Русские народные сказки. Том 1 - Коллектив авторов - Страница 3

Вымысел в сказках может состоять и в нарочитом выворачивании наизнанку обыденных явлений. Барин лает в церкви. Дурачок на похоронах пляшет, а на свадьбе плачет. Поп верит, что лошадь завязла в болоте, тащит ее за хвост — хвост обрывается, поп думает, что лошадь ушла вглубь. «Знахарь» Жучок по стечению случайных обстоятельств оказался провидцем. Матрос навел на генерала мороку. Стоит река вся из молока, а берега — кисельные. Это лишь немногое из того, что происходит в так называемых «бытовых» сказках. Фантазия и в них не плод досужего занятия.

В сказке «Топанье и ляганье» в невероятном виде представлена церковная служба. Поп учит прихожан-верующих:

— Что делает поп, то и приход.

По оплошности из кадила выпал горячий уголек и попал попу за голенище. Уголек жжет. Поп стучит ногами — и прихожане топочут. Уголек все дальше забирается. Кинулся поп на пол, ноги кверху и лягается. И все прихожане хлопнулись на пол и залягались.

Вышедший из церкви мужик оповестил другого:

— Топанье-то прошло, а теперь — ляганье.

В другой сказке барин плотнику сказал:

— Иван, ты совсем плохо работаешь.

— Как, барин, плохо?

Барин показал на щели. Плотник усмехнулся:

— Э-эй, барин! Придет клин, так все замажет.

Барин ничего не понял — решил, что работу плотника поправит какой-то помощник. И захотелось барину увидеть клина. Ждал-ждал, а клин не идет. Не стал плотник при барине вставлять клинья. Решил барин сходить домой, а плотник тем временем заделал щели — так заклинил, что стало все пригнано. Вернулся барин — плотник сказал:

— Вы только, барин, ушли, и клин пришел.

Пожалел барин, что не повидал клина. Сказал еще Иван:

— Клин плотнику — товарищ. Плотник мох закладает, да клин вбивает — вон оно и чисто выходит.

Барин не понял и этих слов.

В смешной сцене вышучивается незнание барином простого дела: ведь сам он не работает и ничего не смыслит в плотницком деле. Барское незнание преувеличено, но сказочная ирония очень метка: чуждый работе, барин не ведает дела, а судит о нем.

В другой сказке рассказывается: барин поверил, что овца у мужика ловит волков, и упросил продать ее ему. И вот повез барин овцу домой и погнались за санями волки. Барин глянул на овцу, а она испугалась и стала дергаться в санях. Барин решил дать овце раззадориться, а потом крикнул кучеру:

— Надо пускать!

Выпустили овцу. И случилось то, что должно быть. Задрали волки овцу.

Кучер сказал барину:

— Ах, сударь, хороша овца! Вся изорвалась, а волкам не поддалась.

И в этой сказке, в сущности, высмеяно то же барское незнание обыденной, простой жизни.

В сказках-сатирах нередко выводятся хитрые солдаты и воры-пройдохи. Сами по себе эти герои редко бывают положительными. Они нужны сказочникам по большей части для того, чтобы сделать из них свершителей социальной мести. Солдат наказывает барина, а подобный солдату лихой матрос посрамляет генерала, вор берет верх над судьей, обкрадывает корыстного попа. Сказочники ставили своих врагов в смешное положение.

Но есть и такие сказки, в которых солдат наказывает и просто жадных или глупых людей, верящих всяким небылицам. В сказке «С того света выходец» солдат, как бывалый воин, прикинулся прибывшим на этот свет от самого бога. Старуха хозяйка поверила хитрецу: он взял у нее деньги, окорок, сапоги, чтобы передать ее покойному сыну. «Твой сын, — сказал ей солдат, — у бога коров пасет, да коровушку потерял: вот бог у него двадцать пять рублей требует, а где он возьмет?» В сказках явлены здравый смысл и та трезвость ума, которая всегда отличала русский народ.

Народные сказки привычно представляют людские поступки и как действия зверей и птиц. От этого сказка не становится только иносказанием, но под звериной и птичьей личиной-маской выступают со всеми качествами люди.

Персонажи таких сказок общеизвестны: лиса, волк, медведь, заяц, петух, курица, кот, свинья, рак, паук-мизгирь, Ерш Ершович, зубастая щука, коза, козел, журавль, цапля, дрозд и другие звери, птицы, рыбы, насекомые. С каждым из них связаны свои истории. Чаще других в сказках выведена лиса. Она хитрит, строит козни, губит других зверей, но и сама попадает в опасные положения — даже гибнет. Ее обманывает петух, она тонет с кувшином, в который засунула голову. Юмор этих сказок не безмятежен — в них сверкает острая мысль, не чуждая и сатиры.

