Собрание сочинений в одной книге - Лондон Джек - Страница 90

Начальник полиции вопросительно поднял брови.

– Я посоветовал ему организовать нападение на тюрьму. Все Солано развесили уши, слушая его вранье, они все заодно с ним. Наверное, предпримут первую попытку сегодня же вечером – раньше им вряд ли удастся. Ваша задача – быть готовым на этот случай и позаботиться о том, чтобы Фрэнсис был убит в стычке.

– К чему? Какой смысл? – возразил начальник полиции. – Мне надо убрать Генри. Пусть Фрэнсис возвращается к себе в свой обожаемый Нью-Йорк.

– Нет, он должен погибнуть сегодня же! Почему – вы сейчас поймете. Как вам уже известно – недаром же вы читали все телеграммы, которые я посылал.

– Таково было наше условие. Я оговорил себе это право за то, что выхлопотал вам разрешение пользоваться телеграфной станцией, – напомнил Торресу начальник полиции.

– И я нисколько на вас не в претензии, – заверил его Торрес. – Одним словом, как я уже говорил, вам известно, что я поддерживаю телеграфную связь с нью-йоркским богачом Риганом. Дело это очень важное и секретное. – Он дотронулся до того места, где у него был внутренний нагрудный карман. – Я только что получил новую телеграмму. Необходимо еще на месяц задержать возвращение скотины Фрэнсиса в Нью-Йорк, а если он и вовсе не вернется – насколько я угадываю желание сеньора Ригана, – тем будет лучше. Если это мне удастся, то и вы поживитесь.

– Но вы мне еще не сказали, сколько вы уже получили за это и сколько должны еще получить.

Начальник полиции, очевидно, решил прозондировать почву.

– Относительно цены у нас был только уговор частного характера. Вознаграждение не так уж велико, как вы думаете. Этот сеньор Риган не очень-то щедр. Но все же я честно поделюсь с вами в случае успеха нашего предприятия.

Начальник полиции кивнул головой в знак согласия и спросил:

– Уж тысячу-то золотом заработаете?

– Думаю, что да. Не может быть, чтобы этот биржевик, эта ирландская скотина дал меньше. Из них пятьсот вам, если скотина Фрэнсис сложит голову здесь, в Сан-Антонио.

– А сто тысяч золотом Риган не даст? – продолжал допрашивать начальник полиции.

Торрес рассмеялся, словно услышал веселую шутку.

– Он, наверное, даст больше тысячи, – настаивал начальник полиции.

– Возможно, он расщедрится, – ответил Торрес. – Может быть, даст еще пятьсот сверх той тысячи. Половина этих денег, разумеется, также будет ваша.

– Я сейчас прямо отсюда отправлюсь в тюрьму, – заявил начальник полиции. – Можете на меня положиться, сеньор Торрес, я со своей стороны тоже надеюсь на вас. Пойдемте. Отправимся туда немедленно, и вы лично убедитесь, какие я велю сделать приготовления к приему этого Фрэнсиса Моргана. Я и сам еще не разучился метко стрелять из винтовки. Кроме того, прикажу трем жандармам целиться только в него. Так эта собака-гринго хочет организовать нападение на нашу тюрьму?.. Ну, пойдемте… Нечего медлить!

Начальник полиции встал и энергичным жестом отшвырнул прочь папиросу. Но не успели они дойти до двери, как в комнату вскочил какой-то оборванный мальчишка, весь в поту, задыхающийся, словно от быстрого бега. Он потянул начальника полиции за рукав и запищал:

– У меня есть важное известие. Вы мне заплатите за него, высокородный сеньор? Я всю дорогу бежал…

– Я отправлю тебя в Сан-Хуан, где твой труп выбросят на съедение хищным птицам, падаль ты этакая! – был ответ.

Маленький оборванец вздрогнул от ужаса перед этой угрозой, но у него было так пусто в животе, он так страдал от голода и лишений, что почти тотчас же снова набрался храбрости – уж очень ему хотелось заработать себе на билет и побывать на предстоящем бое быков.

– Не забудьте, сеньор, что я первый принес вам эту весть. Я всю дорогу бежал, чуть не задохнулся – сами видите, сеньор, не правда ли? Я вам все скажу, вы только пообещайте не забыть, что я первый бегом примчался и сообщил вам новость.

