Хозяин Черного Замка и другие истории (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 66

– Римляне, – закричал он, – римляне!

На галере наступила мёртвая тишина. Только плеск воды да мерные удары вёсел нарушали безмолвие.

– Клянусь рогами Божьего алтаря, кажется, он прав! – вскричал старый Гиско. – Смотри, они, точно соколы, налетают на нас. У них много людей и все вёсла.

– Простые некрашеные доски, – заметил Магро. – Взгляни, как они желтеют на солнце!

– А ты видишь, что у них там за мачтой? Разве это не проклятый перекидной мост, который они употребляют для высадок на неприятельские суда?

– Итак, им досадно, что одна галера ушла, – с горьким смехом сказал Магро. – Они считают, что ни одно судно не должно вернуться к старой матери моря! Прекрасно, лично я согласен. Я считаю, что лучше всего остановить вёсла и ждать их.

– Это мысль истинного мужа, – ответил старый Гиско, – но в скором времени мы понадобимся нашему городу. Какая нам выгода в полной победе римлян? Нет, Магро, пусть рабы гребут так, как никогда раньше, – не ради нашего спасения, а для пользы государства.

Большой красный корабль, покачиваясь, устремился вперёд, точно усталый задыхающийся конь, который ищет спасения от преследователей. Между тем две стройные галеры летели всё быстрее, неумолимо настигая карфагенян. Утреннее солнце освещало ряды низких римских шлемов над бортами и сияло на серебряной волне, которая расходилась от острых носов римских судов, рассекавших тихую синюю воду. С каждым ударом вёсел галеры подходили всё ближе, и продолжительный высокий вопль римских труб слышался всё громче.

На высоком утёсе Мегара столпилось множество горожан, они прибежали из города, услышав, что показались галеры. Теперь все, богатые и бедные, суфеты и плебеи, белые финикияне и чёрные кабилы стояли затаив дыхание и смотрели на море. В нескольких сотнях футов под их ногами пуническая галера подошла к берегу так близко, что невооружённым глазом стали видны кровавые следы битвы, свидетельствующие о печальных событиях.

Однако римляне приближались невероятно быстро и вполне могли отрезать карфагенскую галеру от берега на виду у горожан, бессильных защитить свой корабль. Многие от беспомощности и горя плакали, другие сыпали проклятиями и сжимали кулаки…

Эта разбитая, еле движущаяся галера говорила им, что флот Карфагена погиб. Через месяц-два, самое большее – три армия Рима подойдёт к Карфагену, и как тогда остановит её необученная военному искусству карфагенская толпа?

– Нет, – вскричал один из граждан, – всё же мы храбрые люди, и у нас есть оружие!

– Безумец! – сказал другой. – Разве не такие речи довели нас до гибели? Что такое необученный храбрец перед настоящим солдатом? Когда ты окажешься перед идущим напролом и всё сметающим на пути римским легионом – ты поймёшь эту разницу.

– Так давайте тогда готовиться!

– Слишком поздно. Целый год надобен, чтобы превратить праздного горожанина в обученного воина. А что будет с тобой, со всем городом через год? Нет, нам остаётся только одно: если мы откажемся от торговли и наших колоний, от всего, что составляло нашу силу и величие, тогда, быть может, римский меч пощадит нас.

Между тем последний морской бой Карфагена быстро подходил к концу. На глазах горожан две быстрые римские галеры с двух сторон обогнали судно Чёрного Магро и вступили с ним в схватку. В решительную минуту красная галера забросила искривлённые лапы своих крюков на борта неприятельских судов, привлекла их к себе в железном объятии, и её солдаты стали молотами и кирками пробивать громадные отверстия в подводных частях своего корабля. Последнюю пуническую галеру не отведут в Остию, на радость торжествующего Рима! Она останется в своих собственных водах; и дикая мрачная душа её отважного капитана загорелась при мысли, что его галера не одна погрузится в глубины родного моря…

Римляне слишком поздно поняли, с каким человеком имеют дело. Солдаты, наводнившие пунические палубы, почувствовали, что дощатый помост подаётся и качается под их ногами. Они кинулись к своим судам, но галера Чёрного Магро не отпускала их, увлекая на дно вместе с собою, и они погружались, крепко сжатые крючковатыми когтями.

