Роковой обет - Питерс Эллис - Страница 39

Кошелек, который был не слишком толст и тогда, когда суму осматривал приор Роберт, теперь оказался плоским и совершенно пустым. Кадфаэль заметил молитвенник в потертом кожаном переплете, завернутый в складки полотняной рубахи, и, когда взял его, чтобы рассмотреть, рубаха упала на пол. Монах между тем раскрыл книгу, и в глаза ему бросилась сделанная явно рукой писца или клирика аккуратная надпись. Выцветшими от времени чернилами на пергаменте было выведено имя владелицы — Джулиана Боссар. А ниже более светлыми чернилами, но не столь четким почерком была сделана приписка: «Книга сия дарована мне, Люку Меверелю на Рождество, в лето Господне 1140. Да не оставит нас Господь милостью своею».

— И я беспрестанно молюсь о том же, — промолвил Кадфаэль. Наклонившись, он поднял упавшую рубаху и поднес ее к свету. Сшитая из неотбеленного льняного полотна, она первоначально имела коричневатый окрас, но после многократной стирки выцвела и поблекла. На левом плече и левой стороне груди виднелись расплывчатые очертания тщательно застиранного пятна. Монах расстелил рубаху на столе и пригляделся. Ошибки не было: рубаху выстирали на совесть, но слева на груди и верхней части рукава сохранились едва заметные разводы. По ним можно было догадаться, чем испачкана рубаха.

Хотя в отличие от Кадфаэля Радульфус в молодости не имел обыкновения пускаться в рискованные предприятия, он обладал достаточным жизненным опытом, чтобы понять, что у него перед глазами. Осмотрев рубаху, аббат спокойно произнес:

— Это следы крови.

— Истинно так, — подтвердил Кадфаэль, сворачивая рубаху.

— А кроме того, хозяин этой сумы, кто бы он ни был, явился к нам из владений Джулианы Боссар, — промолвил аббат, сосредоточенно глядя в лицо Кадфаэлю. — Брат, неужто мы привечали под нашим кровом убийцу?

— Боюсь, что да, — ответил Кадфаэль, собирая обратно в суму разбросанные по столу вещи — немые свидетельства жизни человека, по всей видимости, окончательно расставшегося с надеждой на будущее, — но я надеюсь, что мы успеем предотвратить другое убийство, если ты позволишь мне ехать.

— Отправляйся на конюшню и выбери лучшую лошадь, — сказал Радульфус. — Поспеши, а я велю известить обо всем Хью Берингара. Думаю, он поскачет следом за тобой, причем не один.

Глава 13

Проскакав несколько миль по дороге к Освестри, Оливье попридержал коня, приметив у обочины шустрого парнишку, со смышлеными глазами, пасшего коз на сочном придорожном лугу. Мальчуган, перегонявший свое маленькое стадо, поднял глаза на незнакомого всадника и непринужденно, без робости и подобострастия поприветствовал его. Парнишка был наполовину валлийцем, а от такого не дождешься раболепных поклонов. Всадник и пастух — оба стройные, гибкие, со смелыми, открытыми лицами — обменялись доброжелательными улыбками.

— Бог в помощь, паренек, — промолвил Оливье. — Скажи-ка, давно ли ты пасешь своих коз здесь у дороги? Не видел ли, случаем, двух путников пеших, примерно моего возраста? Один из них босой.

— Бог в помощь и вам, господин, — отозвался мальчуган. — Я пригнал свое стадо на эту поляну еще до полудня и с тех пор отсюда не отлучался, потому как обед прихватил с собой. Но такие путники по дороге не проходили — уж я-то всех примечал и почитай со всяким прохожим перекинулся хоть словечком.

— Выходит, что я зря тороплюсь, — сказал Оливье, отпуская поводья. Конь его тут же принялся щипать зеленую придорожную травку. — Шагая пешком по этой дороге, они не могли настолько меня опередить. Послушай, приятель, ежели они, допустим, двинулись прямиком в Уэльс, смогу я перехватить их по пути, пустившись на запад в объезд города? Они вышли из Шрусбери раньше меня, а мне непременно надо передать им весточку.

Пастушок, компанию которому в течение дня составляли одни лишь козы, был рад возможности скрасить разговором однообразие дня. Он почесал в затылке, прикидывая, какой путь лучше выбрать, а потом подробно растолковал Оливье, как следует ехать.

