СВР. Из жизни разведчиков - Полянский Алексей Иванович - Страница 43

Пройдет не так много лет, и болью и обидой будут отзываться в наших сердцах слова нынешних краснобаев и просто безответсвенных болтунов: «А мы вас в Афганистан не посылали…»

Отечество, будь то злонамеренно разваленный Советский Союз, или нынешняя наша Россия, в неоплатном долгу перед своими погибшими сыновьями, перед их родителями, женами, детьми.

Три погибших друга — это много или мало?

Я до сих пор уверен, что и один погибший — это чудовищно много.

Но в кровавом аду Афганистана эти потери оказались меньше потерь предыдущего отряда «Кас-кад-2».

Обстановка в Афганистане накалялась с каждым днем.

Участие в войсковых операцих отдельных наших частей, особенно в провинциях, бои, засады стали каждодневными буднями «Каскада».

Перед нами стояла нелегкая задача — обеспечить армейское командование точными сведениями о готовящихся диверсиях и терактах, обнаруживать базы душманов, склады оружия и боеприпасов, отслеживать пути доставки оружия и снаряжения из Пакистана.

Я установил прочные деловые связи с нашим высшим военным руководством — маршалом Советского Союза С. Л. Соколовым, генералом армии, а позднее с маршалом С. Ф. Ахромеевым, командующим 40-й Армией, начальником штаба армии и другими советскими офицерами.

Каждый день, без выходных, ровно к 7.00 утра я прибывал в резиденцию Соколова на планирование предстоящих операций. Проводил эти заседания Сергей Федорович Ахромеев.

Уже немолодой офицер, среднего роста, сухощавый, всегда энергичный и подтянутый, он вызывал огромное чувство уважения.

Благодаря его воле и целеустремленности, огромному опыту на этих коротких блиц-совещаниях быстро решались все оперативные вопросы на текущий день.

Я восхищался четкостью и остротой мышления маршала Ахромеева, его умением быстро схватывать информацию и оценивать сложившуюся ситуацию. Каждое свое решение он выносил на обсуждение и, посовещавшись, выносил окончательное заключение.

Обстановка на совещаниях складывалась сугубо деловая.

Если кто-то докладывал, не вполне владея материалом, то его жестко прерывали, и вопрос снимался с обсуждения.

Это считалось серьезным проколом.

Так что я очень тщательно и скурпулезно готовился к каждому такому совещанию.

Я все расписывал по пунктам — результаты повседневной деятельности отряда и каждого разведчика отдельно, дислокация и рекогносцировка по Афганистану, информация по противнику.

Каждый разведчик отряда должен был работать с агентом или агентами из афганцев для изучения обстановки в стране, получения точной и достоверной информации по бандам душманов, их вооружении, передвижениям, складам оружия и снаряжения.

Необходимо было быть также в курсе их намерений и планов.

Мы использовали переданную нам предшественниками агентуру, искали и находили новые надежные источники информации, имеющие доступ к бандитам.

В этом нам, конечно, помогали афганские коллеги из местных спецслужб.

Мы обучали их методам нашей работы и совместными усилиями продвигались вперед.

Нам приходилось вступать в прямые контакты с главарями некоторых банд, особенно с теми, которые еще не успели сильно запятнать себя кровью своих соотечественников.

Склоняли их к сотрудничетсву с «Каскадом», направляли их на борьбу с наиболее жестокими и непримиримыми бандами.

В такой работе часто приходится идти на риск, иначе не достигнешь желаемых результатов.

Но какова допустимая степень риска и что значит «оправданный риск»?

Рисковать, по моему разумению, следует так, чтобы не лишиться головы и здоровья, и в то же время добиться ощутимых результатов.

Основным критерием работы «Каскада» была достоверность, точность добытой информации, своевременность ее получения, конкретность содержащихся в ней сведений.

И это требовало от разведчиков «Каскада» огромных усилий.

Но это — наша работа.

И мы делали ее как надо.

Так что мне приходилось суммировать результаты трудов всего «Каскада», всех его команд и подразделений, прежде чем являться на «совет старейшин», возглавляемый Ахромеевым.