Палуба судна Магро покрыта водой и тянет на дно связанные с ним железными узами римские галеры; один укреплённый борт лежит на волнах, другой высоко вздымается в воздухе; отчаянно силятся римляне сбросить смертельные объятия железных когтей. Теперь красная галера уже под водой и всё скорее, всё с большей силой увлекает вслед за собой своих врагов…

Раздирающий треск: деревянный бок оторван от одной из римских галер, и, изуродованная, расчленённая, она беспомощным обломком остаётся лежать на поверхности. Только последний жёлтый отблеск на синих волнах показывает, куда была увлечена её спутница, погибшая в смертельных объятиях врага. Тигровый флаг Карфагена утонул, исчез в водовороте, и уже никто никогда не увидит его на лоне вод.

В том же году большое облако семнадцать дней висело над африканским берегом – густое чёрное облако, служившее тёмным саваном горящему городу. Когда же миновали семнадцать дней, римские плуги, из края в край, прошли через пепел по земле, где стоял величавый град, и место это победители посыпали солью в знак того, что Карфагена не будет больше никогда.

А вдалеке, на горах, стояла горсть нагих изголодавшихся людей и смотрела на унылую долину, которая некогда была самой красивой, самой богатой на всей земле. Слишком поздно они поняли, что в силу закона небес мир принадлежит лишь закалённым, самоотверженным людям, а тот, кто пренебрегает мужскими добродетелями, скоро будет лишён и славы, и богатства, и могущества, ибо они – лишь награда за мужество.

Привидения в замке Горсторп-Грэйндж

Природа явно не предназначила мне роль первопроходца, самостоятельно прокладывающего тропу к успеху, – в этом я совершенно уверен. Странно даже осознавать, что последние двадцать лет я просидел за прилавком бакалейного магазинчика в Восточном Лондоне; что ж, магазинчик этот, по крайней мере, помог мне обрести финансовую независимость, а потом и вступить во владение Горсторп-Грэйнджем. В привычках своих я весьма консервативен, отличаюсь вкусом изысканным и аристократичным. Дух вульгарной толпы претит самой моей сути. История нашей семьи, семьи д’Оддов, берёт начало где-то в незапамятных временах, о чём свидетельствует хотя бы тот факт, что ни в одном из трудов более или менее авторитетных историков о времени появления её на исторической сцене Британии никоим образом не упоминается. И всё же инстинкт подсказывает мне, что в жилах моих течёт благородная кровь крестоносцев. Даже сегодня, по прошествии столетий, с уст моих то и дело срываются выражения вроде: «Клянусь Божьей Матерью!» – и меня не оставляет чувство, что при благоприятных обстоятельствах я вполне мог бы привстать в стременах да и оглоушить неверного – ударом булавы, к примеру.

Горсторп-Грэйндж – феодальный замок, – разумеется, если верить объявлению. Впрочем, обстоятельство это сказалось лишь на стоимости имения; прочие же преимущества оказались скорее мнимыми, нежели действительными. И всё же приятно, поднимаясь по лестнице, заглядывать в амбразурные щели, сквозь которые – коли возникнет надобность – я вполне мог бы пустить стрелу; кроме того, и замысловатое приспособление, позволяющее при случае окатить незваного гостя расплавленным свинцом, тоже как-то добавляет мне уверенности в себе. Подобные удовольствия вполне соответствуют моему нраву, так что ради них я не пожалел бы никаких денег. Каменные зубчатые стены и сточная канава… то есть, прошу прощения, ров, я хотел сказать, опоясывающий замок, массивная решётка и крепостная башня – всем этим, согласитесь, можно гордиться. И лишь совершенное отсутствие одной-единственной детали – сущей безделицы – мешает Горсторп-Грэйнджу стать подлинным совершенством: в нём, знаете ли, нет привидения.

Это немалое упущение, и оно не может не огорчить каждого, кто в соответствии со своими консервативными вкусами и понятиями стремится к достойному уединению. Мне же осознание этого факта печально вдвойне. С детских лет, не жалея сил своих, я изучаю всё, что связано со сверхъестественными явлениями, и, конечно же, свято в них верю. Океан литературы о привидениях поглотил меня с головой; сегодня, уж верно, не сыщется такой книги на эту тему, которая ускользнула бы от моего внимания. Я даже немецкий выучил: нужно же было одолеть как-то трактат по демонологии. В детстве я часто прятался в тёмных комнатах, надеясь встретить там призраков, коими стращала меня нянечка, – страсть к ним не умерла во мне и по сей день. И вот, представьте себе, настал день, когда я вдруг осознал, что обладаю достаточными средствами, дабы обзавестись собственным призраком – есть ли нужда говорить, что мысль эта преисполнила меня небывалой радости?