагивать. И когда зазвонил телефон, у меня прямо дух перехватило.

– Алло!

– Степанян? – голос Туси звенел весело и задорно. – Привет! А что ты делаешь?

– Уроки… привет… делаю, – буркнул я (хотя я ожидал не её звонка, мне было приятно, что она позвонила).

– Тю! Так завтра же воскресенье! Не успеешь, что ли? Давай лучше приходи в парк Примакова. Там все наши собираются. И Тося, и Надя, и Нина… И Лёня Монькин… Поболтаем, поиграем во что-нибудь. Приходи. К центральной клумбе. Чего ты молчишь? А?

Сердце моё разрывалось. Я так давно не играл ни во что в компании. А я же так люблю весёлую компанию. Я ведь коллективный человек. Правда, коллектив там в основном девчачий. Один Лёня Монькин каким-то образом затесался.

У-у! Дразнил меня, а сам… Нуда ладно. Я и с девочками с удовольствием поиграл бы. У меня и дома с ними всегда были неплохие отношения…

Но…

А вдруг Чак позвонит?.. Подавляя вздох, я сказал:

– К сожалению, не могу… занят…

– Не можешь – не надо. Как знаешь, – обиженно ответила Туся и повесила трубку.

Чак не позвонил ни в субботу, ни в воскресенье… И только в понедельник, когда я уже перестал ждать, часа в три неожиданно зазвонил телефон.