Неподобающая Мара Дайер - Ходкин Мишель - Страница 65

— Нам надо идти, — сказала я, желая, чтобы нам не надо было идти, — прежде чем моя мама найдет тебя здесь.

Ной перевернулся и навис надо мной, опираясь на локти, не прикасаясь — одну секунду, две, три. У меня часто застучало сердце. Ной улыбнулся, а потом выскользнул из кровати и из комнаты.

Мы встретились на кухне, как только я оделась, причесалась и придала себе в целом презентабельный вид. Зажатый между Даниэлем и Джозефом, Ной ухмыльнулся мне поверх чашки кофе.

— Мара!

Мама широко раскрыла глаза, увидев меня на кухне, причем полностью одетой. Но она быстро взяла себя в руки.

— Тебе что-нибудь дать?

Ной украдкой кивнул мне.

— Э-э, конечно, — ответила я. — Как насчет… — Я осмотрела кухонный стол. — Как насчет бейгла?

Мама улыбнулась, взяла с тарелки один и сунула в тостер. Я села за стол напротив трех мальчиков. Все, казалось, притворялись, что я не уединялась в комнате последние несколько дней, что со мной все в полном порядке.

— Итак, сегодня в школу? — спросила мама.

Ной кивнул.

— Думаю, я отвезу Мару, — обратился он к Даниэлю. — Если ты не против.

Я сдвинула брови, но Ной бросил на меня взгляд. Его рука нашла под столом мою. Я промолчала.

Даниэль встал и улыбнулся, потом пошел со своей тарелкой к раковине.

— Меня это очень даже устраивает. В таком случае я не опоздаю.

Я возвела глаза к потолку. Мама подтолкнула ко мне тарелку, и я тихо ела, сидя рядом с ней, Джозефом и Ноем, которые обсуждали, не пойти ли в зоопарк на выходных. Этим утром ясно чувствовалось, в каком они радужном настроении, и я ощутила, как в груди моей вздымаются любовь и вина. Любовь не требовала объяснений. Вина была за то, через что они из-за меня прошли. За то, через что они могли еще из-за меня пройти, если я не разрешу свою проблему. Но я отбросила эту мысль, поцеловала маму в щеку и подошла к передней двери.

— Готова? — спросил Ной.

Я кивнула, хотя готова не была.

— Куда мы на самом деле направляемся? — спросила я, как только Ной отъехал от дома.

Я прекрасно знала, что мы не можем ехать в школу. Там для меня было опасно. Потому что я была опасна, когда находилась рядом с другими людьми.

— Калле-Охо, 1821, — ответил Ной. — Ты же хотела вернуться в «Ботанику», так?

— Даниэль заметит, что нас нет в школе.

Ной пожал плечами.

— Я объясню, что тебе понадобился свободный день. Он ничего не скажет.

Я надеялась, что Ной прав.

Литтл-Гавана каким-то образом сделалась нашим излюбленным местом, но сегодня в ней не было ничего знакомого. Толпы людей волновались на улицах, размахивая флагами в такт барабанному бою музыки, которая ревела невесть откуда. В Калле-Охо перекрыли движение машин, поэтому нам пришлось идти пешком.

— Что это?

Ной был без солнечных очков. Он обозрел красочно разодетую толпу.

— Праздник, — ответил он. Я сердито уставилась на него. — Пошли, попытаемся пробиться.

Мы и вправду попытались, но продвигались медленно. Мы прокладывали себе зыбкий путь сквозь скопище народа; нас палило солнце.

Матери держали за руки детей с разрисованными личиками, мужчины, обращаясь друг к другу, перекрикивали музыку. Тротуары были заставлены столами, чтобы посетители могли и наблюдать за праздником, и в то же время есть. Группа парней прислонилась к стене табачного магазина, куря и смеясь, а парк домино был полон зрителей. Я осмотрела витрины в поисках странного ассортимента предметов, а окна — в поисках статуэток сантерии, но не увидела их.

— Стой! — окликнул Ной сквозь музыку.

Он был в четырех-пяти шагах позади меня.

— Что?

Я вернулась к нему и по пути в кого-то врезалась — очень сильно. В кого-то в темно-синей бейсболке. Я застыла.

Человек этот повернулся и посмотрел на меня из-под козырька.

— Пардон, — сказал он и зашагал прочь.

Я сделала глубокий вдох. Просто человек в кепке. Я чересчур нервничаю.

