Неподобающая Мара Дайер - Ходкин Мишель - Страница 35

Пора было сменить тему разговора.

— Итак, почему у твоей мамы нет английского акцента?

— У нее нет английского акцента потому, что она американка.

— О бог мой, в самом деле? — насмешливо спросила я.

Глядя на профиль Ноя, я увидела его улыбку.

Он помолчал, прежде чем продолжить:

— Она из Массачусетса. И вообще-то она мне не биологическая мать.

Он искоса посмотрел на меня, оценивая мою реакцию. Я сохранила спокойное выражение лица. Немногое я знала о Ное, если не считать слухов о его внеучебной деятельности, но теперь поняла, что мне хотелось бы узнать больше. Когда он за мной заехал этим утром, я понятия не имела, чего ожидать, и до настоящей минуты все еще оставалась в неведении. Но больше мне не думалось, что имеет место некий гнусный заговор, и я начала испытывать любопытство.

— Мама умерла, когда мне было пять, а Кэти — четыре.

Это откровение вышибло мысли у меня из головы. И заставило почувствовать себя идиоткой, ведь я выбрала не одну, а целых две неприятные темы для беседы.

— Мне жаль, — запинаясь, сказала я.

— Спасибо, — ответил Ной, глядя на дорогу перед нами. — Это было давно, я почти не помню ее, — продолжал он, но поза его стала напряженной.

Минуту он молчал, а я гадала, не стоит ли мне что-нибудь сказать. Но потом вспомнила, как все говорили мне, как им жаль, что Рэчел умерла, и как мне не хотелось этого слышать. Тут было просто нечего сказать.

Ной удивил меня, продолжив:

— Перед смертью мамы она, папа и Рут, — он мотнул головой в сторону дома, — были очень близки. Рут училась в школе в Англии, там они и познакомились, и остались друзьями в Кембридже, учиняя хаос и организуя акции протеста.

Я приподняла брови.

— Рут рассказала мне, что моя мама была самой большой… энтузиасткой. Приковывала себя к деревьям, врывалась в университетские научные департаменты, освобождала лабораторных животных — и все такое прочее.

Ной сунул в рот сигарету.

— Они втроем наслаждались, занимаясь всем этим, — непостижимо, зная моего отца, — и каким-то образом он убедил маму выйти за него замуж.

Пока Ной говорил, сигарета болталась в его губах, притягивая мой взгляд, как магнит.

— Они тогда еще учились в университете. Некий крайний акт восстания или что-то в этом роде.

Ной зажег сигарету, открыл окно и затянулся. Он так и не снял темных очков, и лицо его было совершенно бесстрастным.

— Мои бабушка с дедушкой были от этого не в восторге. Они старая финансовая аристократия, им с самого начала не очень нравилась моя мать, и они считали, что отец загробил свое перспективное будущее. Et cetera, et cetera.[53] Но отец с матерью все равно поженились. Моя мачеха переехала в Штаты, чтобы учиться на ветеринара, а мои родители некоторое время вели богемную жизнь. Когда у них появились дети, дедушка с бабушкой были счастливы. Мы с Кэти появились с таким небольшим интервалом, что, думаю, старики надеялись, что мама возьмет декретный отпуск от неповиновения обществу.

Ной стряхнул сигаретный пепел на шоссе.

— Но мама вообще не сбавила темпа. Она просто брала нас с собой, куда бы ни отправлялась. Пока не погибла. Ее ударили ножом.

Господи.

— На акции протеста.

Иисусе.

— В тот день она заставила отца остаться дома, чтобы присмотреть за Кэти, но я был с мамой. Всего за несколько дней до этого мне исполнилось пять, но я не помню, как все произошло. Во всяком случае, мало помню. Отец даже не упоминает ее имени. И теряет самообладание, когда его произносит кто-то другой, — без интонаций выговорил Ной.

Я лишилась дара речи. Мама Ноя умерла — была убита, — и он был там, когда это случилось.

Ной выдохнул дым через нос, и тот окутал его облаком, прежде чем вылететь в окно. День был роскошным, небо — голубым и безоблачным. Но, по мне, снаружи с тем же успехом мог бушевать ураган. Ной в мгновение ока стал для меня другим. Меня полностью захватил его рассказ.

