Аромагия (СИ) - Орлова Анна - Страница 61

— Как вы думаете, инспектор, кто из них пытался приворожить другого? — поинтересовалась я.

— Хм, — инспектор склонил голову к плечу, задумчиво ущипнул себя за мочку уха. — Пожалуй, она его.

— Почему вы так считаете? — уточнила я. Выходит, господин Сольбранд давно понял то, к чему я пришла только теперь.

— Да просто ведь все, голубушка! — инспектор пожал плечами и объяснил: — Он ведь добился, чего хотел. Почему убить надумал — понятно, но привораживать… Зачем?

— Вы правы, незачем, — согласилась я, потирая лоб. Действительно, логичнее, когда стареющая женщина пытается удержать любовь мужа. И почему я сначала подумала иначе?! — Вся эта история — нагромождение нелепостей!

— Что вы имеете в виду, голубушка? — инспектор заинтересованно подался вперед, не отводя от меня острого и холодного, будто сосулька, взгляда. — Вы уж не обессудьте, но доктор сказал, хозяйку отравили глазными каплями. И вправду, бутылка почти пустая, хотя аптекарь только позавчера прислал новую порцию. А подлить жене атропина Колльву ничего не стоило — он ведь сам варил какао.

— Но это ведь нелепо! — не сдержалась я, вскакивая, и снова принялась ходить из угла в угол. — Более непродуманного и дурацкого убийства невозможно придумать! Что ему стоило просто долить воды в бутылочку, чтобы не заметили недостачи лекарства? И вообще, добавлять яд в напиток, который он лично готовил — глупость несусветная!

— М-да, — проворчал инспектор. — В чем то вы правы, голубушка… Но мало ли дураков на свете? Может, он особо не задумывался — налил яду и надеялся, авось и так сойдет. Всякое бывает.

— Бывает, — согласилась я. — Однако господин Колльв не показался мне слабоумным. Я вполне допускаю, что он мог задумать убийство надоевшей жены, но не настолько же явно!

— Хм, — только и ответил инспектор, наблюдая за моими метаниями. — Вы уж извините, голубушка, только я должен его арестовать. Улики слишком явные, понимаете?

— Вот именно — слишком! — я присела, расправила юбку и призналась тихо: — Знаете, я начала подозревать, что кто-то намеренно отравил госпожу Бергрид, чтобы свалить вину на ее мужа. Согласитесь, его в этом доме очень не любят! К тому же симптомы совсем не похожи на отравление атропином. Не знаю, с какой стати доктор Ильин его вообще приплел. Видимо, в пику мне!

— Голубушка, — инспектор Сольбранд взял меня за руку и сказал проникновенно: — Вы ведь тоже можете ошибаться! Поймите, доктор сказал наверняка, что дело в глазных каплях. Взять их могла сама госпожа Бергрид, ее муж и горничная, все остальные в личные покои хозяйки так просто не зайдут. Понимаете?

— Понимаю, — согласилась я со вздохом. — Только все равно не сходится.

Он только пожал плечами. Пахло от него прохладной мятой — спокойствием. Если он и замечал неувязки в деле, то списывал их на странности человеческой натуры. Надо признать, у меня самой не было ничего, кроме смутного ощущения неправильности — словно диссонирующей ноты в духах. В таких случаях приходится долго подбирать компонент, который усмирил бы вот эту острую выступающую ноту и при этом не противоречил основному аромату…

— Голубушка, ехали бы вы домой, — посоветовал инспектор заботливо. Действительно заботливо — теплое золотисто-розовое благоухание ванили окутывало его покрывалом.

Я усмехнулась. Подразумевалось «и не злили мужа».

— Я так и не проверила, есть ли яд в какао, — произнесла я задумчиво. — Надеюсь, вы позволите мне это сделать?

Полиция, разумеется, проведет анализ напитка, вот только наверняка это поручат все тому же доктору Ильину. А что ему стоит солгать, что нашел в какао яд?

— Конечно, — инспектор пожал плечами. — Только не увлекайтесь, голубушка! В конце концов, вы же не леденец.

— Это точно, — согласилась я с улыбкой, на мгновение вообразив себя в виде сладкой конфеты. Пожалуй, я была бы кофейной карамелью, сладкой и тягучей, в сердцевине которой спрятала пряная горечь кардамона и черного перца. — Инспектор, пожалуйста, повремените немного с задержанием. Дайте мне всего час-два, прошу вас!

Он смотрел на меня, прищурив внимательные ярко-голубые глаза, словно взвешивал все «за» и «против».

