Роза в уплату - Питерс Эллис - Страница 25

— Она никогда этого не сделает, она не хочет второй раз выходить замуж. Нет, так она не поступит. Ну а если злодей возьмет ее силой, что вполне возможно, то, как только она освободится — а ему придется отпустить ее! — она исполнит то, о чем думала уже давно, — уйдет в монастырь. А до уплаты ренты только два дня! — заметила Агата. — Что будет, если Джудит не найдут?

— Тогда сделка будет считаться расторгнутой и будет время подумать и придумать что-нибудь получше, но это может сделать только Джудит. Пока ее не нашли, предпринять ничего нельзя. Вот я и беспокоюсь. Завтра я снова отправлюсь ее искать, — поклялся Майлс, качая головой, словно оплакивая неудачу, постигшую шерифа и его людей.

— Но куда? Осталось ли такое место, где не искали?

Действительно, трудный вопрос — вопрос, на который нет ответа.

В эту-то атмосферу ожидания и тревоги и попал Бертред, когда в сумерках бочком пробрался в дом, из осторожности стараясь сохранить на лице хмурое выражение, и все же у него был такой елейный вид, а глаза так весело блестели, что Майлс вопреки своему спокойному и ровному характеру разговаривал с ним крайне грубо, а когда Бертред благоразумно поспешил скрыться в кухне, проводил его долгим возмущенным взглядом. В теплые летние вечера на воздухе дышалось гораздо легче, чем в полутемном дымном помещении, где к тому же было жарко от очага, даже если огонь на ночь забрасывали торфом или выгребали угли до утра. Поэтому остальные домочадцы отправились по своим делам, и только мать Бертреда Элисон, которая готовила еду и для семьи хозяйки, и для работников, ждала своего загулявшегося сына. Она проявляла некоторое нетерпение, но все же продолжала держать на огне горшок с пищей.

— Где ты был? — поинтересовалась она, поворачиваясь с поварешкой в руке к Бертреду, когда он переступил порог и направился к своему месту за большим дощатым столом.

На ходу сын небрежно поцеловал мать и погладил ее легонько по круглой румяной щеке. Элисон была полной приятной женщиной, лицо которой еще сохранило следы былой красоты, передавшейся и сыну.

— Хорош, нечего сказать! — проворчала она, со стуком ставя перед сыном деревянную миску. — Заставляешь столько ждать себя. И много ли дел ты сделал за день? Может, скажешь, что привел хозяйку домой и поэтому хорохоришься, как петух? Другие вот вернулись уже два часа назад. Где ты болтался?

В полутемной кухне трудно было разглядеть самодовольную усмешку Бертреда, но голос выдавал его приподнятое настроение. Он взял мать за руку и усадил на скамью рядом с собой.

— Не важно где и не спрашивай почему! Мне нужно было дождаться кое-чего, и подождать стоило. Матушка… — Бертред наклонился к Элисон, понизил голос и доверительно прошептал: — Ты бы хотела быть в этом доме не просто служанкой? Госпожой, почтенной вдовой! Погоди немного, я собираюсь разбогатеть и тебя сделаю богатой. Что ты на это скажешь?

— У тебя вечно великие планы, — ответила Элисон, на которую слова Бертреда не произвели особого впечатления, однако она слишком любила сына, чтобы смеяться над ним. — И как ты рассчитываешь это сделать?

— Сейчас я ничего не скажу, пока все не исполнится. Ни одна из тех ищеек, что рыскали по городу весь день, не знает того, что знаю я. Это все, что я скажу, больше ни слова, и только тебе. Да, вот еще. Матушка, сегодня, когда совсем стемнеет, мне снова нужно уйти. Не беспокойся, я знаю, что делаю, просто потерпи, и тебя ждет радость. Но пока молчи, никому ни слова.

Элисон слегка отодвинулась от сына, чтобы получше видеть его хитро улыбающееся лицо.

— Что ты затеял? Если нужно, я умею держать язык за зубами, как никто. Только не попади в беду! Если ты что-то знаешь, почему бы тебе не рассказать?

— И, выдав секрет, лишиться выгоды? Нет, матушка, предоставь это мне. Я знаю, что делаю. Завтра сама увидишь, а сегодня — ни слова. Обещай!

