Покаяние брата Кадфаэля - Питерс Эллис - Страница 41

Глава двенадцатая

Как и следовало ожидать, посланцы императрицы появились на рассвете, и возглавил их не кто иной, как сам Фицгилберт. Они выехали из леса и двинулись вперед по мощеной дорожке, намеренно держась на виду. Первым ехал герольд с белым флагом в руках, а за ним сам Фицгилберт в сопровождении троих рыцарей. Они не были облачены в доспехи и не имели при себе оружия в знак того, что направляются на переговоры и никаких враждебных действий предпринимать не намерены, чего ждут и от защитников замка. Филипп, уже пробудившийся после недолгого сна, вышел навстречу и дожидался их на гребне стены над воротами, между двумя башнями.

Кадфаэль прислушивался к разговору со внутреннего двора. В замке все стихло, но это спокойствие напоминало затишье перед бурей. Воины молча застыли на стенах, напряженно вслушиваясь и едва не дрожа, но не от страха, а от возбуждения, не раз испытанного ими перед боем и ставшего чуть ли не желанным.

— Фицроберт, — воззвал церемониймейстер, остановившись в нескольких ярдах от закрытых ворот, чтобы лучше видеть человека, к которому обращался, — открой ворота и прими посла ее милости императрицы.

— Говори, что тебе велено, оттуда, где стоишь, — отозвался Филипп, — я слышу тебя превосходно.

— В таком случае, — решительно заявил Фицгилберт, — знай, что твой замок взят в прочное кольцо. Никто не сможет прорваться тебе на помощь, и ни один из твоих людей не выйдет наружу без дозволения ее милоста. И не заблуждайся: тебе не под силу отразить приступ, на который мы можем пойти и пойдем, если ты станешь упрямиться.

— Если ты хочешь что-то мне предложить, — невозмутимо отозвался Филипп, то изволь, но не трать время попусту. Если тебе больше нечем заняться, то у меня дел по горло.

Фицгилберт слишком поднаторел в такого рода переговорах, чтобы его мог смутить или обескуражить тон противника.

— Хорошо, — сказал он, — буду краток. Императрица, твоя государыня, требует, чтобы ты немедленно сдал замок. В противном случае он будет взят штурмом. Сдай его в целости или пади вместе с ним.

— А на каких условиях? — осведомился Филипп. — Назови ваши условия.

— Безо всяких условий. Ты должен сдать замок, а сам со всем своим гарнизоном положиться на милосердие ее милости.

— Я слишком хорошо знаю ее милость, чтобы доверить ее милосердию даже собаку, которая хоть раз тявкнула на эту особу. Разумные условия я, возможно, и обдумал бы, но даже в таком случае, Фицгилберт, мне потребовались бы еще и твои гарантии. Только на ее слово я положиться не могу.

— Торговаться мы не будем, — решительно заявил Фицгилберт. — Сдавайся, или ты дорого заплатишь.

— Передай императрице, что ей самой, возможно, придется уплатить высокую цену. Нас дешево не купишь.

Фицгилберт пожал плечами и направил коня вниз по склону.

— Потом не говори, что тебя не предупреждали, — бросил он через плечо, и весь его отряд — герольд впереди и рыцари сзади — легким галопом поскакал к деревьям. Ждать осажденным пришлось недолго. Штурм начался с града стрел, летевших из-за всех укрытий, какие только были вокруг замка. Пущенная рукой умелого лучника стрела достигала стен с самой опушки, и всякий, кто неосмотрительно высовывался из-за зубцов, превращался в мишень. Кадфаэлю, который находился на юго-западной, ближайшей к деревне башне, было ясно, что нападающие не скупятся на стрелы, отчасти желая запугать осажденных, отчасти же оттого, что остаться без стрел не боялись — их им могли доставить сколько угодно. Защитники относились к стрелам гораздо более бережно, потому как брать новые им было неоткуда, и стреляли только наверняка, когда кто-нибудь из нападавших неосторожно высовывался из укрытия. Метательные машины тоже пока бездействовали — их приберегали до того времени, когда противник пойдет на приступ. Метательный снаряд, пущенный из катапульты или баллисты в толпу, наверняка найдет себе жертву, тогда как в одного человека попасть из нее почти невозможно. Четыре катапульты, похожие на огромные арбалеты, установили на юго-западной стороне, откуда скорее всего приходилось ждать атаки, а еще по одной расположили на востоке и западе. Баллист, предназначенных для метания камней, в замке было только две, и для них не было подходящей мишени — разве что Фицгилберт сдуру начнет массированную атаку. Обычно камнеметы применяли осаждающие, но они пригодились бы и осажденным, ибо тяжелые камни могли, попав в гущу идущих на приступ людей, нанести немалый урон. Первое время стрельба велась беспорядочно и бестолково, и лишь один или двое стрелков императрицы ухитрились попасть в цель, когда один или другой неосторожный юнец неосмотрительно высовывался в бойницу. Впрочем, и стрелы защитников замка наверняка не всегда пропадали даром, и за опушкой леса тоже пролилась кровь. Но это была только пристрелка — нападавшие примеривались и собирались с силами.

