Грязная любовь - Харт Меган - Страница 36

Я никогда не страдала излишней романтичностью. Факты и цифры всегда имели для меня больше смысла, чем цветы и фантазии. Я люблю сказки не потому, что верю, будто такое может быть на самом деле, а потому, что нереальность происходящих в них событий только доказывает мне, что я права, подвергая сомнению их достоверность. Принцесса, запертая в Хрустальной башне, ожидающая принца? Но что это за принцесса такая, которая только сидит и ждет, когда ее освободит какой-нибудь принц? Неумная и недалекая. Принцесса-бродяжка никогда не ждала, что ее освободит мужчина. Она все брала в свои руки.

Но пусть я и лишена романтизма, это не значит, что он не таит для меня привлекательности. Только то, что я не могу поверить в романтические бредни, не значит, что не хочу верить, и нереальное все-таки может стать реальным.

Я не знаю ответов на вопросы, почему Дэн, почему я хочу именно этого мужчину после долгого периода, когда ни один мужчина не вызывал у меня желания. Некоторые люди верят в судьбу или в карму. Кто-то верит в вожделение с первого взгляда. Есть и те, кто уверен, что во всем мире для каждого существует только одна-единственная настоящая любовь, которую мы узнаем сразу, как только встречаем.

Я верю в цифры и логику, в то, что можно доказать математически, в результаты, основанные на фактах, но не в судьбу. Я верю в то, что природа не терпит пустоты, а потому мы изначально пусты и только ждем, когда нас что-нибудь наполнит.

Я верю, что нас с Дэном влечет друг к другу так же, как притягиваются две звезды, оказавшиеся достаточно близко друг к другу, пока не сольются, образуя солнце. Я верю, что была пуста и ждала, когда меня чем-то наполнят, и этим чем-то стал Дэн. Но я также верю в то, что Дэн не единственный мужчина, который мог бы заполнить мою пустоту. При иных обстоятельствах и при иных условиях этим мужчиной мог стать кто-нибудь другой, но я рада, что им оказался именно Дэн. Он открыл мне глаза, но случилось это потому, что они уже были готовы распахнуться сами.

Я стояла под душем, пока не кончилась горячая вода и пока моя кожа не покрылась пупырышками. Мягкость халата и полотенца, которым я обернула волосы, только усилили ощущение того, что я нахожусь во сне. Я продолжала пребывать в этом убеждении и когда вытирала зеркало от пара и вглядывалась в свое отражение, пытаясь увидеть, как мое изменившееся внутреннее состояние сказалось на мне внешне.

Как и можно было ожидать, никакие внешние признаки этого не выдавали. Мои глаза не засияли новым светом, морщинки вокруг них не разгладились, губы не улыбались сами собой.

Обнаженная, я села на кровать, чтобы расчесать спутанные волосы. Монотонные движения меня расслабили, введя в состояние чуть ли не гипноза. Мои чувства обострились. Гладкость белья разобранной постели, теплый ночной воздух, врывающийся через открытые окна, свободное скольжение зубьев расчески по волосам – все это словно создало вокруг меня уютный кокон.

Я нанесла на кожу ароматизированный крем и натянула мягкую пижаму. Волосы свободно лежали на моих плечах и спине. Каждая мышца в теле расслабилась и отдыхала. Лежа на спине, я смотрела в потолок и впервые в жизни не считала на нем трещины. Я создавала из них мысленные образы – птица, женский профиль, часы.

Что-то во мне снова изменилось – то, для чего невозможно подобрать слов. Впервые за много лет у меня не возникло чувства того, словно я стою перед закрытой дверью, со страхом ожидая того момента, когда она откроется, – наступила пора перемен.

Хотя мое тело и мозг были довольны проистекающими внутри меня изменениями, следуя за новым направлением моих мыслей, но вот желудок выразил протест. Я вырвала себя из полулетаргического состояния и спустилась вниз, чтобы его задобрить, – с момента моего возвращения прошло несколько часов, и город уже спал.

Ставя замороженную еду в микроволновку, я услышала приглушенные крики сквозь кухонную стену, общую с соседями.