Плохо жилось лисе, говорится в одной такой сказке («Лиса-странница»), и надумала она идти на богомолье. Пошла — попался ей навстречу медведь, уговорила лиса и его идти. Потом повстречала волка, зайца, и те пошли. Шли-шли — дошли до широкой и глубокой ямы. Лиса положила жердочку и говорит медведю:

— У тебя ноги толстенькие, лапы широкие: пойдешь — не упадешь.

Медведь пошел и упал, убился. Убились и волк с зайцем. И каждого лиса по-своему уговаривала идти:

— Ты, куманек-волченок, иди. У тебя лапки хорошенькие, когти остренькие — ты удержишься.

— Ты, зайчик-боботунчик, иди. У тебя ножки тоненькие, сам маленький. Скорёхонько пробежишь…

Много мяса стало у лисы. Лиса-богомолка — ханжа, ласковый враг, мнимый благожелатель. Ей верить нельзя: корысть и эгоизм — нередкий спутник показной набожности.

В томе представлены самые разные виды сказочного творчества: сказки — волшебные истории, сказки о животных, сказки-сатиры, пересмешные сказки-прибаутки, сказки-анекдоты, докучные сказки, сказки-небылицы, сказки-предания, сказки-легенды, сказки-пустобайки, сказки с цепевидным сюжетом типа «Репка» или сказки о кочетке-петухе и курице и другие разновидности. Среди них немало общеизвестных — таких, как сказка о колобке, но есть и сказка о волке, перепелке и дергуне, они редкие, знают их немногие. Том представляет русскую фольклорную сказку в полноте, превосходящей все детские книги.

Читая сказку, надо следить не только за ее действием. Прелесть и художественность сказки в тонком искусстве слова, которым дорожили настоящие народные рассказчики. Композиция сказок очень искусна, хотя народ-творец не прибегал к сложным приемам рассказывания. Таковы сказки с цепевидной композицией. Действие в них от эпизода к эпизоду вяжется как цепочка — от звена к звену. В сказке «Нет козы с орехами» говорится: козел пришел с лыками, а коза пошла за орехами — и нет ее. Козел насылает на козу волка, но волк не идет гнать козу. Тогда на волка насылается медведь, но и медведь не хочет идти на волка. Приходится насылать на медведя людей. Не идут люди — им грозят дубьем, а дубье отказывается бить людей. Тогда насылают на дубье топор, а на топор — камень, чтобы затупить его, а на камень — огонь, а на огонь — воду, а на воду — ветер. Послушался ветер — и цепь действий развернулась в обратном порядке. Ветер пошел воду гнать, вода — заливать огонь, огонь пошел камень палить, камень — топор тупить, топор — дубье рубить, дубье — людей бить, люди пошли на медведя, медведь — на волка, а волк — на козу. И вот пришла коза с орехами, пришла с калеными!

Что за мысль стоит за этой композицией? Все в жизни связано — одно зависит от другого, и надо соблюсти много условий, чтобы добиться чего-то. При простоте в сказке передана довольно сложная мысль о всеобщей связи явлений.

Рассказчики любят повторения эпизодов: так лучше оттеняется мысль в сказочной истории. Повадился волк ходить к одной избушке — то одного требует, то другого. Сначала отдал ему старик петушка с курочкой, потом — овечек, потом — жеребца. И вот, когда кончилось терпение у старика, а волк захотел съесть паренька и девушку, схватил старик кочергу, давай бить волка. Лопнуло брюхо у злодея, и выскочили оттуда и жеребец, и овцы, и петушок с курочкой. Вымогатель наказан.

Композиция сказок, основанная на повторении эпизодов, свойственна и большим по объему волшебным сказкам — в ней иногда повторяются целые группы эпизодов. Трижды ходят стеречь сад братья: сначала — старший, потом — средний, а потом — и младший. Младший действует не так, как старшие, — и это ведет его к удаче. Но и третий брат порой бывает неудачлив. Дважды в сказке о сером волке он не может свершить того, что необходимо. На третий раз за дело берется сам волк и делает все, как надо. Прием повторения с противопоставлением героев преобладает в волшебных сказках над остальными, но в каждом отдельном случае у него свой смысл. Родная дочь старика, добрая и работящая, противостоит падчерице, злой и ленивой. Сестрица спасает братца от гусей-лебедей, когда соглашается исполнить требования печки, речки и яблоньки: нужда заставит подчиниться обстоятельствам.