Дорога домой (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна - Страница 12

12

– Слушайте, девушка, вы – чистая цыганка. Типичная цыганка. Вы цыганка, признайтесь, да? Да?

А потом наклоняется через Л. ко мне:

– А вы – ее мама. Вы – цыганкина мама, да? А? Как я угадала?! А?

Потом почти ложится к нам с Л. на колени и, потянувшись шеей и лицом, обращается к Б. Н.:

– А вы – папа.

Б. Н. укоризненно поджимает губы.

– Я-то да! – серьезно отвечает Б.Н. и кивает на меня: – А вот она вообще не из нашего табора.

Дама:

– Да? Хм…

Б. Н. ей, очевидно, нравится и вызывает доверие. Опершись о наши колени, она ему говорит, перекрикивая шум и объявления аэропорта:

– А вы знаете, как я в молодости цыганочку танцевала?! Э? (Показывает руками. Оп! Оп! Чавелла!) Меня цыгане научили. Рядом с нашим домом табор стоял. Мы туда бегали покупать петушков! На палочке таких! Ну, петушков! Из жженого сахара! Только нас мама к ним не пускала! Потому что цыгане воровали.

Я:

– Так это ж наша работа. Что ж вы хотите. Мы вот тоже воруем. Сейчас как раз аэропорт чистим…

Дама резко садится ровненько, испуганно прижимает сумочку плотно к животу, а ногой нащупывает свой чемодан.

Б. Н.:

– Да вы не бойтесь! Мы, цыгане-то, в основном коней воруем.

Дама:

– Да?

Б. Н.:

– Вы что, нам не верите? Не верите?! Да вы посмотрите вокруг! – Б.Н. выбрасывает вперед руку и широко поводит ею по новому международному терминалу F аэропорта Борисполь: – Вы здесь хоть одного коня видите? Видите?

Дама: (растерянно) Не…

Б. Н.:

– Так это ж мы их всех и угнали! И продали. – Показывает на наши сумки: – Во – сумки с деньгами… – И с гордостью: – Мы – потомственные конокрады. – И нам: – Да, ромалы?

Л. и я (хором):

– Да, барон!

И тут звучит объявление, мы все подхватываемся и, гордо задрав головы, пританцовывая, поигрывая плечами, мотая воображаемыми юбками, направляемся гадать и попрошайничать на регистрацию.

* * *

Эстонская пограничница недовольно поджала губы и шваркнула печать в мой паспорт. Ей очень не хотелось пускать меня в свой дом. Очень. Я широко улыбнулась и мысленно пообещала, что не буду пьянствовать, бить посуду, сорить, загрязнять воды акватории, обзывать эстонцев плохими словами. Она брезгливо закатила глаза. Не поверила. Мол, т-т-та… все так говорят, а сами пьянствуют, бьют, засоряют.

* * *

Едем из аэропорта.

– Присттегныттес, пожА-Алусттта, – говорит водитель (руки лорда, одет с иголочки), – у насс сс эт-тым отт-тчен ст-т-т-троко!

Едет 50 километров в час. Вообще все автомобили передвигаются по проезжей части дороги чинно, степенно, вежливо, с реверансами друг другу, как в полонезе на балу.

Мы, похоже, не успеваем в Русский театр Таллина на открытие фестиваля и музыкальную программу Ирины Апексимовой «Одесситка».

– Мы опаздываем, что делать, – пискнула я в спину водителю.

– О’кэй! Нэ волнуйтттес, сссчас мы прытопым! – пообещал водитель, напрягся и наклонился к рулю. Притопил. Едем уже не пятьдесят километров в час, а целых пятьдесят пять! Прямо ветер свисстттыт! Нессссооомссса! Стттрэммытттелно!!!

Чисто «Формула-1». Шумахер за рулем.

* * *

Ирина Апексимова. Очень элегантная, очень музыкальная, очень пластичная. Видимо, кто-то ей намекнул, что у нее красивая спина. На спине восхитительный вырез от и более чем до. На самом деле, ну очень, очень красиво.

Несколько песен актриса спела практически спиной.

