Аромагия (СИ) - Орлова Анна - Страница 70

— О, какая интересная статья! — вырвал меня из задумчивости голос господина Бранда, исполненный такого воодушевления и едва скрываемой злобной радости — будто нечистоты, небрежно замаскированные веточками мяты, — что я невольно дернулась. — Вот, послушайте…

И с чувством зачитал:

«Дорогие читатели!

Не так давно я узнал, что даже в наш просвещенный век находятся люди, которые верят не в научные знания, а в так называемую силу трав. Вдумайтесь, корешки, выкопанные в полнолуние под левой пяткой повешенного, масло из козьих экскрементов и тому подобную мерзость нам продают под видом лекарств!

Из-за таких „медикаментов“ каждый год десятки и сотни наших сограждан рискуют не только здоровьем, но и самой жизнью! А шарлатаны, именующие себя аромагами (вдумайтесь только, они без зазрения совести называют себя магами!), наживаются на чужой беде.

Я, как честный гражданин, считаю своим долгом предостеречь вас. Берегитесь мошенников!

И куда смотрит ИСА, хотел бы я знать?

С уважением, ваш Знаток».

Господин Бранд, дочитав, с усмешкой взглянул на меня поверх газеты, и сохранение внешнего спокойствия потребовало от меня немалых усилий.

Журналист, подписывающий свои статьи «Знаток», появился в Ингойе совсем недавно, но уже успел прославиться. Его статьи — меткие, даже хлесткие — рассказывали обо всем на свете. Об отсталости нашей системы образования и вопиющих случаях коррупции, о перспективах развития радио и секте огнепоклонников, сжигавших людей заживо…

А вот теперь и я, как единственный аромаг в городе, удостоилась личной статьи, пусть и на удивление краткой.

Прямо скажем, не лучшая реклама!

Аромагия и так в последние годы сдает позиции под натиском фармацевтики. Ведь аромагия — это тонкая вязь, переплетение науки, магии и интуиции. Одни и те же травы по-разному действуют на разных людей, не говоря уж о нелюдях, и подбор подходящего рецепта отнимает немало времени и сил. Куда выгоднее запатентовать некое лекарство, пусть не особенно эффективное, зато подходящее практически всем, чем возиться с каждым пациентом по отдельности.

Ремесло всегда легче и дешевле искусства. Только кому есть до этого дело? Легче выпить таблетку и забыть о головной боли, чем пытаться разобраться, что именно ее вызвало. Потом еще одну, потом горсть… Потому что причина-то никуда не делась!

Однако из домашних и слуг мою любовь к аромагии никто не разделял. Злорадство свекра и кухарки было почти осязаемым, злость мужа — как мутный осадок на дне бутылки, и только легкий ветерок зеленого чая с жасмином — сочувствия — от Петтера принес мне некоторое облегчение. Хотя ничем, кроме молчаливой поддержки, помочь он мне не мог.

— Ну, что ты об этом думаешь? — нетерпеливо спросил свекор, не дождавшись, должно быть, ожидаемого взрыва негодования.

— Благодарю, я уже сыта, — уклончиво ответила я, откладывая салфетку. И не выдержала: — Сольвейг, будь добра, подай мне кофе в спальню.

От кухарки будто плеснуло злобной радостью — она похожа на заплесневевшее варенье — и у меня на мгновение закружилась голова.

— А кофе нет! — сообщила она, старательно расправляя передник.

— Куда же он подевался? — поинтересовалась я, сглатывая неожиданно горькую слюну.

Сольвейг, уже не скрываясь, одарила меня широкой улыбкой.

— Ну так вы вчера сказали, что он испортился, селедкой пахнет. Вот я и выкинула. Чтобы вам, госпожа, — о, сколько яду было в этом коротком слове! — не беспокоиться и не марать ручки.

Я бросила взгляд на свекра, который явно одобрял нахальное поведение прислуги, и только впилась ногтями в ладони. Спокойно!

— Понятно, — только и сказала я. Головная боль все усиливалась. — Что ж, я буду в «Уртехюс».

— Ты думаешь, теперь, — господин Бранд выделил голосом последнее слово, — туда кто-то придет?

И столько довольства было в его обрюзгшем лице в тот момент, что мне захотелось наброситься на свекра с кулаками.

Разумеется, я этого не сделала.

