Сталинъюгенд - Кирпичников Алексей Феликсович - Страница 23

Сев в машину, Микоян погрузился в размышления. По большому счёту он и не ждал от Сталина другой реакции – Хозяин не проносил мимо рта промахи приближённых.

«Сегодня в моё досье ляжет страничка с информацией, которая в нужный день, станет хорошим довеском ко всему остальному, что Иосиф наковырял на меня за эти годы. Только вот когда наступит этот "нужный для Него день"»? – грустно подумал Анастас Микоян.

* * *

Оставшись один, Сталин соединился с Берией, подстерегавшим звонок в своём кремлёвском кабинете. Лаврентий Павлович прекрасно понимал причину, по которой Микоян выклянчал у Хозяина аудиенцию, и с нетерпением ожидал реакции последнего на челобитную хитрого армянина.

– Что у тебя есть по делу убийства Уманской? – спросил Верховный.

– Иосиф, НКГБ подготовило план следственных мероприятий. Я его просмотрел и считаю дельным. План уже находится среди материалов, которые завтра лягут к тебе на стол, но если хочешь, могу доставить его немедленно.

– Пожара нет. Передашь с другими бумагами. Пока я не посмотрю, вы ничего не предпринимайте, но информацию собирайте.

Закончив разговор, Сталин вызвал Поскрёбышева и распорядился проследить, как Меркулов станет вести следствие:

– Мы порекомендовали опираться на УПК. Если со стороны НКГБ будут нарушения, немедленно доложи. У тебя хватит возможностей получать полноценную и объективную информацию с площади Дзержинского по своим каналам? – заканчивая инструктаж, спросил Сталин.

– Непременно, Иосиф Виссарионыч. Всегда хватало, а чего ж теперь не должно хватить?!

– Хорошо. Готовь выезд на Ближнюю.

8

Измотанный и опустошённый тремя почти бессонными ночами Кирпичников ехал на дачу в Барвиху. Напряжение держало его в течение всего совещания в ГКО – ведь обстановку, связанную с выпуском артиллерийского, миномётного и стрелкового оружия для летней кампании, докладывали курируемые Кирпичниковым оборонные наркомы Устинов и Горемыкин. Ряд точных и конкретных вопросов, заданных Хозяином, дали понять, как хорошо Сталин знал ситуацию и какое огромное значение придавал бесперебойному, постоянно наращиваемому выпуску вооружений, включая и освоение новейших систем. Несколько раз он обращался за комментариями к Берии и к Кирпичникову. Семь потов сошло с Петра Ивановича, пока ему не стало ясно, что в целом Вождь удовлетворён.

«Конечно, устал чертовски, – подумал замчлена ГКО. – Но разве можно сравнить сегодняшнюю ситуацию с той, что была в начале войны?… Сейчас вся промышленность работает на полных оборотах. Производственные мощности уже значительно превосходят предвоенные. А сколько новых видов оружия освоено. Полным ходом идут поставки по «ленд?лизу», что тоже серьёзно помогает затыкать дыры. Естественно, спрос со стороны Лаврентия Павловича по?прежнему колоссален – он своими заданиями не дает расслабиться ни на минуту. И сам труд всё также занимает до 18 часов в сутки. Но характер работы по сравнению с первыми месяцами войны очень сильно изменился. Сегодня на мне уже в основном лишь контроль оборонных наркоматов. То ли дело в 41?м»…

И Кирпичников окунулся воспоминаниями в чудовищные по напряжению месяцы после начала войны.

* * *

Тогда, после шока первых дней безостановочного отступления, Сталин замкнул на себе руководство фронтом, с непривычки безуспешно пытаясь скоординировать действия вооружённых сил. Но он же неусыпно руководил и Государственным Комитетом Обороны. В ГКО Вождь поручил Берии, Микояну, Вознесенскому и Кагановичу осуществить эвакуацию всех жизненно важных производств в отдалённые районы страны с последующим разворачиванием и наращиванием их в местах эвакуации. Не хватало оружия и боеприпасов. Людьми, которым предстояло с этим оружием встать на пути немецких армий, Сталин располагал в достатке.

