Собрание сочинений в одной книге - Лондон Джек - Страница 142

«Прощай навсегда».

Но еще больше, чем записка, его взволновал вид кинжала, вонзившегося между глаз Леонсии. И когда он смотрел на рану, нанесенную тонкому куску картона, ему пришло в голову, что он уже видел все это когда-то раньше. И Фрэнсис вспомнил домик царицы над озером, где они все заглянули в Золотую Чашу и у каждого было свое видение: Фрэнсис увидел тогда на поверхности странного жидкого металла лицо Леонсии, между глаз которой торчал кинжал. Чтобы проверить себя, Фрэнсис снова воткнул кинжал в фотографию и смотрел на него еще несколько секунд.

Объяснение напрашивалось само собой. Царица с самого начала ревновала его к Леонсии, и здесь, в Нью-Йорке, найдя на туалетном столике мужа фотографию своей соперницы, она сделала вывод столь же точный, как и удар ее кинжала. Но где она сама? Куда ушла? Она, которая больше, чем кто-либо, могла считать себя чужестранкой в этом огромном городе, она, которая называла телефон «колдовством порхающей речи» и считала Уолл-стрит храмом, а бизнес – божеством нью-йоркских жителей. Она была так же наивна и так же мало понимала происходящее вокруг, как какая-нибудь обитательница Марса, спустившаяся вдруг на землю. Где и как провела она ночь? Где она теперь? Жива ли она вообще?

Фрэнсису ясно представился морг с его неопознанными трупами и морской берег, на который прилив выбрасывает тела утопленников. Паркер снова вернул его к действительности.

– Не могу ли я быть вам чем-нибудь полезен? Не вызвать ли нам детективов? Ваш отец всегда…

– Да, да, – быстро перебил его Фрэнсис. – Там был один человек, которому он особенно охотно давал различные поручения, один из этих пинкертонов. Вы помните его фамилию?

– Бэрчмэн, сэр, – быстро ответил Паркер, поворачиваясь в дверях. – Я сейчас же за ним пошлю.

Так в поисках своей жены Фрэнсис начал новую серию похождений, которые открыли ему, прирожденному ньюйоркцу, такие стороны и уголки жизни огромного города, о которых он до сих пор не имел ни малейшего представления. Два десятка сыщиков под руководством Бэрчмэна перерыли весь Нью-Йорк, в то время как другие пинкертоны проделывали то же самое в Чикаго и Бостоне.

Жизнь Фрэнсиса в это время никак нельзя было бы назвать однообразной. Он разрывался между борьбой с неизвестным врагом, которую приходилось вести на бирже, и бесконечными вызовами детективов, требовавших, чтобы он осмотрел все, что могло оказаться его женой. Он позабыл о том, что такое нормальный сон, научился бросать завтрак и обед, вскакивать с постели по первому зову сбившихся с ног сыщиков. Не было ни одного человека, выехавшего из Нью-Йорка поездом или пароходом, приметы которого совпадали бы с приметами царицы, и Бэрчмэн продолжал обшаривать огромный город, уверенный в том, что она все еще находится здесь.

Таким образом, Фрэнсис постоянно метался между Маттенуаном и Блэкуеллем и посещал по вызову сыщиков то тюрьмы, то ночные сессии в судах. Не раз вызывали его в тот или иной госпиталь или даже в морг.

Однажды к нему привели только что задержанную женщину лишь потому, что сыщики не могли установить ее личность. Не раз он сталкивался с таинственными особами, которых подручные Бэрчмэна задерживали в задних комнатах подозрительных отелей, и дважды в Западной части натыкался на сравнительно невинные любовные идиллии, к великому замешательству всех их участников, так же как и его самого.

Но самое сильное, даже трагическое впечатление он вынес из многомиллионного дворца Филиппа Дженуэри, угольного короля. Какая-то загадочная незнакомка, очень изящная женщина, забрела туда за неделю до того, как Фрэнсиса вызвали на нее поглядеть. Всю эту неделю женщина проявляла признаки глубочайшего отчаяния и точно так же встретила Фрэнсиса. Ломая руки и обливаясь слезами, она умоляюще шептала: «Отто, ты неправ. Я на коленях умоляю тебя, ты неправ. Отто, я люблю только тебя, тебя одного. Для меня не существует никого, кроме тебя, Отто, никогда не существовало. Все это ужасная ошибка. Поверь мне, Отто, поверь мне, иначе я умру!..»

А между тем биржевая война на Уолл-стрит принимала все более грозный характер. Могущественный тайный враг стремился, как понимали это и Фрэнсис и Бэском, вызвать катастрофу и окончательно их сокрушить.