— Хорошо, голубушка, — наконец сдался он. — Только вы уж постарайтесь побыстрее управиться, ладненько? Начальство-то меня по голове не погладит, если узнает, что я пошел у вас на поводу!

Я кивнула, соглашаясь. Посторонняя, к тому же женщина, которая мешается под ногами и суется в вопросы, которые ее вообще не касаются, — куда это годится? Лишь моя несомненная полезность до сих пор сдерживала праведный гнев полицейского начальства. Признаюсь, в этом немалая заслуга инспектора Сольбранда, который умел представить дело так, будто без меня изрядное количество дел вообще осталось бы не раскрыто.

— Постараюсь! — пообещала я, поднимаясь. — Надеюсь, у вас не будет из-за меня неприятностей?

— Ну что вы, голубушка! — укоризненно покачал он головой и усмехнулся, отчего у совсем молодых ярких глаз собралась сеточка морщин. — Идите уже, а мы с господином Исмиром пока кое-кого допросим.

Он заговорщицки мне подмигнул и я, улыбнувшись в ответ, поспешила уйти. Слуги провожали меня заинтересованными взглядами и навязчивым кунжутным ароматом — так пахнут «жареные» факты. Особый интерес вызывали мои распущенные волосы. Надо думать, сплетен обо мне после этого изрядно добавится…

— Петтер, будьте добры, отвезите меня к доктору Торольву, — попросила я, когда он помог мне усесться в автомобиль.

— Как прикажете, — согласился он и принялся будить своего железного зверя. Зверь недовольно поворчал, но, повинуясь рукам хозяина, медленно двинулся с места.

А ведь в последнее время Петтер проводит со мной не меньше времени, чем с Ингольвом! И уж точно не по своей инициативе… Хм, весьма любопытно. Что за этим стоит: уверенность мужа, что за мной нужно внимательно следить, или желание что-то провернуть тайком от собственного ординарца? Впрочем, глупости — что такого может делать Ингольв, чтобы опасаться посторонних глаз?

Я встряхнула головой, пытаясь избавиться от глупых мыслей (интересно, куда при этом деваются мысли — сыплются из ушей?) и тут же, выругавшись про себя, принялась поправлять волосы. Мои рыжие кудри, вырвавшись на свободу, всегда крайне неохотно возвращаются в оковы прически.

Мальчишка, пахнущий кофе и железом, посматривал на меня с любопытством, да так засмотрелся, что едва не въехал в столб. Я вскрикнула, однако водитель успел резко крутануть руль и увернуться от уже распахнутых объятий смерти.

— Петтер! — воскликнула я, схватившись за сердце. — Не знаю, о чем вы так задумались, но очень прошу больше так не делать!

— Как скажете, — согласился он, кажется, нисколько не испуганный. — Да вы не волнуйтесь, я давно этот столб видел.

— Да? — протянула я с сомнением. Сладковато-древесный терпкий аромат можжевельника подтверждал безмятежное спокойствие мальчишки. — Почему же сразу не отреагировали?

— Отвлекся, — честно признал он и, улыбнувшись краешком губ, пояснил: — Вспомнил одно прекрасное стихотворение.

— Стихотворение?! — повторила я и расхохоталась от души. — Петтер, вы невозможны!

— Ну, правда ведь! — он чуть нахмурил темные брови и нажал на клаксон, заставив подпрыгнуть какого-то зазевавшегося на перекрестке пешехода.

— И какие же строки вас настолько увлекли? — опрометчиво поинтересовалась я.

Он бросил на меня короткий взгляд и начал тихо:

— Наполни чашу до краев — я душу потопить готов, и колдовского зелья влей — забыть о женщинах скорей! — и, помолчав, закончил уже совсем иным тоном: — Но вам ведь это неинтересно.

От него потянуло острым запахом перца, отчего у меня немедленно зачесался нос. Я украдкой потерла свой главный рабочий орган и уставилась в окно, скрывая смущение. Эти строки любила бабушка, и я прекрасно помнила продолжение.

— Я когда-то тоже писала стихи, — сама не знаю зачем, призналась я, проводя пальцем по запотевшему стеклу. Задумчиво посмотрела на получившуюся руну иса — лед, бездействие, промедление. Один вид этого знака вызывал озноб. — Мой дед в юности был довольно известным эрилем, — объяснила я, перечеркивая ису косой чертой, и почувствовала, как заныло сердце. Наутиз — нужда, потребность — вот что у меня вышло. — Я унаследовала его способности.