— Рут вернулась в Англию, когда услышала, что сталось с мамой. Давным-давно она рассказала мне, что после смерти матери отец мой никуда не годился. Он не мог заботиться о нас, не мог заботиться о себе. То была просто беда… До того, конечно, как он продал душу акционерам. И Рут осталась здесь, и они поженились, хотя он ее не заслуживал и вообще стал другим человеком. И вот пожалуйста, мы все одна большая счастливая семья.

Выражения глаз Ноя за солнечными очками нельзя было разглядеть, но мне очень хотелось. Кто-нибудь в школе знал о его матери? О нем самом?

А потом мне в голову пришло, что Ной не знал о том, что случилось со мной. Я посмотрела на свои колени, теребя нитки на порванных джинсах. Если бы сейчас я ему рассказала, это выглядело бы так, будто я сравниваю наши трагедии… Будто считаю, что потеря лучшей подруги сравнима с потерей матери, а я так не считала. Но если я ничего не скажу, что он подумает?

— Я просто… — начала я. — Я даже не…

— Спасибо, — холодно перебил Ной. — Все в порядке.

— Нет, не в порядке.

— Не в порядке, — четко отозвался он.

Ной поднял солнечные очки, но лицо его все еще было сдержанным.

— Но в том, что отец продался корпоративу, есть свои плюсы.

Он говорил развязно, поэтому я ответила в тон:

— Например, получить машину на шестнадцатый день рождения?

Ухмылка Ноя была полна озорства:

— У Кэти «Мазерати».

Я заморгала.

— Неправда!

— Правда. Но она еще недостаточно взрослая, чтобы по закону иметь водительские права.

Я приподняла брови.

— А твоя машина? Это твой знак подросткового бунта, что ли?

Уголок рта Ноя приподнялся в легкой улыбке:

— Печально, правда?

Он говорил легкомысленным тоном, но в выражении его лица было нечто затравленное. Он сдвинул брови, и мне так хотелось протянуть руку и разгладить их.

— Сомневаюсь, — вместо этого сказала я. — Думаю, это храбрый поступок. Имея такие деньги, ты мог бы столько всего купить. Не воспринять это как должное — высокоморально.

Ной изобразил ужас:

— Ты только что назвала меня высокоморальным?

— Так и есть.

— Как же мало она знает, — сказал Ной и потянулся, чтобы прибавить громкость на айподе.

— «Дес кэб»? — спросила я. — Неужто?

— Ты как будто удивлена.

— Я бы никогда не подумала, что ты слушаешь такое.

— Это единственная из современных групп, которая мне действительно нравится.

— Я собираюсь расширить твой музыкальный кругозор, — сказала я.

— Для угроз еще рановато, — ответил Ной, свернув на оживленную узкую дорогу.

Тут было полно людей, выбравшихся из домов, чтобы насладиться погодой. Ной припарковался на улице, как раз когда песня закончилась, и я позволила ему открыть для меня дверцу. Я уже начала к этому привыкать.

Мы миновали небольшой сквер, в котором несколько стариков играли в домино. На одной стене была нарисована большая красочная фреска; игровые столы укрывались под полосатыми тентами. Я еще никогда ничего подобного не видела.

— Это ничего не значит, видишь ли, — внезапно сказал Ной.

— Что не значит?

— Деньги.

Я огляделась по сторонам, взглянув на фасады магазинов (по большей части обшарпанные), на автомобили, припаркованные на улице. Машина Ноя, наверное, была тут не из самых новых.

— Думаю, твоя перспектива искажена, потому что у тебя и в самом деле есть деньги.

Ной остановился и уставился перед собой.

— Это откупные, — сказал он с оттенком раздражения. — Чтобы отцу не приходилось проводить с нами время.

Но потом заговорил более легкомысленным тоном:

— Даже если бы он мне ничего не давал, есть трест, куда я вступлю, когда мне исполнится восемнадцать.

— Мило. И когда это будет?

Ной снова зашагал вперед.

— Двадцать первого декабря.

— Я пропустила твой день рождения.

Почему-то из-за этого мне стало грустно.

— Пропустила.

— И что ты думаешь делать с этими деньгами?

53

И так далее, и так далее (лат.).