На первых совещаниях, в первый месяц моей службы в Афганистане, маршал Ахромеев настороженно воспринимал нашу информацию. Он не забывал спросить, перепроверяли ли мы те или иные данные, надежны ли наши источники.

Он часто повторял: «Мы не можем позволить себе наносить удары в тех местах, где могут пострадать невинные люди — мирные афганские жители».

А еще он постоянно задавал нам один и тот же риторический вопрос: «А вы представляете себе, сколько стоит весь тот груз, который по вашей информации будет переброшен в указанную точку? Вы знаете, сколько пришлось трудиться нашему рабочему, чтобы изготовить эти изделия, и сколько изъято денег из карманов наших граждан на оплату всех наших операций?»

Только однажды, во время одного из самых первых своих докладов, я позволил себе довольно дерзко возразить высокому военному начальнику.

В ответ на тираду Ахромеева я разразился своей.

Причем обратился к старшему по званию офицеру не по уставу, а по флотской традиции, существующей еще со времен создания флота российского, то есть по имени и отчеству.

В дальнейшем я себе такого не позволял.

Я заявил: «А вы, Сергей Федорович, представляете, с каким трудом, рискуя жизнью, наши офицеры-разведчики добывают эту информацию, анализируют, перепроверяют и только убедившись в ее подлинности, докладывают ее Вам?»

Наступила тягостная пауза.

Никто не позволял себе переговариваться между собой во время выступления Ахромеева, поэтому мои слова прозвучали как-то неестественно громко и вызывающе.

Сергей Федорович молчал несколько секунд и как-то странно смотрел на меня.

Его шокировало, скорее всего, не то, что я сказал, а именно то, как я обратился к нему — по имени и отчеству.

В зале наступила гробовая тишина, я даже слышал, как тикают мои часы на руке.

«Вот сейчас всыплют тебе по первое число за панибратство, тоже мне, моряк нашелся», — подумал я.

Сергей Федорович, видимо вспомнив, что по званию я являюсь морским офицером, а он отличался цепкой памятью, ответил: «Товарищ капитан первого ранга, я хорошо себе представляю труд разведчика и не нуждаюсь в ваших напоминаниях о тех трудностях, с которыми приходится сталкиваться вашим людям при сборе информации в военное время. Но со своей стороны считаю своим долгом напомнить офицерам, а это касается не только вас, но и других присутствующих, что война — жестокое дело, но мирное население надо жалеть, оберегать его и помнить, что война — очень дорогое мероприятие с материальной точки зрения».

После этого он перешел к обсуждению следующего вопроса.

Для меня, к счастью, этот случай закончился благополучно, без последствий, и даже, как мне показалось, Ахромеев стал воспринимать меня более благожелательно. Мне неоднократно приходилось летать с ним по провинциям Афганистана для решения различных проблем.

Использовался самолет маршала Соколова, в котором было два салона — общий и специальный, на пять мест.

Обычно после взлета адъютант приглашал к Ахромееву в салон на беседу кого-нибудь из сопровождающих.

Приглашали туда и меня.

Должен заметить, что после службы на флоте и учебы в академии я никогда не надевал военной формы. И в Афганистане я всегда носил гражданский костюм, поэтому окружающие меня армейские офицеры не знали, кто я по званию.

И вот через несколько дней после того злополучного для меня совещания мы вновь полетели, на этот раз на север, в Мазари-Шариф.

Сразу после взлета адъютант Ахромеева вышел в общий салон и объявил: «Вадим Николаевич, вас просит к себе в салон генерал армии».

Присутствующие в салоне генералы и офицеры с удивлением уставились на меня. Все, видимо, гадали, что это за гусь такой.

Пройдя в салон к генералу, я по уставу доложил ему, что прибыл по его указанию. Сергей Федорович принял меня тепло, мы обсудили проблемы, которые надо было решать в Мазари-Шарифе, а затем генерал оставил меня в своем салоне до конца полета. Он предложил мне кофе и намекнул, что можно кое-чем его подсластить, отметив при этом, что сам он из-за болезни этого избегает. Я по скромности и из солидарности отказался от угощения.