Капитан Сорви-голова. Возвращение - Лагун Павел Адамович - Страница 40

– Френсис Барнетт? – удивленно воскликнул Сорви?голова, прерывая рассказчика. – Вы не ошиблись?

– Нет, – пожал плечами Логаан, – у меня хорошая память на имена и фамилии. – А на лица? – спросил Жан, – вы не припомните сходства "вашего" Барнетта и того английского офицера, который воткнул в меня стилет возле поезда, когда мы с вами познакомились?

– Да, лица чем?то похожи, – напряг память Пиит, – но у офицера не было бороды, да и потом прошло много лет с той встречи. – Так или иначе, такое совпадение имени и фамилии крайняя редкость, – рассудил Сорви?голова. – Возможно, главарь шайки "Красная звезда" и "ваш" бородатый Барнетт – одно и то же лицо. – Да уж, типом он оказался крайне неприятным, – продолжил Логаан, – под стать моей жене. В этом смысле они были идеальной парой. И наверняка он был разбойником и злодеем, похитителем моего сына.

– Вашего сына похитили? – удивился Жан. – Сразу же после появления Лиз потребовала покинуть ее дом и вернуть ей сына. Дом и в самом деле принадлежал ей, но сына я отдавать категорически отказался. И законы Южно?Африканской Республики были на моей стороне. Лиз – подданная Великобритании, мы с сыном – граждане ЮАР. Забрать Стейса через суд она не могла. Мы переехали в дом моих родителей, а Лиз несолоно хлебавши отправилась вместе с Барнеттом в Наталь к ее родителям. Я немного успокоился, но оказалось, что рано. В одну из ночей месяца через два меня разбудил какой?то неясный шум в комнате сына, которая находилась рядом с моей. Я бросился туда, но в коридоре было темно, и меня там ждали. От сильного удара по голове я потерял сознание, а когда очнулся, то обнаружил комнату сына пустой. Его похитили, и я догадывался, чья это работа. Поиски ничего не дали. Адреса родителей Лиз в Натале я не знал. Она его тщательно скрывала от меня. И, видно, не напрасно. Я потерял следы сына на долгие восемь лет. Постепенно тоска по нему стала утихать. События в нашей стране развивались стремительно, и после разгрома рейда Джеймсона все уже открыто говорили о неизбежности новой войны. В мае 99 года в центральной публичной библиотеке открылась выставка картин Эйгера Строкера. Вместе с ним я представлял свой стихотворный сборник. Народу собралось много. Присутствовал даже министр образования и культуры. Пришли интеллигенты из буров и уитлендеров. Сначала Строкер показывал свои картины, затем я читал стихи из сборника. И почти сразу обратил внимание на юношу, не спускающего с меня взгляда. Сердце мое забилось, готовое вырваться из груди. Я узнал сына. Он сам подошел ко мне на фуршете: высокий, сильный, но с каким?то надменно?презрительным материнским выражением на тонкогубом лице. От него сквозило отчуждением. Это был чужой мне человек. И в словах его слышалось высокомерие. Сверхмерное самолюбие просматривалось в каждом жесте, в каждом взгляде. Стейс снисходительно принял от меня книгу стихов и небрежно засунул ее в карман военного френча. Я спросил его о матери и отчиме. Он отвечал односложно. Да, его мать жива и здорова. Живет в Натале. Барнетт принимал участие в рейде Джеймсона, попал в плен, но бежал сначала в Индию, а затем в Европу. От него пришло из Франции письмо, написанное где?то в апреле 98 года…

– Вне всяких сомнений – это он! – снова воскликнул Со?рви?голова, опять перебивая Логаана. – Он тогда шантажировал моего отца, доведя его до самоубийства, а потом со своей шайкой отправился за нами в Клондайк!

– Ну, тогда все встает на свои места, – сказал Пиит, – мы расстались с сыном в тот же вечер, и я ничего не знал о его судьбе вплоть до того недавнего боя, где он на ваших глазах упал с коня. Вы видели, что между нами состоялся неприятный разговор. И он касался моей второй жены Эльзы и нашего с ней сына. Через год после похищения я встретился с милой девушкой – дочерью горного мастера из буров. Мы полюбили друг друга и стали жить вместе. Эльза родила мне сына, которого я тоже очень люблю. Она была со мной на той выставке в библиотеке, и они со Стейсом познакомились. И я тогда уловил, что моя жена ему очень не понравилась. Скорее всего – это остатки детской ревности, но они, кажется, могут погубить мою семью. Я спросил Стейса, был ли он в Йоханнесбурге после его падения? Он ответил утвердительно и даже сказал, что видел Эльзу и своего брата. И затем добавил с легкой усмешкой, что они теперь спасены от превратностей войны: он помог отправить их в концлагерь… Логаан сделал паузу. И неяркий свет звезд блеснул в его глазах двумя слезинками.