– Хорошо, хорошо, подлец ты этакий, не забуду. Но горе тебе, если у меня окажется слишком хорошая память! Да и известие-то твое, наверное, пустячное – оно, пожалуй, не стоит и центаво. Ну, берегись в таком случае! Ты еще пожалеешь о том, что тебя мать на свет родила. Сан-Хуан да хищные птицы – рай по сравнению с той пыткой, которую я изобрету для тебя.

– Тюрьма, – дрожащим от страха голосом произнес мальчик. – Чужой гринго, тот, которого собирались повесить вчера, взорвал тюрьму. Святые угодники! Там такая дыра образовалась, что в нее пройдет соборная колокольня. А другой гринго, который так похож на этого, – тот гринго, которого хотели вешать завтра, – удрал вместе с первым через эту дыру. Чужой гринго его вытащил. Я сам это видел вот этими глазами и прибежал сюда, чтобы вам сказать, и вы, сеньор, надеюсь, не забудете…

Но начальник полиции уже презрительно отвернулся от маленького оборванца и не слушал его.

– Итак, если этот сеньор Риган, – обратился он к Торресу, – проявит поистине царскую щедрость, то, может быть, и уплатит нам с вами упомянутую кругленькую сумму. Не мешало бы ему увеличить ее в пять или даже в десять раз, в особенности если этот гринго-тигр в самом деле начнет взрывать наши тюрьмы и попирать наши законы.

– Ну, разумеется, это только ложная тревога. Просто слухи, которые указывают, в какую сторону дует ветер и каковы намерения этого Фрэнсиса Моргана, – пробормотал Торрес, слабо улыбаясь. – Не забудьте, что совет напасть на тюрьму исходил от меня.

– В таком случае вы с вашим сеньором Риганом, надеюсь, готовы взять на себя возмещение убытков за разрушение стен тюрьмы? – спросил начальник полиции. Немного помолчав, он добавил: – Разумеется, я не допускаю мысли, что это правда. Совершить такое невозможно. Даже глупый гринго – и тот не отважился бы на подобную дерзость.

В дверях показался жандарм Рафаэль. Он держал в руках винтовку, по лицу у него текла кровь из поверхностной раны в голове. Растолкав любопытных, которые уже начинали обступать начальника полиции и Торреса, он подошел к начальнику.

– Все пропало! – были первые слова Рафаэля. – Тюрьма разрушена почти до основания. Динамит. Сто фунтов динамита! Мы храбро бросились отстаивать тюрьму. Но тут произошел взрыв. Взорвались тысячи фунтов динамита! Я упал без сознания на землю, но не выпустил из рук винтовки. Очнувшись, я огляделся вокруг. Все остальные – храбрый Педро, храбрый Игнасио, храбрый Аугустино – все они лежали рядом мертвые.

Вместо того чтобы сказать «мертвецки пьяные», Рафаэль, как истинный южанин, уже смешивал факты с тем, что рисовало ему его богатое воображение, и бессознательно сгущал краски, сильно преувеличивая трагические последствия катастрофы и собственные геройские подвиги.

– Они лежали мертвые… впрочем, их, может быть, только оглушило. Я прополз в камеру гринго Моргана. Она была пуста. В стене виднелось огромное, чудовищных размеров отверстие. Я вылез через дыру на улицу. Там собралась бесчисленная толпа. Но гринго Моргана уже не было. Я расспросил одного мозо[22], который все видел и знал. У них были наготове лошади. Они ускакали верхом по направлению к морю. Там их ждала шхуна, уже поднявшая якорь. Она крейсировала вдоль берега. У этого Фрэнсиса Моргана к седлу был приторочен мешок с золотом. Мозо сам видел. Мешок, говорит, большой.

– А отверстие, – спросил начальник полиции, – отверстие в стене?

– Оно было больше мешка, – ответил Рафаэль, – куда больше. Но и мешок не маленький. Так мне сказал мозо.

– Моя тюрьма! – воскликнул начальник полиции. Он выхватил из куртки кинжал и поднял его вверх за лезвие. На рукоятке в виде креста виднелась фигурка распятого Христа, очень тонкой работы. – Клянусь всеми святыми, я отомщу! О, моя тюрьма! Попрано правосудие! Попран закон!.. Лошадей!.. Лошадей!.. Жандармы, подать лошадей!

Он повернулся и накинулся на Торреса, хотя тот и рта не раскрывал.

– К черту сеньора Ригана! Я должен догнать преступника. Надо мной насмехаются! Мою тюрьму разрушают! Мои законы – наши законы грубо попираются. Лошадей! Лошадей! Реквизируйте лошадей у любого, кто проедет мимо! Спешите! Спешите!

22

Мозо – бродяга, оборванец.