Остров мужества - Радзиевская Софья Борисовна - Страница 28

— То завтра, — не отставал Ванюшка, — а сегодня он крышу ладит, идти не хочет. А я что делать буду? Там они, за горушкой, олешки-то. Рукой подать!

«Иван!» — вот как Степан ему сказал. Вроде как они ровни. Это придало ему смелости.

— Тять!..

Алексей молча продолжал точить. «Ишь какое удалось железо крепкое. Потому и точится плохо. А мальчишка над ухом звенит, как комар надоедный. Да и вправду не так уж он мал, чтобы на привязке всё время держать».

— Ступай, — отмахнулся он наконец. — Только гляди, до темноты домой ворочайся, далеко не забегай.

— Спасибо, тять, — только и крикнул Ванюшка, и его как ветром сдуло: отец не передумал бы.

Солнце уже высоко на небе поднималось, и день выдался на редкость ясный. Даже жарко стало, пока по крутой тропе вылез наверх на край плоскогорья. Осторожно из-за большого камня выглянул и замер: олешки! Голов двадцать паслось недалеко. Широкими копытами разгребали снег, опустив головы, выедали в глубоких копаницах любимый корм — ягель. Ветер дул прямо на Ванюшку, олени его не чуяли, стояли отвернувшись, все головами в одну сторону. По временам вожак поднимет рогатую голову, оглянется осторожно и снова нагнётся.

Ванюшка перевёл дух, тихо-тихо потянул лук со спины, нащупал в колчане на боку стрелу поострее, попробовал, хорошо ли ложится на тетиву. Ложилась плохо, дрожи в руках никак не унять. Ванюшка до боли закусил губу, от этого будто стало спокойнее. Наконец он осторожно вылез из-за камня и пополз, упираясь локтями. Когда вожак поднимал голову, Ванюшка припадал лицом к снегу и лежал неподвижно, не смея вздохнуть.

Расстояние малое, пробежать можно одним духом, но Ванюшка терпеливо полз, по сухому колючему снегу, как учил Степан.

Олени шагали неторопливо, всё ближе к обрыву в глубокое ущелье. Ванюшка знал: тянется ущелье вправо до самого моря, и спуститься в него невозможно. Значит, олени дойдут до края и повёрнут вдоль ущелья, или назад попятятся, на него. Он, старательно укрываясь за камнями, полз вслед. Сыпучий снег набился ему в рукава, за воротник и сразу растаял, потёк по телу холодными струйками, но мальчик его не чувствовал. Олени всё ближе. Тихонько Ванюшка стащил рукавицы, застывшими пальцами опять попробовал наложить стрелу на упругую тетиву.

И вдруг олени, камень, стрела — всё скрылось в крутящемся белом вихре. Снег не просто сыпался сверху: вся равнина пришла в движение. Ветер гнал снежные волны, и они разбивались о камни, как морские волны в бурю бьются о берег. Снеговой вал неожиданно налетел сзади и одним ударом закрыл мальчика с головой. Задыхаясь, он приподнялся, но следующий вал опять накрыл его. Лук, рукавицы — всё было потеряно. Оставалось идти, ползти по ходу снежных волн, а не то они догонят и похоронят окончательно. И Ванюшка барахтался, но шёл, вытянув руки, шатаясь, вслепую. Дальше, дальше, и вдруг он наткнулся на что-то живое. Олешек! Ванюшка а отчаянии крепко уцепился за него, олень рванулся вперёд, снежное море подалось под ногами и обрушилось куда-то вниз.

Сколько времени прошло, пока Ванюшка пришёл я себя, он не знал. Он лежал на боку, спиной прижавшись к камню, лицом уткнулся в чей-то жёсткий мех, и от этого лицу было тепло и немного мокро. Ванюшка пошевелил руками — целы. Подёргал осторожно ногами — тоже тянутся, только прижаты маленько сверху снегом. Пощупал рукой тёплую шерсть: послышался испуганный храп, кто-то задышал тяжело, дёрнулся, но остался лежать.

— Олешек! — прошептал Ванюшка. Сознание ещё не совсем вернулось к нему: он даже не удивился и не испугался, как будто так и надо, что вот лежат они с олешком вдвоём и им даже тепло и уютно. Постепенно мысли его стали проясняться.

— Никак, это мы с тобой сверху скувырнулись! — проговорил он и дотронулся до упругой шерсти. Олень испуганно всхрапнул, дёрнулся, но остался лежать.

