Эмпириомонизм - Богданов Александр Александрович - Страница 18

Не пришли ли мы тут к панпсихизму, к представлению всей природы по типу человеческого сознания? Всего меньше. Природа не есть нечто «психическое», это станет ясно, если хорошо понять, что именно называется «психическим». Психическое вовсе не «субстанция», а только отношение. Это определенная связь явлений, определенная закономерность опыта. Когда «элементы» опыта выступают для нас в объективной, общезначимой закономерности, мы называем комплексы этих элементов «физическими телами», когда закономерность иная, необъективная, необщезначимая (именно ассоциативная), мы называем комплексы «психическими». Элементы не имеют ни физического, ни психического характера; они вне этих определений. Панпсихизм, для которого вся природа слагается из психических комплексов, который «объясняет» физическое через психическое, выражает, следовательно, тенденцию свести объективную закономерность явлений к субъективной связи; это стремление в высшей степени антинаучное. Идеал науки диаметрально противоположен этому: сведение всякой субъективной связи к объективной закономерности. В этом смысле материализм был всегда несравненно ближе к прогрессивным тенденциям науки; но он шел недостаточно далеко в анализе действительности, и вместо прямых элементов опыта — физического и психического — подставлял сложные комплексы, называемые «материей». Рассматривая же эти комплексы исключительно с точки зрения объективной закономерности, он был верен духу научного познания и потому представлял ближайшую ступень к научному мировоззрению. Он был более объективен и позитивен, чем спиритуалистические направления, но еще недостаточно объективен и позитивен. Истина и здесь, как бывает обыкновенно, была не в «золотой середине» между сталкивающимися направлениями, а вне их обоих. Прогрессивное мышление нашего времени к борьбе материализма и спиритуализма относится приблизительно так же, как к происходившей некогда борьбе протестантизма и католицизма: считая одно из двух направлений «более истинным», оно и им, однако, не может удовлетворяться.

Возвращаемся к нашей главной теме. На основании всего изложенного мы принимаем наличность переживаний всюду, где имеются жизнеразности органических процессов. Связь переживаний с жизнеразностями мы признаем постоянной, однообразной. Теперь постараемся точнее определить характер этой связи.

В. Психоэнергетика

Прежде всего, нам надо отчетливо установить самое понятие «жизнеразности». Дело в том, что Авенариус, создавший это понятие, придал ему формулировку, на наш взгляд, совершенно неудовлетворительную с биологической точки зрения. В его формулировке чувствуются остатки консервативного, статического понимания жизни, того, которое шаг за шагом устраняется в развитии эволюционного мышления. Эти остатки достаточно выяснить, чтобы отбросить.

В основе явлений жизни лежит подвижное равновесие энергии, двусторонний поток между жизненной системой и ее средою. Ассимиляция, усвоение энергии из внешней среды идет рядом с дезассимиляцией, потерей энергии, ее рассеянием в этой же среде. Полное равновесие обоих потоков во всех частях системы есть случай идеального консерватизма; такого консерватизма нельзя найти в действительности, но он — удобная абстракция, которая всего лучше может служить исходной точкой исследования. Всякий реальный процесс жизни представляет ряд непрерывных нарушений идеального консерватизма, то в одну, то в другую сторону.

Норма идеального консерватизма жизни сама есть величина непрерывно изменяющаяся. Каждый момент приносит какое-нибудь, хотя бы ничтожное, изменение во внутренних отношениях системы; в каждое последующее мгновение она уже не вполне та, что в предыдущее. Это вполне очевидно, если представить себе рядом целые обширные периоды жизненного цикла: равновесие жизни для ребенка не то же, что для старика, для юноши не то же, что для зрелого человека. А так как превращение совершается непрерывно, то и бесконечно малые изменения каждого момента хотя незаметны, но несомненны.

