Таежный тупик - Песков Василий Михайлович - Страница 25

Я попросил свозить меня к драге. И минут через двадцать тряской дороги увидел громадное сооружение, походившее на застрявшего в луже слона. Молодые бородачи посвятили гостя в тайны добычи крупинок золота из перемешанных с глиной камней. Александр показал, как работает на бульдозере, запружая для драги таежный ключ.

А потом мы сидели в доме Анисима Никоновича и говорили о том о сем, в том числе о клубе и школе в поселке, об урожае картофеля и орехов, о Чернобыле, о землетрясении в Кишиневе, о пчеловодстве, о необычно большом в этом году урожае калины. Но, конечно, главной темой было гостевание тут Агафьи (Агаша, зовут ее тетки). Я понял главное: Агафье было тут хорошо. И если бы ей пришлось покинуть родовое таежное место, жизненное прибежище для нее есть.

Листая блокнот, отмечаю пометки о просьбах. Анисим Никонович просит о фотографиях с внуками. Сын его Тимофей просит добыть лекарство – прыгал с парашютом, повредил позвоночник. И скромная просьба Агафьи: батарейки к фонарику, чугунок небольшого размера и ножик-«складень«…

Октябрь 1986 г.

Новоселье

В мае я получил письмо с новостями из Тупика. Как обычно, письмо начиналось «ниским поклоном» и пожеланием «доброго здоровья и душевного спасения». Новостью было то, что письмо отправлялось с оказией с нового места. «Переселились и обживаемся помаленьку… Всю зиму было много хлопот и трудов… Милости просим на новоселье». Пришедшее следом письмо Ерофея кое-что объясняло. «Осенью Лыковы неожиданно заговорили о переселении… Долго обсуждали – куда? Остановились на старом „родовом“ месте», откуда ушли они, затаившись в горах, в 1945 году. Это в десяти километрах от хижины кверху по Абакану. Сейчас они шлют вам привет и очень ждут в гости, потому что нуждаются в помощи. Будете готовить гостинцы – помните главное – овсянка, свечи, батарейки для фонаря… Вертолет может сесть на косе в двухстах метрах от их жилища…«

Начало этого лета в горной, лесной Хакасии было дождливым. А в июле разом установилась жаркая и сухая погода. Появилась в лесах пожароопасность. Вертолет, на который я пристроился, патрулировал над обширным районом верхнего Абакана. Начальник лесной противопожарной службы Викентий Алексеевич Исаковский, знающий в этих местах каждую гору и каждый распадок с белой ниткой речушки, не видя снизу дымов, прильнул к окошку – искал для меня объекты съемки. Объектами этими былимедведи. Опоздавшее лето только теперь вывело зверя из-под полога леса на горные травы. Медведи паслись на пестревших красным и белым цветом лугах. Услышав шум вертолета, они задирали головы и прыжками с оглядкой, увязая в траве, бежали к кромке редкого кедрача.

Сигналом летчик предупредил: приближаемся к Еринату, речке, впадающей в Абакан. Где-то вблизи от устья должна быть избушка справивших новоселье.

Проносимся в узком ущелье над чешуйчатой лентой воды. Первозданная дикость природы. Никакого следа человека.

– Направо, направо смотрите!..

Мелькнули на крутом склоне горы борозды огорода. И вот уже вертолет прицелился сесть на каменистую косу около речки.

Винты машины еще крутились, когда из-под полога леса выкатились две фигуры. Спешат к машине. Ветер пузырит на них одежонку, у старика сбило шляпу…

Прижав нас ветром, вертолет косо уходит в ущелье. Гул мотора сменяется шумом быстро текущей речки.

– На том берегу неделю назад объявился медведь. Стоит, с любопытством меня разглядывает. По ведерку торкнула – убежал…

На Агафье неизменный черный платок, такого же цвета платье и поверх него – синее с белым горошком подобие сарафана. Карп Осипович, несмотря на жару, – в валенках, в зеленой байковой рубахе с рисунком красных грибков – из такой материи шьют рубашонки детям.

– Милости просим. Милости просим…

Старик и Агафья идут впереди, за ними с мешком пшена на плечах – Ерофей. Дорожка под пологом леса тянется метров сто, и вот он, населенный пункт с двумя жильцами, не охваченными всемирной статистикой, как раз в тот день поведавшей миру: нас, людей, на Земле, пять миллиардов.