До того как приобрести дом, я была у миссис Осли, чья квартира являлась зеркальным отражением планировки моей собственной. Я остановила выбор на этом доме из-за лучшего состояния, в котором он находился, но помню ощущение возникшего у меня чувства дежа-вю, когда я вышла из одного дома и вошла в другой. Это чувство было слегка искажено – создавалось ощущение, что я проникла по другую сторону зеркала.

Запищала микроволновка. Голоса за стеной стали громче. Что-то грохнуло в стену, да так сильно, что висящая над моим кухонным столом картина закачалась. Через мгновение в окне, из которого был видна заплатка моей лужайки, мелькнула тень, и я подошла к окну.

Задняя дверь дома миссис Осли была широко распахнута, и на задний двор падал прямоугольный сноп света. Вдруг из двери что-то вылетело и приземлилось на траве. Следом на траве оказался Гевин.

– Я тебя предупреждала! – закричала с задней веранды миссис Осли. – Либо ты приводишь в порядок свое барахло, либо я выкидываю его к чертовой бабушке! Дэннис приедет через каких-то дохлых пятнадцать минут, и я не хочу, чтобы твое чертово барахло повсюду валялось в моем гребаном доме!

Меня сначала передернуло от ее лексики, и только потом я внезапно осознала, что олицетворяю собой презираемый мною типаж подглядывающего сквозь жалюзи соседа. Я отступила от окна, но продолжала видеть все, что происходит на улице. Продолжала слышать крики миссис Осли, а также глухие удары о траву вылетающих из ее дома предметов.

Я не сразу поняла, что это были книги.

Эта сука выкидывала книги! Одна из них попала Гевину в плечо и, шелестя страницами, упала в траву. Он нагнулся, чтобы поднять ее, хотя его руки уже были заняты другими книгами. Его лицо исказилось.

Миссис Осли выкинула еще одну, и тут до меня дошло, что она не просто кидается книгами, а старается попасть в Гевина. Очередной тяжелый снаряд в твердом переплете ударил его в бедро, и так сильно, что он пошатнулся и сделал шаг назад.

Говорят, что в состоянии аффекта люди способны поднимать машины и вбегать в горящие здания. Должно быть, мое состояние было близко к этому, так как я, не думая, выскочила из задней двери своего дома во дворик.

Наши носовые платочки-лужайки разделены решетчатой оградой высотой по пояс. Это я установила ее, оберегая свою личную жизнь, как только въехала в дом. Это уберегало меня от вторжений соседей на мою территорию, хотя сейчас ограда, наоборот, не позволяла мне ее покинуть.

– Гевин, ты в порядке? – спросила я.

Он вздрогнул, хотя должен был заметить, как я выбежала из кухни. Открыл рот, чтобы ответить, но его мать его опередила:

– Возвращайся в дом, Гевин.

Я перевела взгляд на нее. В луче света, вырывавшегося из ее дома, она казалась лишь силуэтом, но я по-прежнему видела в ее руке бокал. Видимо, даже раздражение, в котором она пребывала, швыряясь книгами, не могло заставить ее с ним расстаться.

Гевин снова нагнулся, чтобы поднять книги.

– Оставь их, – велела ему мать. – Живо в дом!

– Какие-то проблемы, миссис Осли? – спросила я. Мой голос прозвучал холоднее, чем я хотела, являя собой контраст с ее горячностью.

– Нет, мисс Каванаг, – выплюнула она слова, словно какую-то гадость. – Почему бы вам не вернуться к себе и не заняться своими делами?

– Гевин, ты в порядке? – спокойно повторила я свой вопрос.

Он кивнул и двинулся к дому. Остановился, чтобы поднять раскрывшуюся книгу, угодившую прямо в лужу, оставшуюся после полуденного дождя. Обложка и корешок книжки пострадали от удара и воды, и несколько листов выпали, когда он ее поднял. На уцелевших листах проступили грязные разводы.

Это был мой «Маленький принц». Книга, подаренная мне в детстве нашей соседкой миссис Купер. Гевин передал ее мне через ограду, избегая встречаться со мной взглядом.

– Извините, – пробормотал он.

Я молча взяла книгу. У меня не было слов. Также молча я смотрела, как он бредет к задней двери. Его мать посторонилась, впуская его внутрь. Затем она ушла, хлопнув дверью.