Пусть равновесие жизни в течение некоторого времени нарушается в пользу ассимиляции: она преобладает над затратами энергии. Затем в известный момент обе стороны жизненного процесса уравниваются. Идеальное равновесие восстанавливается, но это уже не то равновесие, какое было до нарушения. Та общая сумма энергии, которую представляет система, больше прежней: организм вырос, ребенок стал юношей. Если бы система вернулась к прежнему равновесию, это означало бы понижение жизни, деградацию. Поэтому идеальное (мыслимое) равновесие системы вовсе не есть идеал жизни; или, вернее, это идеал, но статический, застойный, а не динамический, прогрессивный. В анализе жизненных колебаний нельзя упускать различия между возрастанием и понижением энергии системы, нельзя рассматривать оба случая как принципиально однородные. Но именно это делает Авенариус.

Ему дело представляется таким образом. В течение, положим, сна в жизненной системе[29] накапливается вследствие перевеса «питания» над «работой» избыток «питания». С избытком «питания» человек вступает в активную жизнь бодрствования, и жизненная задача организма — установить равновесие путем увеличения «работы». Авенариус не употребляет термина «жизненная задача», но именно таково его понимание данного процесса, потому что он считает, что перевес «питания» непрерывно уменьшает «жизнесохранимость» системы («Vital-Erhaltungswert»), и только соответственным возрастанием «работы» это уменьшение «жизнесохранимости» может быть сведено до minimum'а. В этом смысле для него совершенно однородны оба случая — и перевес «питания» над «работой», и перевес «работы» над «питанием».

Прежде всего нам надо устранить из исследования грубо материалистический и неточный термин «питание» («Ernahrung»). Процесс питания есть только главный путь ассимиляции внешней энергии системою, но не единственный путь. Есть все основания думать, что энергия, например, мелких возбуждений, достигающих центрального аппарата по нервным проводникам, может ассимилироваться нервными клетками, повышая запас их потенциальной энергии. Термин «питание» без нужды затемняет дело, заставляя постоянно видеть в процессе жизненной ассимиляции — усвоение материальных частиц, тогда как дело идет о потоке энергии, для которого такие частицы являются лишь одною из обычных форм. Менее неудобен второй термин «работа»; но и он заставляет думать не о всех возможных типах дезассимиляции, а главным образом об одном — об иннервационном процессе; и уж во всяком случае с ним трудно связать, например, ту непрерывную затрату энергии клеток, которая выражается в рассеянии тепла; а игнорировать такие пути дезассимиляции нельзя и нельзя окончательно от них отвлечься, потому что жизненный процесс есть прежде всего процесс интегральный, динамическое целое.

Перевес «питания» над «работой» легко можно понимать в таком смысле, что жизненной системе доставляются извне запасы энергии, которые она не успевает ассимилировать, которые ее как бы загромождают, нарушая течение ее жизнедеятельности, вызывая усиленные растраты ее энергии. В этом истолковании «жизнеразность» с перевесом «питания» окажется, конечно, жизненно вредным фактом, и ее устранение необходимо, чтобы поддержать «жизнесохранимость». Но ясно, что самое понятие «жизнеразности» применено тогда неправильно. «Жизнеразность» есть разность двух жизненных величин; но эти величины должны быть строго однородны — только тогда формула вычитания имеет научное значение. Если же сделать уменьшаемым количество энергии извне доставленной системе, которую ей еще только предстоит ассимилировать, которая, следовательно, является пока еще чуждой, посторонней для ее жизненного процесса, а вычитаемым — количество энергии, которая затрачивается системою, энергии, которая уже принадлежит системе, есть ее собственная энергия, то в вычитании окажутся сопоставлены две жизненно разнородные величины, и формула «жизнеразности» не имеет научного значения. Надо сопоставить действительно происходящую ассимиляцию энергии системою с действительно происходящей дезассимиляцией — тогда только понятие «жизнеразности» пригодно для анализа. В своих определениях Авенариус, несомненно, склоняется к последнему, более научному понятию жизнеразности; но в своих выводах он постоянно переходит к первому, неточному понятию, и картина жизни системы С выступает в очень неверном освещении.