Бунт вурдалаков - Петухов Юрий Дмитриевич - Страница 13

Анализаторы показывали, что вокруг живая плоть. И нет в этой плоти ничего неживого, нет никаких оптиковолоконных жил, нет ни металлов, ни кремнистых образований, ничего нету… кроме теплого насыщенного каким-то подобием крови, мяса, сосудов и сосудиков всех размеров, кишок, труб, вен, артерий, каких-то связок и узлов… Всё это содрогалось, пульсировало, текло, билось — короче, всё это работало, жило.

У Ивана комок подкатывал к горлу, хотелось нажать на спусковой крюк лучемёта: жечь! жечь! жечь всю эту гадость, пока насквозь не прожжешь!

Вырваться отсюда! Скорее вырваться! Но рассудок подсказывал: не надо ничего делать! Наоборот, надо отдаться этому скольжению.

Ведь пока что этот колоссальный живой организм ничего особого не предпринимает против вторгнувшегося в него. А попробуй-ка начни причинять ему вред — и кто знает, может на «чужеродное тело» тут же набросятся защитники этого организма, какие-нибудь тутошние лимфоциты… что тогда?! И всё равно — хотелось разорвать, разодрать живую стену, отгораживающую от мира. А если весь этот мир такой? Если он весь живой? Вся планета?! Ивана поразила внезапная догадка. А почему и нет?!

Ведь дремучий бескрайний заколдованный лес мог быть всего лишь волосяным покровом живой планеты, её шерстью… Нет, надо жечь!!! Иван еле сдержался. Бред!

Всё это бред!

Он уже больше часа болтался в скользких мерзких внутренностях.

Д-сканнер, встроенный в подбородочную пластину, прощупывал пространство метр за метром, пронизывал живую толщу своим незримым щупом — всё без толку.

Ни конца, ни краю не виделось! Ещё через полчаса Иван сообразил раскидать по пути с десяток психодатчиков-буев. Если цепь скольжения замкнута, он обязательно вернётся к ним, услышит их.

Датчики бесследно канули в безразмерной утробе.

Нет, это не живая планета! Это не путь к шлюзам! Это всё тот же «лес», всё та же тюрьма-лабиринт, из которой выбраться невозможно! Иван криво усмехнулся — в предыдущей «тюрьме» ему больше нравилось. Да уж поздно горевать.

Лучи обычного, а заодно и ультраинфрапрожекторов ни черта не освещали кроме кроваво-коричневой мути и сиреневых прожилок. Всё это могло длиться до бесконечности. Но Ивану не светило целую бесконечность торчать в чьем-то брюхе. На одном из особо крутых поворотов он не выдержал, вонзил кистевые телескопические шилоножи в сырую плоть. И от резкой остановки ударился лицом в забрало — почему-то не сработали предохранители. Бог с ними! Сейчас Ивану было наплевать на всё. Он врезался ручной выдвижной сферопилой в живую булькающую плоть. И стервенел. Плоть поддавалась. Ещё бы ей не поддаваться — пила работала на полную мощь, и её лезвие, крошившее в пыль гадрианский алмазобазальт, не вязло. Оно было универсальным, только оно могло справиться здесь. Никакой лучемёт не поможет, тем более, плазменный резак, только оно!

По внутренностям пробегали мощные конвульсии, скользкая и широкая труба-артерия начала вдруг сокращаться, сжиматься, словно пытаясь сдавить лазутчика, пробравшегося внутрь, задушить его. Но Ивана невозможно было остановить. Он вырубал, выгрызал куб за кубом отвратительное трясущееся мясо, отпихивал от себя, толкал вниз, в скользоту и сырость. Какая-то белая мутноватая жидкость сочилась изо всех стен, заполняла трубу, пузырилась. Индикаторы показывали опасность.

Анализатор никак не мог разобраться в химическом составе жидкости. А Иван всё резал и резал плоть этой живой «тюрьмы». Он вгрызся на шесть метров, восемь, пятнадцать.

Жидкость вязла, твердела, мешала работать, пыталась опутать его коконом. Но Иван работал, он даже не включал силовой защиты. Лишь время от времени вытаскивал лезвие пилы и обрубал белые липкие нити то справа, то слева от себя. На двадцатом метре он почувствовал, что пила упирается во что-то твердое, и надавил сильнее.

С тягучим треском, скрипом, скрежетом разрушилась невидимая ещё преграда. Одновременно сзади надавило, наперло, нажало. Иван ощутил, что его выбрасывает куда-то мощная струя. Но он удержался за края, застыл… И всё понял.