Избушка. Ерофей мне писал: «То, что ты видел раньше, – хоромы по сравнению с тем, что увидишь». И в самом деле, громадный Ерофей, кажется, может, поднатужившись, поднять жилище одной рукой. Избушке – два метра на два – не хватает разве что курьих ножек, чтобы выглядеть принадлежностью сказок. Но все реально. Синей струйкой тянется из железной трубы дымок. Знакомая коза Муська привязана рядом. В избушку мы с Ерофеем решаемся лишь заглянуть. Согнувшись, внутри поместиться могут лишь двое ее жильцов. Против двери – нары Карпа Осиповича, слева, – Агафьи. В правом углу железная печка размером с маленький чемодан. Столу быть негде. Его заменяет дощечка. К обеду Агафья приносит ее снаружи. Одно окошко размером с книгу. Оплывшая свеча у стекла. На бечевке над нарами – полка с закопченными книгами и иконами, кастрюлька, два туеска. На этой жилплощади вместе с двумя людьми обитают еще две кошки и громадных размеров древесные муравьи. Крошечную избушку для зимних ночлегов срубил абазинский охотник Александр Рыков, промышлявший тут белку и соболя. В дело пошли полусгнившие бревна избы, где сорок два года назад жили Лыковы и где родилась Агафья…

С детской непосредственностью Агафья с отцом помогают мне распаковывать картонный короб, зная, что в нем гостинцы. Все как нельзя кстати – геркулес, предварительно вытряхнутый из коробок в мешок (иначе бы отказались!), свечи и батарейки. Но восклицание радости вызвала лампочка к фонарю.

– Бог, видать, надоумил! У меня-то старая извелась. А без лампочки фонарь недействительный…

Пока мы с Ерофеем смеемся, оценив по достоинству словцо «недействительный», Агафья быстро снаряжает фонарик.

– Горит!..

Потом зажигаются два костерка. Мы варим картошку, Агафья овсянку. Приглашение попить с нами чайку отвергается, но, пожаловавшись на недавнюю болезнь, Агафья внимательно слушает, как чаем лечат глаза. Без умолку говорит Карп Осипович. Уже не улавливая – слушают его или нет, старик в который раз рассказывает известную нам историю с солью. «Греха не убоялись – тридцать пудов недодали! А ведь община собольками за соль платила…» Истории лет пятьдесят с лишним, но она свежа в стариковской памяти.

Пообедав, садимся под кедром поговорить о самом главном: почему и как оказались на новом месте?

Решение переселиться Агафья объяснила так: нижняя избушка на Абакане, где ютились когда-то ловившие рыбу Савин и Дмитрий, оказалось, хороша для жилья только летом. Зимой житье в этом месте было несладким. Главное, снегом заносило ручей – надо было часто откапывать и чистить к воде дорожку. При болезнях прошлого года это стало делом нелегким. Оголенное вырубкой место было зимой еще и ветрено. Дровяной сухостой вблизи перевелся. Сильно истощенным оказался и огород. На все это Агафья пожаловалась еще прошлым летом. Решение «надо с места сходить» к осени вызрело окончательно.

Но куда подаваться? Было три варианта. К себе, к поселку, настойчиво звали геологи – «разровняем бульдозером место для огорода, избу поставим». «Да уж нет, бульдозером-то нельзя, грешно бульдозером-то…» – пела в ответ Агафья. Геологи не настаивали, понимали: вблизи их становища будет Лыковым беспокойно. Они появлялись тут с радостью, но, погостив дня три-четыре, с радостью и удалялись. К тому же в последнее время идут разговоры: дела у геологов закругляются, и, значит, опустеет поселок. Уже сократилось число рабочих. Ерофей надумал податься в охотники – промышлять зверя…

Второй вариант – родственники. После визита Агафьи в староверческий их поселок призывы оттуда шли постоянно. К осени прибыл даже «посол» – бородатый свояк Карпа Осиповича Трифилей Панфилович Орлов. Судили-рядили долго. Вспомнили давние распри, которые, как можно понять, и побудили сорокалетнего тогда Карпа Лыкова «удалиться от всех». Трифилей уехал ни с чем. Итог беседы с «послом» Карп Осипович изложил мне кратко и выразительно: «Агафью-то примут. А мне чего же старость туда тащить. Они меня схватят, как рябчика ястреб». Агафья это все понимает. Молча подкладывает в костерок полешки и тихо вздыхает.