— Полагаю, это вас не касается! — отрезала я и встала. Надо хотя бы удалиться с достоинством…

Выйдя на крыльцо, я поневоле остановилась, оглушенная. Преодолеть несколько шагов до «Уртехюс» оказалось не так-то просто: ветер сбивал с ног, а вокруг меня шрапнелью взрывался град.

То ли из-за ненастья, то ли из-за пресловутой статьи в газете (не стоило и сомневаться, что эстафету Знатока тут же подхватят остальные, как это бывало раньше), ко мне в этот день никто не торопился.

Впрочем, это только к лучшему.

Первым делом я зажгла аромалампу, куда щедро накапала эвкалипта, и присела на диван, прикрыв глаза. Прохладный запах иголками колол нос, оставляя во рту привкус соли и йода, и головная боль постепенно отпускала.

Спустя полчаса я решила, что хватит прохлаждаться, и взялась за повседневные дела.

Для начала мыло. Кастилия (так называется мыло на оливковом масле) требует от мыловара немало терпения — после приготовления она должна вылежаться хотя бы полгода, поэтому запас ее никогда не бывает лишним.

Руки действовали привычно: взвесить масла, воду и щелочь, поставить стакан с водой в емкость со льдом и потихоньку, помешивая, добавлять щелочь. Ни в коем случае не наоборот, иначе смесь слишком нагреется и посуда лопнет. Потом раствор щелочи влить в масло и мешать, мешать, мешать, пока смесь не загустеет настолько, что станет похожа на заварной крем.

Далее быстро добавить красители и ароматы и разлить в заранее выстеленные пергаментом формы. Теперь поплотнее закутать их в одеяла и поставить в теплое место. Наутро можно будет вынимать, резать и оставлять куски сушиться на месяц-другой…

Это так увлекательно: смешивать, экспериментировать, пробовать, а потом, затаив дыхание, ждать, когда можно будет вынуть затвердевшее мыло и полюбоваться. Как подарок в детстве: с замиранием сердца развязываешь ленты, открываешь обертку… Бывает, результат оказывается далеким от задуманного — например, густой благородно-винный оттенок гибискуса превращается в бурую невнятицу, а бывают, напротив, неожиданно эффектные сочетания.

И лишь залив последнюю порцию, я поймала себя на том, что тихонько напеваю колыбельную. Благородная кастилия — лучшее мыло для детей…

Перепачканные едким раствором перчатки не позволяли вытереть льющиеся по щекам слезы.

По комнате гулял сквозняк из-за распахнутого настежь окна, в дымоходе завывал ветер, поэтому тихое: «Можно?» застало меня врасплох.

Я вздрогнула, но, убедившись, что это всего лишь Петтер, успокоилась. Только отвернулась к формам, чтобы остроглазый мальчишка не заметил мои мокрые щеки.

В последнее время мое настроение слишком походило на свирлы: хаотично намешанные цветные мазки. К тому же эти приступы слабости и головокружения… Пора брать себя в руки!

— Вы что-то хотели? — поинтересовалась я, споласкивая в тазу посуду, и поежилась от сквозняка. Техника безопасности требует, чтобы комната, где работают со щелочью, как можно лучше проветривалась, а зимой это бывает не слишком приятно. — Будьте так любезны, закройте окно. Уже можно.

— Да, — кратко отозвался Петтер, судя по звуку, борясь с оконной задвижкой. — Господин полковник приказал передать, что не успеет вернуться к обеду.

— Спасибо, — стягивая перчатки, сдержанно произнесла я. — В таком случае я тоже не буду обедать. Пожалуйста, сообщите об этом Сольвейг.

— Как прикажете.

Однако уходить он не торопился. Пришлось обернуться и, схватив первый попавшийся пузырек, уточнить:

— Что-то еще?

Слезы уже высохли, а покрасневшие глаза легко списать на едкие реактивы. Только, боюсь, Петтера это не обмануло.

— Да! — выпалил он, шагнул ко мне и вынул из кармана какой-то мешочек. — Вот. Это вам.

Мой нос безошибочно подсказал, что это было. Кофе! Превосходная арабика, в меру обжаренная и только что смолотая. Чуть-чуть корицы, немножко шоколада, капелька карамели и целое море горечи.

— Спасибо, — не доверяя себе, я предпочла спрятать руки за спину и отвернуться, якобы заинтересовавшись огнем в камине. — Однако вам не следовало… Это слишком дорогой подарок.