Один лишний труп - Питерс Эллис - Страница 51

На какой-то миг король позабыл о всей серьезности дела, в котором предстояло разбираться, и улыбнулся раскрасневшемуся бойкому мальчугану. Пленительная улыбка Стефана излучала доброту, которая отличала его натуру, пока проснувшееся честолюбие не побудило его вступить в нелегкую борьбу за престол и усвоить суровые правила такого рода состязаний.

— Стало быть, рыбу сегодня разделывали ножом, усыпанном драгоценными камнями, не так ли, мой мальчик? Воистину по-королевски. Кстати, и рыба получилась отменная. Ты ее только ловишь, или готовить тоже умеешь?

Мальчик смущенно признался, что ему помогал повар.

— Ну что ж, с этим делом ты справился совсем недурно. А теперь скажи: знаешь ли ты человека, который выбросил нож в воду?

— Нет, мой господин, имени его я не знаю. Но я узнаю его, если увижу?

— Так посмотри вокруг. Ты видишь его? Он здесь, в зале?

— Да, мой господин, — отозвался мальчик и указал пальцем прямо на Адама Курселя. — Это тот самый человек.

Все глаза обратились к Курселю — самому испытанному и осмотрительному из приближенных короля. На мгновенье зал погрузился в молчание. Казалось, никто не дышал, все замерли, и само здание ратуши излучало напряжение.

— Ваша милость, это наглая ложь! — с едва сдерживаемым гневом заявил Курсель. — У меня никогда не было этого кинжала, и я не мог забросить его в реку. Я отрицаю, что когда-либо держал эту вещь в руках или даже видел ее до сегодняшнего дня.

— Ты хочешь сказать, — холодно спросил король, — что этот ребенок лжет? По чьему наущению? Уж не Берингара ли — мне что-то сдается, что он ошарашен появлением этого свидетеля никак не меньше, чем ты или я сам. Неужели я должен поверить, что бенедиктинский орден подбил мальчишку сочинить подобную историю? Но с какой целью?

— Ваша милость, я уверяю, что это глупая ошибка, недоразумение. Может быть, мальчик и на самом деле видел то, о чем говорит, и достал кинжал из реки. Но он ошибается, заявляя, что видел меня. Я не тот человек! Я отрицаю все, в чем меня обвиняют!

— А я настаиваю на этом, — провозгласил Хью Берингар, — и пусть меч нас рассудит!

Король обрушил кулак на стол с такой силой, что затрещали доски, подскочили чаши и расплескалось вино.

— Довольно! Я сам хочу во всем разобраться, мне необходимо установить истину. — Он снова повернулся к пареньку и, сдерживая раздражение, более мягким тоном сказал: — Ты уверен в том, что видел именно этого человека? Если у тебя есть хоть какие-то сомнения, не скрывай их — ошибиться не грех. Может, ты видел кого-то другого, похожего телосложением или цветом волос? Но если ты все же уверен, то говори и ничего не бойся.

— Я уверен, — промолвил мальчик, сдерживая дрожь, но без колебаний, — я видел именно его.

Король откинулся в своем большом кресле, с силой ударил кулаками по подлокотникам и призадумался, а потом бросил мрачный, недовольный взгляд на Хью Берингара.

— Похоже, теперь, когда мне больше всего нужна свобода действий и скорость, ты повесил мне камень на шею. Я не могу отмахнуться от того, что услышал, и должен докопаться до истины. Но закон решает такие дела неспешно, а я не могу тратить время на судебные процедуры. Ничто не заставит меня выступить позже, чем через два дня! У меня свои планы, и я не позволю их менять.

— Задержки не будет, — сказал Берингар, — если ваша милость разрешит судебный поединок. Я обвинил Адама Курселя в убийстве и стою на своем. Если он примет вызов, я готов сразиться с ним без лишних церемоний, не тратя время на подготовку. Тогда ваша милость получит результат уже завтра, а послезавтра вы сможете выступить в поход, избавившись от этого бремени.

Во время этого разговора Кадфаэль не отводил глаз от лица Курселя и с тревогой отметил на нем признаки возвращавшейся уверенности. Испарина, выступившая на лице Адама, уже исчезла, а затравленный взгляд сменился улыбкой. Теперь, когда он был загнан в угол, у него оставалось только два выхода: долгая судебная волокита с бесконечными расспросами или поединок — и в нем Курсель усмотрел свое спасение.