— Пожалуй, сейчас вам стоит повернуть обратно. Примерно через милю или чуть больше будет Монфордский мост, а прямо за ним тропка. Езжайте по ней, а когда увидите проселочную дорогу — она немощеная, но хорошо укатанная, потому как ею часто пользуются, — сворачивайте на нее. Дорога эта забирает на запад, вот ее и держитесь, а как доедете до развилки, пускайтесь по той тропе, что опять же ведет на запад. Эдак вы в конце концов обогнете Шрусбери и окажетесь милях в четырех за городом, у самой опушки Долгого Леса. Ежели двигаться прямиком в Уэльс, этих мест не миновать, так что вы еще можете нагнать тех, кого ищете. Желаю вам удачи.

— Благодарю тебя за совет и доброе пожелание, — промолвил Оливье.

В этот момент мальчуган протянул руку — вовсе не за подаянием, а чтобы любовно погладить коня по холке, — и Оливье сунул ему в ладошку монету.

— Да пребудет с тобой Господь, — сказал он на прощание и тронул коня.

— И с вами, добрый господин, — крикнул мальчик вдогонку и проводил всадника взглядом, пока тот не скрылся за поворотом и не пропал из виду.

Козы тем временем теснее сбились вокруг паренька. Близился вечер, и животные чувствовали, что пришло время возвращаться в загон. Мальчуган добродушно присвистнул, взмахнул хворостиной и неторопливо погнал коз к тянувшейся через поле тропе, ведущей домой.

Уже во второй раз за этот день Оливье подъехал к мосту через Северн. На одном берегу реки, обрывистом и высоком, густо росли деревья, а на другом, низком и ровном, раскинулись луга и поля. По лугам между разбросанными тут и там купами деревьев вилась тропа. Она клонилась скорее к югу, чем к западу, но, так или иначе, примерно через милю вывела Оливье к укатанной дороге. Выехав на дорогу, он, следуя полученным указаниям, поехал на запад, а когда добрался до развилки, выбрал ту тропу, которая опять же уводила вслед заходящему солнцу. По ней Оливье и поехал, пересекая узкие извилистые тропки, минуя рощицы, пустоши и изредка встречая поля и фермы. Он ехал настороженно, прислушиваясь к каждому подозрительному звуку и присматриваясь к каждой, даже почти неприметной тропинке, ведущей в сторону Уэльса. Всякий раз, когда по пути попадалась делянка или ферма, молодой человек расспрашивал поселян о двух путниках. Но людей с такими приметами никто не видел, и Оливье воспрял духом. Они вышли из аббатства на несколько часов раньше него, но, судя по всему, не успели далеко уйти и, вероятно, сейчас находились ближе к городу, чем он. Ведь один из них бос, и им, наверное, приходится делать частые привалы. Но если даже он упустил их — ничего страшного. Следуя этим путем, он выберется на ту самую дорогу, по которой в первый раз въехал в Шрусбери с юго-востока, и вернется в город, в гостеприимный дом Хью Берингара. В худшем случае он просто совершит небольшую прогулку чудным летним вечером. Что в этом дурного?

Брат Кадфаэль, не тратя времени даром, натянул сапоги, подоткнул рясу и, выбрав в монастырской конюшне лучшую лошадь, поспешно взнуздал и оседлал ее. Нечасто выпадал ему случай прокатиться верхом, но сейчас монаху некогда было радоваться полузабытому удовольствию, приходилось поторапливаться. Собираясь в путь, он отправил с аббатским посыльным, который сейчас уже наверняка переходил мост, направляясь в город, послание Берингару. Монах знал, что Хью не станет задавать лишних вопросов, как не стал задавать их аббат, поняв, что дело серьезное и не терпит проволочек. В послании говорилось, что Сиаран направился к валлийской границе кратчайшим путем, но скорее всего попытается избегать людных дорог и слишком открытой местности. Монах высказал предположение, что беглец может уклониться немного к югу и выйти на старую римскую дорогу, заросшую и заброшенную, но ровную и выводящую прямо к границе севернее Кауса.

По правде говоря, это было не более чем догадкой. Сиаран не местный и может вовсе не знать здешних дорог, хотя, с другой стороны, если у него родня в Уэльсе, он, скорее всего кое-что слышал о приграничных землях. И главное, он провел три дня в обители, и ежели все это время тщательно планировал побег, то наверняка под благовидным предлогом выведал у братьев и гостей все, что ему было нужно. Так или иначе, время поджимало, и Кадфаэль выбрал путь почти наугад, полагаясь на удачу.