— Твой отец был такой же, — произнесла она и, вздохнув, улыбнулась. — Всегда полон великих планов. Ладно, если меня сегодня будет раздирать любопытство и мне суждено не спать, так уж и быть. Разве я когда-нибудь становилась у тебя на дороге? От меня никто ни слова не услышит, обещаю. — И вдруг добавила горячо, с тревогой, как будто предчувствуя беду: — Только будь осторожен! Ночью еще кто-нибудь может отправиться на опасное дело!

Бертред засмеялся, внезапно обнял мать и, насвистывая, вышел в сумрак двора.

Его кровать находилась в сарае, где стояли ткацкие станки, он спал там один, так что никто не проснулся и не услышал, когда примерно через час после полуночи Бертред встал, оделся и вышел из дома. Выскользнуть со двора в узкий проход, ведущий на улицу, не составило труда: особого риска, что его увидит кто-нибудь из домочадцев, не было. Бертред очень точно выбрал время: не слишком рано, чтобы все уже улеглись и спали, и не слишком поздно, иначе взойдет луна. А осуществить задуманное ему легче было в темноте. И действительно, когда Бертред пробирался от улицы Мэрдол к замку, в узких проулках между сгрудившимися домами и лавками было темно. Восточные городские ворота являлись частью оборонительных укреплений, на ночь их запирали и выставляли охрану. За последние несколько лет Шрусбери не подвергался угрозе нападения с востока. Лишь изредка покой в графстве нарушали набеги из Уэльса, с запада, но Хью Берингар по-прежнему требовал от своих людей бдительности. Однако калитками, выходившими к реке под самыми крепостными башнями, можно было пользоваться свободно. Только во время угрозы нападения калитки закрывались и запирались, а на стенах ставили часовых. Всадники, разносчики с тачками, возчики с телегами, едущие на рынок, — все они должны были ждать, когда на рассвете откроются ворота, а одинокий пешеход мог пройти в город в любое время.

Бертред находил дорогу в темноте так же легко, как днем, и шагал уверенно, ступая неслышно, как кошка. Пройдя в калитку и тихо закрыв за собой ее деревянную дверцу, он вышел на заросший травой и кустами склон холма над рекой. Под ногами у него тек Северн, в движущейся воде то и дело вспыхивали узкие светлые полоски. Звезд не было, по небу плыли небольшие тучки, но оно оставалось более светлым, чем вырисовывавшиеся на его фоне очертания строений и деревьев. К тому времени, как взойдет луна, а это будет не раньше, чем через час, небо, наверное, очистится. У Бертреда было время постоять минуту и обдумать свои действия. Надо было принять в расчет, что дул слабый ветерок, и не приближаться к мастиффу сторожа с наветренной стороны. Бертред поднял палец, предварительно послюнив его. Легкий устойчивый ветер дул с юго-запада, с верховьев реки. Из осторожности придется обогнуть весь замок и, сделав круг, подойти к складу с шерстью сзади.

Сегодня днем он хорошо осмотрел это строение. То же сделали и все другие — шериф со своими сержантами и горожане, помогавшие им в поисках. Но Бертред, в отличие от них, и раньше бывал в этом доме, когда приходил за шерстью для госпожи Перл. А кроме того, они не сидели на кухне у госпожи Перл в тот вечер, накануне ее исчезновения, и не слышали, когда Бранвен заявила о намерении хозяйки рано утром отправиться в аббатство, чтобы составить новый договор, по которому ее дар монастырю отныне не будет оговариваться никакими условиями. Поэтому только Бертред мог заметить, как сразу после этого Гуннар быстро допил свой эль, сунул в карман кости и поспешно удалился, хотя до этого казалось, что он собрался просидеть здесь целый вечер, так удобно он устроился. Гуннар был единственным, помимо Бертреда, человеком, знавшим о намерениях Джудит, и уйти он поторопился, несомненно, чтобы сообщить о них кому-то еще. Кому — старому Хинде или молодому, — не имело значения. Бертреду самому казалось странным, что он так долго не мог сообразить, что к чему. Его осенило только сегодня днем, когда он увидел окно в старую контору, плотно закрытое ставнями, запертое на засов снаружи и, очевидно, так же тщательно заделанное изнутри. Все стало ясно. И если потом он, укрывшись под деревьями, терпеливо ждал сумерек, чтобы увидеть, кто выскользнет из калитки в городской стене и куда он поспешит со своей плетеной из тростника корзинкой, то это было просто предосторожностью, желанием еще более укрепить свою уверенность.