– Если бы только вы могли удержаться от того, чтобы пустить в ход «Тэмпико-Нефть», – молил Бэском.

– Я надеюсь, что «Тэмпико-Нефть» спасет меня, – отвечал Фрэнсис. – Когда все мои источники будут исчерпаны, «Тэмпико-Нефть» сыграет роль свежих резервов, введенных на поле сражения к концу боя.

– А что, если ваш неизвестный враг достаточно силен, чтобы проглотить и этот последний великолепный вклад и потребовать еще? – спросил Бэском.

Фрэнсис пожал плечами.

– Тогда я банкрот. Но мой отец был банкротом раз шесть, прежде чем окончательно укрепился. Я родился в один из этих периодов и не стану беспокоиться из-за такого пустяка.

Некоторое время в гасиенде Солано события развивались медленно. Собственно говоря, после спасения Леонсии ничего нового вообще не произошло. Даже И-Пун ни разу не появлялся с каким-нибудь новым замечательным секретом. Все оставалось без изменений, если не считать того, что Леонсия загрустила и впала в апатию и что ни Энрико, ни Генри, ее родной брат, ни братья Солано, которые в сущности не были ей братьями, не могли ее развеселить.

Но в то время как Леонсия грустила, Генри и сыновей Энрико не покидала мысль о сокровище в долине Погибших Душ, куда Торрес в это самое время прокладывал себе путь динамитом. Им было известно только одно – то, что экспедиция Торреса отправила Аугустино и Висенто в Сан-Антонио за новым запасом динамита.

Переговорив с Энрико и получив от него разрешение, Генри посвятил в свои планы Леонсию.

– Милая сестра, – сказал он, – мы намерены отправиться в горы и поглядеть, что там делает этот негодяй Торрес со своей шайкой. Благодаря тебе мы узнали цель их экспедиции. Динамит предназначался для того, чтобы взорвать гору и открыть доступ к сокровищу. Мы знаем, куда Та, Что Грезит спрятала свои сокровища, когда загорелся ее дом. Торрес этого не знает. Вот мы и решили последовать за ними в долину после того, как они осушат пещеры майя и попытаются в свою очередь завладеть этим необыкновенным сундуком с драгоценностями. Мне кажется, у нас будет не меньше, если не больше шансов, чем у них. Но главное то, что мы хотим взять тебя с собой в эту экспедицию. Мне кажется, что, если мы сумеем завладеть сокровищем, ты не откажешься совершить вторично путешествие по подземной реке.

Но Леонсия печально покачала головой.

– Нет, – ответила она, когда он стал настаивать. – Я не хочу больше видеть долину Погибших Душ, не хочу даже слышать о ней, ибо там я потеряла Фрэнсиса, уступив его этой женщине.

– Все это было сплошной ошибкой, дорогая. Ну кто же мог знать? Я не имел понятия. Ты тоже. Не знал ничего и Фрэнсис. Он поступил как честный человек. Не подозревая, что мы с тобой брат и сестра, и считая нас помолвленными – так оно тогда и было, – он не захотел отбивать тебя у меня. И вот, чтобы положить конец всему этому и спасти жизнь всем нам, он женился на царице.

– Мне не хватает песни, которую вы с Фрэнсисом распевали в те дни, – грустно и совершенно непоследовательно проговорила Леонсия.

Слезы выступили у нее на глазах и потекли по щекам. Она отвернулась, сошла с веранды, вышла за пределы усадьбы и бесцельно стала спускаться с холма. Много раз с тех пор, как Леонсия простилась с Фрэнсисом, она спускалась таким путем, проходя по местам, которые были связаны для нее с воспоминаниями о любимом человеке. Вот здесь она увидела его впервые, когда он пристал к берегу в шлюпке с «Анжелики». Сюда она увлекла его, чтобы спасти от разгневанных родственников. Вот тут, угрожая ему пистолетом, она поцеловала его, заставила вернуться в шлюпку и отплыть. Это был его первый визит сюда.

Затем она стала перебирать мельчайшие подробности, связанные с его вторым посещением, – от той минуты, когда, выйдя из-за скалы после купания в лагуне, она увидела, что он пишет ей записку. Она вспомнила, как бросилась в заросли, как ее укусила в колено лабарри (которую она по ошибке приняла за ядовитую ехидну), как она столкнулась с Фрэнсисом и без чувств упала на песок. И раскрыв зонтик, Леонсия села на то самое место, где она сначала упала в обморок, а затем, придя в себя, увидела, что он собирается высосать кровь из ранки. Теперь она была уверена, что именно боль от разреза и заставила ее прийти в себя.