Не тяни леопарда за хвост - Питерс Элизабет - Страница 21

— Ты скажешь тете Хелен, куда подевался ее велосипед? — ворковала моя приятельница.

Виолетта ткнула пальчиком куда-то в сторону:

— Рамсес взял.

Поместье у нас, как я уже говорила, не маленькое: от двери дома до ворот парка — добрая четверть мили. Усыпанная гравием дорожка образует перед террасой правильный круг, причем дальняя половина этого круга скрыта за деревьями и густым кустарником. Вот оттуда-то и появился велосипед.

В седле восседал мой сын. Достать до педалей он мог, лишь когда они оказывались в самом верхнем положении, поэтому двигался рывками, виляя из стороны в сторону — с одного края дорожки к другому. Если бы не Перси, поддерживающий велосипед сзади — так, во всяком случае, это выглядело, — Рамсес далеко не уехал бы.

Хелен в ужасе всплеснула руками. С приближением цирковой труппы я поняла, что Перси не помогает Рамсесу, а изо всех сил пытается остановить это безобразие.

— Нельзя, братец, — лепетал он. — Ну нельзя же... Ты не спросил разрешения...

Заметив меня, Рамсес опешил и перестал толкать педали; в тот же миг Перси рванул за руль. Последствия можно было предсказать. Велосипед с душераздирающим скрежетом рухнул на дорожку, придавив малолетнего циркача. Перси чудом избежал печальной участи, в последний момент резво отпрыгнув в сторону.

Директриса бросилась к месту катастрофы. Виолетта, само собой, заверещала как резаная. Под аккомпанемент ее жизнерадостных воплей («Умер, умер! О-о... умер!») я поспешила вслед за Хелен.

Рамсес намертво сплелся с велосипедом. К счастью, только на первый взгляд. Общими усилиями нам удалось отцепить одного потерпевшего от другого. Ноги и физиономия седока покрылись ссадинами и кровоточили, новенький матросский костюмчик можно было без раздумий отправлять на свалку. Вместе с новеньким велосипедом Хелен.

Убедившись, что сынуля относительно цел, я не удержалась — встряхнула его хорошенько.

— Как ты до такого додумался, Рамсес? Возмутительно! Во-первых, этот велосипед для тебя велик. Во-вторых, ты взял чужую вещь без разрешения!

— Виолетта сказала...

— Ах, Рамсес, Рамсес, — печально вздохнула директриса. — Джентльмен никогда не должен сваливать вину на леди. Виолетта ведь тебя не заставляла, верно?

— Извините, мэм. Извините, тетя Амелия, — благонравно потупился Перси. — Позвольте объяснить. Виолетте очень хотелось посмотреть, как ездит наш кузен. Рамсес хвастался... немножко... что у него очень хорошо получается. Я должен был его остановить. Это моя вина. Я несу всю ответственность за...

Рамсес волчком вывернулся из моей хватки и носком ботинка заехал брату по ноге.

— Еще чего! Да кто ты такой, дьявол тебя побери, чтобы нести ответственность за меня?!

Перси не издал ни звука. С перекошенным от боли лицом он отпрянул от обидчика и спрятался за ближайшим кустом. Рамсес прыгнул бы следом, если бы я не успела подцепить его за воротник.

— А ну прекрати немедленно! Стыдно, Рамсес! Очень стыдно. Взгляни на себя со стороны! Ругаешься, набрасываешься на ни в чем не повинного брата... Изуродовал велосипед мисс Макинтош...

Рамсес наконец оставил бесплодные попытки вывернуться.

— Приношу свои извинения мисс Макинтош, — сдавленно пробубнил он, рваным рукавом размазывая по физиономии кровь. — Даю слово в ближайшем времени возместить ей убытки. В данный момент я располагаю двенадцатью шиллингами и шестью с половиной пенсами, которые... Хвои действия, мамочка, причиняют мне значительные неудобства. Сдавливание дыхательных путей подобным образом дает возможность в полной мере оценить мучения преступника, приговоренного к казни через повеше...

— Отпустите его, Амелия! — распорядилась директриса.

Я охотно повиновалась. Охотно, потому что приказ был своевременным: лицо Рамсеса уже приобрело синюшный оттенок. Хелен наклонилась к дебоширу.