Кадфаэль заметил, как он окинул Берингара с головы до пят пристальным, оценивающим взглядом, и понял, какие мысли роились в голове Курселя. Противник молод, с виду не слишком силен, на полголовы ниже, чем он, неопытен и самоуверен — он будет легкой добычей. Отправить обвинителя на тот свет будет совсем несложно, а на этом все и кончится — опасаться будет нечего. Небеса укажут правого, и никто не посмеет усомниться в справедливости Божьего суда, даже Элин, не подозревающая о том, что он причастен к гибели ее брата. Он отделается и от слишком настойчивого соперника, и от обвинения, которое будет признано ложным. В конце концов, все складывается для него не так уж плохо, и может завершиться наилучшим образом.

Курсель прошел вдоль стола, взял в руку топаз и с презрением отшвырнул его, так что камень покатился в сторону Берингара.

— Пусть будет так, ваша милость. Я принимаю вызов. Сразимся завтра, без лишних формальностей и без подготовки. Ваша милость выступит на следующий день, — промолвил он вслух, а на лице его читалось: и я с вами.

— Быть по сему, — хмуро провозгласил король. — Раз уж мне суждено потерять одного хорошего слугу, пусть это будет худший из двоих, а кто из вас лучший, вы сами между собой разберетесь. Итак, завтра, в девять утра, после мессы. И не здесь, в помещении, а на свежем воздухе — луг за городскими воротами, между рекой и дорогой, как раз подойдет. Прескот, вы с Виллемом проследите, чтобы все было как положено. И лошадьми мы рисковать не станем, — рассудительно добавил Стефан. — Драться будете пешими и на мечах!

Хью Берингар послушно склонил голову.

— Согласен! — сказал Курсель и улыбнулся, подумав о том, какое преимущество дают ему при схватке на мечах более длинные руки.

— Не на жизнь, а на смерть! — воскликнул король и рывком поднялся из-за стола, положив тем самым конец омраченному пиру.

Глава двенадцатая

Гости короля возвращались из замка по темным, но отнюдь не тихим улочкам города: повсюду ощущались напряженность и беспокойство, напоминавшие крысиную возню в покинутом доме. Хью Берингар трусил на своем костлявом сером жеребце рядом с Кадфаэлем. Он намеренно слегка попридержал коня и пустил его шагом. Близкое соседство насторожившего уши брата Жерома его ничуть не смущало — он держался так, будто любопытного монаха вовсе не существовало. Впереди, приглушенно переговариваясь, ехали аббат Хериберт и приор Роберт. Их печалило то, что должна пролиться человеческая кровь, а они, служители церкви, не в силах этому помешать. Как горько, что эти два молодых человека желают друг другу смерти. Согласившись с условиями поединка, оба противника уже не могли отступить: им предстоял Божий суд, и потерпевший поражение считался осужденным самими небесами. И даже если он избежит меча, его все равно ждет виселица.

— Ну назови меня первейшим болваном на всем белом свете, если тебе от этого легче станет, — сговорчиво заявил Берингар. В голосе его слышались поддразнивающие нотки, но Кадфаэля это не обмануло.

— Я меньше других вправе судить тебя, — отозвался монах, — или даже сожалеть о том, что ты натворил.

— Как монах? — вопросил вкрадчивый голос, в звучании которого чуткое ухо могло уловить усмешку.

— Как человек! Черт бы тебя побрал!

— Брат Кадфаэль, — сердечно промолвил Хью, — я тебя очень люблю. И ты прекрасно знаешь, что на моем месте сам поступил бы точно так же.

— Ничего подобного! А если даже и так, то вовсе не потому, что одного старого дурака, видишь ли, осенило. А если бы я ошибся?

— Но ведь ты не ошибся! Он и есть убийца — и убийца вдвойне, ибо обрек на смерть ее малодушного брата столь же подло, как прикончил Николаса Фэнтри. Об одном тебя прошу: ни слова Элин, пока все не кончится — так или иначе.

— Буду молчать, если только она не заговорит первой. Ты что, думаешь, эта новость еще не разнеслась по всему городу?