Но вот о стену чуть ниже галереи ударился тяжелый камень. Он отскочил, не причинив особого вреда, но все же отбив часть кладки. Следом полетели и другие. Осадные машины из-под прикрытия деревьев начали свою разрушительную работу. Один за другим тяжелые камни ударяли в подножие стены. Нападавшие целили в то самое место, где Ив обнаружил свежую кладку, и их выстрелы с каждым разом становились все точнее.

«Ага, — смекнул Кадфаэль, — этак они будут долбить в одно место весь день, и коли не проломят стенку камнями, так ночью попытаются подвезти таран, а тогда уж пролома не миновать».

Тем временем осаждавшие потеряли одного из обслуживавших машины механиков, который по глупости и в запале показался на виду. Кадфаэль видел, как бедолагу утащили обратно за деревья. Монах окинул взглядом местность возле селения Гринемстед, пытаясь приметить движение между деревьев или укрытую в лесу осадную машину. Впрочем, в этом бою он не должен был принимать участия. Ничто не связывало его ни с осаждавшими, ни с осажденными, но и те и другие были людьми, а значит, могли страдать и истекать кровью. И если он и мог оправдать свое пребывание здесь, то лишь одним способом — применить свои умения для облегчения участи раненых. Он решил спуститься вниз, но даже пока пробирался под обстрелом по стене, как опытный воин, перебегая от зубца к зубцу, не мог не отметить и не одобрить разумной распорядительности Филиппа, организовавшего оборону наилучшим образом.

Внизу, в зале, капеллан и пожилой управляющий уже хлопотали возле раненых. Тяжелых увечий пока не было. Лишь пара человек, неосмотрительно высунувшись из-за зубцов, пострадали от стрел. Остальные получили царапины и ушибы от осколков камня — стену осаждавшие долбили нещадно. Но монах знал, что самое худшее еще впереди. Он присоединился к капеллану и управляющему и занялся ранеными, искренне полагая, что в ближайшие часы работы ему много не прибавится. Однако еще до полудня стало ясно, что Фицгилберт получил приказ не тратить попусту время и покончить с сопротивлением осажденных как можно скорее. Теперь все силы были брошены на штурм.

Сначала осаждавшие атаковали ворота, попытавшись прорваться к ним под прикрытием своих непрерывно метавших камни баллист, но установленные на стене катапульты выбили в рядах наступающих такие бреши, что те отхлынули, унося с собой раненых. Однако, чтобы отбить нападение у ворот, Филиппу пришлось перебросить туда часть сил с главного, наиболее опасного направления, чем не преминул воспользоваться Фицгилберт. Его воины выкатили из-под прикрытия деревьев самую тяжелую и мощную баллисту и принялись метать в осажденных огромные валуны и клети с железным ломом. На сей раз они метили не в основание стены, а выше, стараясь разрушить или хотя бы существенно повредить более уязвимую, чем каменная кладка, деревянную галерею. Даже внутри Кадфаэль чувствовал, как сотрясаются стены и как дрожит воздух при каждом ударе, словно во время грозы. Он подумал, что, если осаждающие подведут машины еще ближе и начнут перебрасывать камни через стены, Филиппу, скорее всего, придется отступить со своими воинами в прочную, как скала, главную башню и туда же перенести всех своих раненых.