— Я на тебя не сержусь, Рамсес, — ласково сказала она, погладив его исцарапанную щеку. — За велосипед не сержусь. Ты ведь не хотел его сломать, правда? Но я разочарована. Хочешь знать почему?

Рамсес всегда любил мисс Макинтош — по-своему, конечно, но любил. Сейчас же... Если бы он одарил меня таким же взглядом — клянусь, я послала бы за представителем закона. Надеюсь, мисс Макинтош не успела заметить этот бешеный взор «а-ля профессор Эмерсон». Миг спустя Рамсес нацепил привычную равнодушно-бесстрастную маску.

— Думаю, не ошибусь, если выскажу предположение, что вы разочарованы, потому что мои поступки не соответствовали званию джентльмена.

— Верно. Джентльмен не прикасается к чужим вещам без позволения; джентльмен не оправдывает себя за счет других; он не позволяет себе скверных выражений и никогда... ни при каких обстоятельствах не лягается!

— Гм-м-м... — Рамсес надолго задумался. — Справедливости ради отмечу, что папочка и мамочка неоднократно старались внушить мне те же понятия. Правда, в их изложении правил поведения джентльмена существенно меньше догматизма. Вынужден признать, что до настоящего времени я не отдавал себе отчета, насколько сложно...

— Отправляйся к себе, Рамсес! — Даже моему терпению есть пределы.

— Да, мамочка. Но мне хотелось бы добавить...

— Я сказала — к себе! Живо!

Рамсес удалился, заметно подволакивая ногу.

Я приказала заложить экипаж для Хелен, превознесла похвальные намерения и достойное поведение Перси, утешила Виолетту, чьи завывания стихли, как только она поняла, что до них никому нет дела.

И наконец поплелась в дом.

Меня ждала долгая, серьезная беседа с сыном. Осмотреть ногу и приложить холодный компресс к лиловому ушибу Рамсес милостиво позволил, но мои педагогические наставления, судя по всему, пропали втуне.

— Не знаю, не знаю... — донеслось до меня уже из-за двери. — Стоит ли звание джентльмена тех усилий...

После аварии с велосипедом вражда между детьми поутихла... скорее всего, просто потому, что Рамсес трое суток ногой не ступал из комнаты. Его заточение и временное затишье в доме позволили мне закруглиться со всеми делами и приготовиться к отъезду. Эмерсон по-прежнему не вылезал из библиотеки — разве что на ужин, чтобы слегка развеять и облегчить душу нотациями в адрес домочадцев. Поначалу из его научной темницы доносился бешеный рев, топот и треск искалеченной мебели — это профессор наталкивался на очередное художество сыночка. Паузы между приступами ярости увеличивались, потом надолго наступила блаженная, греющая мою душу тишина, и в один прекрасный день Эмерсон объявил, что для дальнейшей работы ему необходима библиотека Британского музея.

— Как скажешь, дорогой. У меня все готово. Можем ехать в любую минуту.

Оберегая душевный покой мужа, я ни разу не упомянула о деле мумии-убийцы, но сама не пропустила ни одной газеты с продолжением этой странной истории.

О'Коннеллу и М. М. Минтон не везло. Как ни тщились они подогреть интерес публики, как ни лезли из кожи вон, чтобы раздуть дело, сенсация медленно угасала. «Леопардовый жрец» систематически устраивал представления перед саркофагом Хенутмехит — и только. Ни один из посетителей музея, ни один его работник не пострадал даже от пустяковой царапины. Хоть бы кто ножом для бумаги поранился на радость репортерам! Увы, увы.

Я уж и думать забыла о злополучных останках египетской дамы, как вдруг однажды утром — кажется, во вторник — Уилкинс сообщил о приезде нежданной гостьи.

— Юная леди мне незнакома, мэм. Она также отказалась представиться, но я думаю, мэм... Уверен, что вы не будете возражать против встречи, — с таинственным видом добавил дворецкий.

— Вот как? И почему же вы в этом уверены?

Уилкинс неодобрительно кашлянул:

— Прошу прощения, мэм. Юная леди была весьма настойчива.

Наш дворецкий не так прост. Его упорное «леди» что-нибудь да значит...

— Ну что же, просите, Уилкинс. — Я отложила перо. — Хотя нет, постойте... лучше я сама выйду. Куда вы ее провели?

Оказывается, в гостиную. Вот вам и еще одно доказательство высокого статуса гостьи — с точки зрения Уилкинса.