* * *

Afterparty. Чаще всего звучащее слово за всю неделю. Сначала Афтерпати после концерта Апексимовой на крыше высокого здания. Лифт не работает. Гости с дробным топотом бегут на фуршет вверх по ступенькам. На крыше холодно, откуда-то появляются яркие мягкие покрывала. Все женщины ходят, сидят, стоят, укутанные в синее и розовое. Как младенцы в роддоме. Рядом с нашим столиком застыл молчаливый, элегантный плотный мужчина в изысканном костюме с бабочкой. И хотя он тоже держит рюмочку с чем-то, но не пьет, а только время от времени нам с Л. сдержанно улыбается. Видимо, артист. Затем поднимает рюмочку, рисуя ею в воздухе маленькую петельку Мёбиуса: «Ваше сторофье!» Мы с Л. тоже поднимаем наши бокалы и тоже улыбаемся. Наш визави удовлетворенно кивает. Через какое-то время он опять поднимает свою рюмочку: «Ваше сторофье!» Мы тоже хватаем со стола наши бокалы и отвечаем тем же. Так, приветливо помахивая друг другу сосудами с разного градуса спиртным, мы молчаливо общаемся. Потом, махнув последний раз бокалами на прощание, мы с Леной снимаем свои яркие одеяла и с компанией едем в отель.

На следующий день выясняется, что наш молчаливый симпатичный собеседник – вице-мэр Таллина.

Ваше здоровье, господин вице-мэр!

* * *

Нас поселили в резиденцию мэрии Таллина. Управляющая всей этой прекрасной усадьбой – Рэт. Прямо как будто из какого-то кино. Вышколенная, умелая, очень вежливая. Как и все эстонцы, с кем мы успели познакомиться, говорит «по-русскому» с неповторимым обаятельным прелестным акцентом.

* * *

Из моей комнаты окно выходит на небольшой разговорчивый фонтанчик. Белые ночи. Цветет и благоухает бледная местная сирень. Поет какой-то сумасшедший, видимо по уши влюбленный соловей. Оттого, что вечером почти не темнеет, кажется, что время остановилось на семи тридцати. Ну, восьми. Пьем чай, тихо разговариваем. В гостиной часы бьют полночь. По старинному деревянному дому начинают шастать духи прежних хозяев. Они кряхтят, охают и стонут, они бренчат ключами, скрипят ступеньками. Они недовольны. Нам показывали их портреты. Суровые скандинавы. Викинги. Бюргеры. Лицеисты. Все серьезные. Не то чтобы у них были скверные характеры, но предчувствия их не обманули. Попробуй быть душевным, когда внезапно приходят вооруженные люди, отнимают у тебя наследное поместье, в котором ты рос, играл в солдатиков, принимал гостей, влюблялся, женился и строил планы на будущее своих детей и внуков. А тебя арестовывают и отправляют на Енисей, убирать снег «весь» © и валить лес.

Рэт за ужином рассказывает, что, когда Эстония объявила реституцию, то есть предложила бывшим хозяевам собственности вступать в право владения своей землей, хозяева этой резиденции не объявились. Где-то затерялись их следы?

Я подымаюсь к себе в комнату под крышей, где могу послушать соловья, где мне приснится, что кто-то взял на себя все мои заботы, что кто-то меня любит больше жизни, кто-то говорит мне: «Ты поспи, а я покараулю… А ты поспи». И снится еще, что мне спокойно за день завтрашний, и папа жив и здоров, и все экзамены на правильные поступки и верную линию жизни сданы на «отлично», и у меня каникулы, и мама купила мне пять книг и новые туфли синего цвета, и завтра утром можно подольше спать, и… Да. Я иду и иду по лестнице вверх, я подымаюсь к себе в комнату под крышей. Падаю в постель, и мне ничего не снится. Засыпаю мгновенно и просыпаюсь через четыре часа, потому что внизу включают фонтанчик и он начинает весело журчать.

* * *

Вечером мы накупили себе разных видов сыра, творога и йогурта. Расставили на столе. Ждали, когда закипит чайник. Мы с М. и Л. в нетерпении ходили вокруг. Ах-ах, какое изобилие эстонских качественных молочных продуктов. Сыр такой и сякой, сырки и творожки, йогурты и прочее неопознанное, сделанное из эстонского молока.

Хотелось мяукать.

* * *

С утра было прохладно и шел мелкий дождик. Все как я люблю. Этот бисерный дождь очень подходит к старинной усадьбе резиденции.

В тот день на территорию приехала съемочная группа. По договору они приезжают каждую пятницу и снимают там безразмерный детективный сериал. Рэт в четверг утром за завтраком рассказала, что ей очень нравятся съемки и очень ей симпатична группа девушек, играющих следователей. Красивые и умные.

– А, я понял! Значит, они не детектив снимают. А фантастику, – заключил московский режиссер Р.