– Какая подлость! – выговорил с трудом Жан.

– Я хочу убить Китченера, – вдруг твердым голосом произнес Логаан. А затем сильно и горячо схватил Жана за руку. – Вы поможете мне? – спросил он, в упор взглянув на молодого француза. Сорви?голова вначале опешил. Такое ему никогда не приходило в голову. Как добраться до английского главнокомандующего? Ведь его тщательно охраняют. Немыслимо. Невозможно такое предприятие. Это всего лишь эмоции. Логаан выпил, его душевная боль обострилась, но завтра утром пересилит здравый смысл.

– Я не пьян, – словно отвечая на мысли Жана, сказал Пиит. – У меня есть план, но без вашего участия он неосуществим. Он засунул руку в карман своей куртки и вытащил оттуда сложенный в несколько раз бумажный лист. Развернул его. Им оказалась газета. В тусклом отблеске костров Жан прочитал название "Стар". Логаан, напрягая зрение, а, скорее всего, уже наизусть прочел на первой полосе заинтересовавшую его заметку: "12 апреля сего года в связи с очередной годовщиной аннексии бывшей Южно?Африканской республики (Трансвааль) и вхождением ее в состав Британской империи, главнокомандующий нашими доблестными войсками лорд Горацио Герберт Китченер дает официальный прием в своей резиденции – правительственном дворце г. Претория". – Вы хотите, чтобы мы проникли на этот прием, – догадался Сорви?голова. – С вашими документами и в вашей английской форме можно вручить тот фальшивый план, который Поуперс отобрал у генерала Уотса, предварительно попросив индивидуальной аудиенции. Я спрячу под одеждой маленький револьвер и убью Китченера. Уж, поверьте, не промахнусь.

Глава V

Поезд приближался к Претории. Он стал ходить от Витбанка всего две недели назад, когда вдоль полотна через каждые полторы тысячи ярдов были установлены блокгаузы, а между ними днем и ночью курсировали часовые. Пассажирами поезда из трех вагонов и паровоза были, в основном, английские офицеры, отправляющиеся на побывку из своих гарнизонов в районе Витбанка и возвращающиеся обратно. Поезд ходил всего раз в неделю, но все равно в вагонах оставались свободные места. Партизаны не давали захватчикам расслабиться, и отпуска офицеров были крайней редкостью. В этот прохладный, ветреный, осенний апрельский день средний вагон оказался полупустым. На скамейках расположились десятка два офицеров разных родов войск, которые образовали несколько групп. Кое?кто играл в карты, человек пять в углу откровенно выпивали, рассказывали друг другу анекдоты, при этом пьяно и заливисто хохоча. Несколько офицеров дремали, прислонившись головами к оконным стеклам, кое?где пробитым пулями и наскоро заклеенным замазкой. Поезд шел медленно, словно опасаясь внезапного нападения. Но почти за шесть часов хода от Витбанка до Претории на него никто не напал. Кое?кто из офицеров мужским взглядом обратил внимание на юную даму в обществе молодого капитана и майора средних лет. Они расположились отдельно в противоположном, совсем пустом углу вагона, возле бокового окна. Молодой капитан со светлыми усиками над верхней губой и дама в модной шляпке и элегантном платье из дорогого бархата сидели рядом, почти всю дорогу держась за руки, часто бросая друг на друга взгляды, полные нежности. Майор с худым удлиненным лицом занял противоположную скамейку. Он выглядел грустно и отрешенно смотрел в окно, где медленно один за другим проплывали бетонные блокгаузы на фоне низких пологих холмов, окружающих бывшую столицу Трансвааля, превращенную сейчас в резиденцию оккупационных английских властей. Над холмами, почти задевая их макушки, проносились, гонимые ветром, серые тучи, вот?вот готовые брызнуть мелким осенним дождем. Картина за окнами казалась тоскливой и безрадостной, очень схожая с душевным состоянием Пиита Логаана. Он понимал, что едет почти на верную смерть. Даже если он убьет Китченера, то вряд ли ему и его спутникам удастся выбраться из правительственного дворца. Пиит внутренне уже сожалел, что ввязал в эту явную авантюру Жана и его суженую. Собственно, Жориса сама потребовала взять ее с собой, когда Сорви?голова сообщил ей о плане убийства Китченера. Она категорически заявила, что одного Жана не отпустит. К тому же ее, женщину, на входе обыскать не посмеют, и она пронесет под лифом еще один револьвер, если Логаан вдруг промахнется или произойдет осечка. И последний аргумент, который привела Жориса: она внучка президента Крюгера и знает в правительственном дворце каждый уголок. Жан уже в который раз уступил напору своей супруги. Несколько дней ушло на приготовление. Стирались, сушились и гладились мундиры офицеров. Долго искали подходящее платье для Жорисы. Нельзя же было ее отпустить в мужском костюме.