— Но, но, лежи, дурашка! — Мальчик отвёл руку, чтобы не пугать оленя, и осмотрелся: камень, возле которого он лежал, загородил его от глыбы снега, сорвавшейся с обрыва следом за ним. Около камня образовалось небольшое пустое пространство, в нём поместилась голова оленя и Ванюшка, снегом ему придавило только ноги ниже колен. Олень лежал подогнув под себя ноги, дышал тяжело: расшибся или его тяжело завалило снегом. Ванюшка собрался было вытянуть ноги из-под снега, но испугался: а если потревоженный снег рухнет и совсем его задавит? Как знать — сколько его там насыпано? Что же делать?

Ванюшка осмотрелся. В пещере сначала было совсем темно, а теперь становилось чуть светлее.

— Похоже, мы с тобой проночевали, уж другой день занялся, — обратился он к олешку так просто, будто разговаривал со старым знакомым. Тот испуганно покосился чёрным глазом, храпнул, но потише, будто тоже начал привыкать к новому товарищу. И у мальчика на душе полегчало: как никак — не один в беде.

— Не пугайся ты, — тихонько проговорил он. — Ничего я тебе худого не сделаю. — И осторожно двинул ногами, понемногу вытягивая их из-под снега. С «потолка» полетели хлопья, но весь слежавшийся пласт не пошевелился, и это спасло мальчика.

Олень опять тихо всхрапнул. Ванюшка повернул к нему голову.

— Ты что? — спросил участливо. И тут он понял: олешек просит помощи.

— Не покину, не бойся! — проговорил он решительно и даже сам удивился, как твёрдо прозвучал его голос. Повернувшись на бок, он растёр стынувшие руки и начал торопливо прокапывать проход шире — на обоих, сбрасывать снег со спины олешка. — Ползи, ползи, беспонятный, — ласково приговаривал он. — На дыбки не подымайся, лёжкой ползи!

И удивительное дело: олень медленно тронулся было ползком в открывшийся перед ним проход. Однако, почувствовав, что гнёт снега ослабел, он вдруг приподнялся на ногах, спиной упираясь в снежный свод.

— Завалишь! — испуганно крикнул мальчик и в ту же минуту забарахтался в массе осыпавшегося снега. Задыхаясь, он рванулся вперёд по прокопанному проходу и почувствовал, что давление снега слабеет. Ещё усилие, и голова его вынырнула на поверхность. Бледный солнечный свет ослепил его. Зажмурившись, он всей грудью вдохнул морозный воздух. Как хорошо после духоты в снежной норе! Но тут же Ванюшка повернулся и погрузил в снег руки.

— Олешек! — испуганно крикнул он. Глубоко засунутая в сугроб рука нащупала небольшие рожки. Ещё минута — и голова задыхающегося оленя показалась из-под снега. Олень дёрнулся, пытаясь освободиться. Он тяжело дышал, шея потемнела от пота, большие глаза, не отрываясь, смотрели на мальчика. Тот, с усилием, нагнулся и обхватил руками пушистую шею.

— Не отступлюсь, ослобоню тебя! — прошептал он, словно погибающий олень стал для него близким и родным. — Не отступлюсь! — повторял снова, погружая руки в снег.

Но снег, свалившийся на оленя, был гораздо плотнее. Слёзы показались на глазах мальчика от боли в замёрзших руках. Но эта же напряжённая работа спасла ему руки: со страшной болью они постепенно отогрелись, покраснели, пальцы зашевелились свободнее. Вот и последние комья снега сброшены со спины оленя. На тот не смог подняться на занемевшие ноги, пока Ванюшка не поддержал его.

— Не робей! — подбадривал он олешка, а сам шатался, поднимая опущенную рогатую голову. Оглянувшись, он радостно вскрикнул: — Знакомо место мне! До берега спустимся, а оттуда и до дома доберёмся! Теперь уж точно.

Мысли его ещё путались: ему казалось, что и оленю, самое приятное — добраться до их избушки. И тот не спорил. Он покорно позволил мальчику обмотать ему шею кушаком и так же покорно двинулся, когда Ванюшка потянул его за собой.

Спотыкаясь и падая, они выбрались из ущелья на берег. Тут олень, с тихим храпом, опустился на снег, и Ванюшка, держась за кушак, прилёг около него и прижался к пушистому боку.

Как они потом поднялись, как, спотыкаясь, добрели по берегу до избушки, Ванюшка этого никогда не смог вспомнить. Ему казалось, что он говорил с олешком и тот тоже его уговаривал не робеть и не останавливаться на дороге. А потом… всё куда-то покатилось и исчезло. Как сквозь сон Ванюшка почувствовал, что сильные руки подняли его на воздух… но, уткнувшись лицом в щеку отца, он откинулся и от удивления пришёл в себя: щека была мокрая и солёная от слёз.