Под ним был лес. Тот самый.

Кровавая струя, смешанная с липкой белой мутью, била из ствола, норовила выпихнуть незваного гостя.

Улучив момент, Иван выкарабкался из дыры прямо на развороченную изуродованную кору дерева. Но поскользнулся, не удержался. И рухнул вниз.

Мох оказался не таким уж и мягким — он так ударил в ноги, а потом и спину, что у Ивана помутилось в глазах. Сверху прямо на голову упал лучемёт.

Всё надо было начинать с начала.

Иван опустил забрало. Уставился на затягивающуюся дыру в коре, потом на сворачивающуюся во мху маслянисто-багровую, почти почерневшую жижу. Он устал. Он бесконечно устал в самом начале пути.

И он не сомневался, что это именно самое начало.

Дело было дрянь.

И вот тут-то он увидал шлюз.

Он потом понял, что это шлюз. А в начале было какое-то движение у корней полусгнившего дерева-обрубка, шевеление… будто вспучилась палая листва, перемешанная с хвоей, вздыбилась, и раскрылось чёрное дупло, и вылезло оттуда на сумрачный свет до того корявое, сгорбленное и морщинистое существо, что зарябило в глазах, замельтешило. Иван надавил на переносицу, прогоняя видение. И оно тут же пропало. Но стоило лишь пальцам ослабить давление — и вновь замельтешило, засуетилось нечто похожее одновременно и на крысу, и на маленького корявенького человечка в серо-чёрном балахоне, в низко надвинутом на глаза капюшоне, с кривой клюкой в морщинистой руке-лапке.

«Пойдем!» — прозвучало вдруг в голове у Ивана.

Он снова потёр переносицу, закрыл один глаз, надавил на веко — видение исчезло, лишь рябь колыхнулась меж кореньев. Даже дупла никакого не было.

Но стоило опустить руки — и карлик-крысеныш стоял словно наяву.

Непомерно большой, свисающий вниз морщинистый нос, отвисшая слюняво-поблёскивающая губа, выпученные базедово влажные чёрные глаза, усыпанная паршью, перхотью морщинистая кожа. И рост! Самое главное, это рост — в существе было не больше трёх вершков росту! Но глаза глядели уверенно, нагловато. Было в них что-то нелюдское. Иван даже тряхнул головой — откуда тут людское!!!

«Пойдем!» — прозвучало снова.

Неведомая сила подняла его на ноги. Повела.

Когда дупло было совсем рядом, карлик вдруг исчез.

Но неслышимый зов прозвучал в голове в третий раз: «пойдем!»

Это был шлюз! Чужая память всё помнила. А значит, помнил и Иван. Шлюз!

Возле каждого… почти каждого шлюза свой страж. Да, карлик-крысеныш, морщинистый гном несомненно был стражем шлюза! Иван встал на колени.

Заглянул в дупло. Темно, сыро — опасности индикатор не показывал. Пальнуть бы внутрь пару раз из лучемёта, подумалось Ивану. Но нет! Нельзя! Он согнулся в три погибели. И полез в чёрную дыру.

Запах плесени сразу ударил в нос. Откуда он в старом гнилом дупле?

Иван включил контактные линзы ночного видения… и ничего не увидел. Или проклятые линзы вдруг вышли из строя… или… Он ничего не понимал. Но глаза потихоньку привыкали к темноте.

Первые три шага Иван сделал на ощупь, вытянув вперёд левую руку, в правой сжимая наизготовку лучемёт.

Индикатор тлел зелёным светляком Плесень! Да, вовсю несло плесенью.

Иван стал различать отвесные стены, ровный твёрдый пол, усеянный шуршащей шелухой. Как-то всё это не вязалось с внутренностями дерева, пусть оно хоть живое, хоть неживое. Темная даже во тьме карликовая тень таяла где-то впереди, ускользала. Смутное подозрение охватило Ивана столь внезапно, что он вздрогнул, мороз пробежал по спине. Медленно, боясь сделать резкое движение, он повернул голову назад. Там была темнота, точно такая же как и впереди, как и с боков. Иван вернулся на три шага, опустился на колени. Никакого выхода, никакого отверстия не было! Он провёл рукой по гладкой холодной поверхности. И вдруг понял — это камень, сырой заплесневевший от старости и сырости камень. Он поднялся, не отрывая ладони от камня, ощупывая его, ища трещинки или выбоины. Но ничего такого не было и в помине. Это был не просто камень. Это была стена!