Я пробралась к Ною. Он снял очки, стоя лицом к фасаду магазина. Лицо его было лишено выражения, полностью бесстрастно.

— Посмотри на адрес.

Я обшарила взглядом написанные по шаблону номера над стеклянной дверью магазина игрушек.

— Тысяча восемьсот двадцать третий, — сказала я, потом сделала несколько шагов в другом направлении, к следующему магазину.

У меня перехватило горло, когда я прочитала адрес.

— Тысяча восемьсот девятнадцатый.

Где же 1821?

Лицо Ноя было каменным, но глаза его выдавали. Он был потрясен.

— Может, это на другой стороне улицы, — сказала я, не веря самой себе.

Ной не ответил. Глаза мои обшарили здание, изучая его. Я пробралась обратно к магазину игрушек и, прижавшись носом к затуманенному стеклу, заглянула внутрь. На полу кружком сидели большие игрушечные звери, марионетки застыли в танце в окне, собравшись вокруг куклы-чревовещателя. Я сделала шаг назад. Магазин был таким же узким, как «Ботаника», но, с другой стороны, по обе его стороны магазинчики имели схожий вид.

— Может, мы должны у кого-нибудь спросить, — сказала я, начиная отчаиваться.

Сердце мое сильно колотилось, пока я обшаривала глазами магазины в поисках кого-нибудь, кого можно было бы расспросить.

Ной стоял лицом к фасаду.

— Не думаю, что это что-то изменит, — глухо проговорил он. — Думаю, мы можем рассчитывать только на себя.

54

Пока мы шли по темной, окаймленной пальмами аллее к зоопарку, меня все стремительней охватывал ужас.

— Это плохая затея, — сказала я Ною.

Мы разговаривали об этом на обратном пути из Литтл-Гаваны, после того как я позвонила маме и сказала, что мы собираемся потусоваться после школы в доме Ноя — куда мы не поехали, — чтобы сменить обстановку. Поскольку не было никакой возможности выследить мистера Лукуми, если его и вправду так звали (а больше мы ни к кому не могли обратиться за помощью, если не хотели быть выданными), пришлось решать, что делать дальше. Конечно, главным образом речь шла обо мне; я должна была выяснить, что порождает мои реакции, если собиралась научиться хоть как-то контролировать их. Мы согласились, что так будет лучше всего, что это самый легкий способ поэкспериментировать. Но я все равно боялась.

— Просто доверься мне. Я буду поблизости.

— Гордое сердце разобьется о камни,[77] — сказала я с печальной улыбкой. А потом: — Повтори, почему мы не можем сначала проверить тебя?

— Я хочу посмотреть, смогу ли я тебя нейтрализовать. Думаю, это важно. Может, именно поэтому мы нашли друг друга, понимаешь?

— Не очень, — сказала я окну.

Мои волосы мокрыми прядями прилипли сзади к шее, и я закрутила их в пучок.

— Теперь ты споришь просто ради спора.

— И это говорит тот, у кого есть полезная… способность.

Было странно называть вещи вслух, говорить про то, что мы с ним могли делать. Неуместно. Слово «способность» вообще-то не до конца отражало суть.

— Думаю, ты способна на большее, Мара. Я действительно так думаю.

— Может быть, — сказала я, хотя сомневалась. — Но мне бы хотелось иметь твою способность.

— Мне бы тоже этого хотелось.

Потом после паузы Ной добавил:

— Целительство — для девчонок.

— Ты просто ужасен, — сказала я и покачала головой.

Противная ухмылка изогнула губы Ноя.

— Это не смешно, — сказала я, но все равно улыбнулась.

Я все еще тревожилась, но просто неслыханно, насколько лучше я чувствовала себя рядом с Ноем теперь, когда он обо всем знал. Как будто я могла с этим справиться. Как будто мы могли справиться с этим вместе.

Ной припарковался у бордюра зоопарка. Я не знала, как он ухитрился устроить, чтобы нас пустили после закрытия, и не спрашивала. На входе нас приветствовали скульптурные камни, нависающие над искусственным прудом. На воде тут и там спали пеликаны, спрятав головы под крылья. На другой стороне пруда, за пешеходной дорожкой, стояли кучками фламинго, бледно-розовые в свете дежурных галогеновых ламп. Птицы были молчаливыми часовыми, не сумевшими заметить и прокомментировать наше присутствие.

77

«Гордое сердце разобьется о камни» (pride goes before a fall) — Книга притчей Соломоновых, 16:18.