В этой четвёрке Микоян и Вознесенский определяли список заводов, подпадавших под эвакуацию, подбирали точки их дислокации на новых местах и рассчитывали потребное количество технических средств и рабочей силы; Каганович отвечал за бесперебойное обеспечение потребностей страны в транспорте, а Берия руководил строительством. Этим Сталин отдавал должное Лаврентию Павловичу как, наверное, единственному тогда человеку, способному достичь цели, не считаясь ни с какими затратами и, в первую очередь, с человеческими жизнями. К тому же Берия был полновластным хозяином ГУЛАГа и всей его колоссальной индустрии, а для строительства оборонки на Востоке как раз и требовались миллионы рук заключённых.

Эвакуировались многие тысячи предприятий, и не только выпускавшие броню, сталь, чугун, порох, горючее и прочие составляющие вооружений, – огромное количество мирной продукции было не менее необходимо фронту. Практически за Волгой предстояло вновь построить всю промышленность страны, до начала войны располагавшуюся в западных районах России и на Украине.

Получив от Хозяина столь высокие полномочия, оберчекист начал с создания работоспособного, облечённого огромной властью аппарата. Не желая оголять производственное руководство ГУЛАГа, он – с согласия Сталина и Совнаркома – забрал у Вознесенского трёх заместителей председателя Госплана: Николая Борисова, Петра Кирпичникова и Василия Кузнецова, сделав их своими замами по вопросам вооружений, и поручив курировать и контролировать по линии ГКО разные оборонные отрасли. Впрочем, от должностей зампредов Госплана, от кабинетов со своими подчинёнными в Доме Совета народных комиссаров в Охотном ряду, от кремлёвских зарплат, продуктовых пайков и привилегий их никто не «освобождал».

Кирпичников стал отвечать за производство всех видов стрелкового оружия и артиллерии. В его руках сосредоточилась огромная власть контролёра, превышавшая порой власть курируемых им наркомов. Новая работа начала быстро оказывать влияние на характер Петра Ивановича. Нельзя сказать, что от природы он был внешне мягок. Этому мешали, хотя и очень красивый, но начальственный голос и обычно немного хмурое выражение лица. Да и время было не для сентиментальных людей. Однако внутренняя доброта и внешне скрытая мягкость всегда до тех пор угадывались в нём проницательными людьми.

После того как на сорокалетние плечи Петра Ивановича легла немереная ответственность, вкупе с немереными же полномочиями и властью, он на глазах становился в высшей степени жёстким и требовательным руководителем, не спускавшим любому прямому или косвенному подчинённому никакой небрежности и, тем паче, – ошибок. А как надо работать, он показывал собственным примером.

Любое руководство, под чьим началом трудился Пётр Иванович, быстро его замечало и продвигало. Этому способствовал характер Кирпичникова – он был настоящим трудоголиком, готовым отдавать порученному делу все силы. Но ещё он принадлежал к породе людей, раз и навсегда признавших существующий порядок, а признав его, не рассуждал, хороший тот или нет – просто жил в его рамках, порой не считаясь с юношескими идеалами.

Если и появлялись у Петра Ивановича сомнения в правильности действий руководства, он выжигал их в себе калёным железом, и жизнь постоянно подтверждала его правоту – он неуклонно продвигался вверх по служебной лестнице. Боготворя порядок, он просто не мог не быть беззаветно преданным порученному делу, тем более во время войны, когда, забыв об отдыхе и житейских радостях, оставляя на сон четыре?шесть часов в сутки, отдавал всего себя работе. Поэтому и требовать с других не стеснялся.

А то, что за труды праведные ему отмерили с барского стола кабинеты в Кремле, на Лубянке и в Госплане: самолёт и два служебных автомобиля; кремлёвские и чекистские спецпайки, – воспринималось Петром Ивановичем как само собой разумеющееся. Таков ведь был «порядок». Не им установленный, но его устраивавший. Всю чудовищность этого порядка Кирпичников мог бы оценить, когда бы сам попал под размол. Но высшая сила его до тех пор уберегала.

* * *

За воспоминаниями заместитель члена ГКО не заметил, как подъехал к даче. Отпустив водителя, он быстрыми шагами направился к стоявшему в глубине дому. Несмотря на поздний час там горели окна – главу дома ждали. Вскоре он уже сидел за столом и накладывал на тарелку закуску. Сестра жены, Зелда, стояла в проёме двери из столовой в кухню в ожидании, когда Пётр Иванович попросит супа. Евгения Даниловна заняла место напротив мужа, придвинув к себе стакан чая. Нарушая привычный ритуал, она вдруг сказала сестре: