Опасные забавы - Портер Маргарет Эванс - Страница 9

– Я обещала вам, что она придет! – торжественно заявила бывшая танцовщица.

Розали протянула руку Джеймсу д'Эгвиллю.

– Как поживете, сэр?

– Куда важнее знать, – грубовато отозвался он, – как поживаете вы?

– Tres bien, merci[1] .

– У нее задрожала правая лодыжка, но она поняла, что упоминать о своей боли бывшему или будущему работодателю никак нельзя.

– Pauvre petite[2] , – вздохнула хозяйка, прижав руку к своей прославленной груди. – Мне хочется плакать, зная, что вы танцуете для этих каналий, завсегдатаев Седлерз-Уэллз. Дельфина никогда бы этого не позволила.

– Вы забываете, Паризо, что я работал балетмейстером в Уэллз, – вмешался в их разговор д'Эгвилль. – Хотя я разделяю ваше убеждение и также считаю, что Розали достойна лучшей участи. Каковы ваши планы, дорогая? Не собираетесь ли вы перейти в зимнем сезоне в театр Эстли на Уэллклоуз-сквер?

Розали покачала головой.

– Я хочу попытать удачи в новом театре на Тотнем-стрит.

– Но почему не в оперном? – Миссис Хьюз сжала руку д'Эгвилля. – Вы просто обязаны убедить синьора Росси принять ее в труппу, я вас очень прошу.

Джеймс д'Эгвилль пристально посмотрел на Розали, и его брови поднялись еще выше.

– Вы этого хотите?

– Вопрос решен! – воскликнула миссис Хьюз. – Вы обязаны познакомиться с синьором, крошка, и я вас сейчас ему представлю, maintenant[3] . Он не столь умелый и блестящий постановщик, как наш дорогой Джеймс, и я слышала жалобы, что он предпочитает всем прочим итальянских танцоров, но не обращайте на это внимания. По крайней мере, вы будете выступать перед зрителями с хорошим вкусом и чувством стиля, а для артиста остальное несущественно. Идемте за мной.

Искоса взглянув на д'Эгвилля, Розали позволила хозяйке взять ее за руку и направиться в другую половину гостиной. У окна стояли трое: господин средних лет с яркой брюнеткой и крепкий молодой человек, скучающее лицо которого тотчас оживилось, когда он заметил Розали.

Он бросился к ней и, взяв обе ее руки в свои, поднес их к губам и в знак почтения опустился перед ней на колено.

– Ma belle, я не льщу себя надеждой, что вы меня помните, но я не забыл свою первую партнершу. Сколько лет прошло с тех пор?

– Больше, чем хотелось бы, – отозвалась она с легкой улыбкой. – Вы не изменились, Арман Вестрис. В годы нашего учения вы уже прославились и вашей galanterie, и ваши grands jetes[4] .

Она обратила внимание,как в черных глазах брюнетки мелькнули ревнивые искорки, очередное свидетельство того, что французы по-прежнему выбирают себе любовниц на один сезон.

Поднявшись, Арман посмотрел на нахмурившуюся даму и мягко произнес:

– Фортуната, вам не о чем беспокоиться. Она никогда не была моей возлюбленной. У нее даже не хватало смелости пройтись со мной под руку, хотя я неоднократно просил ее об этом. Для нее главным была работа, работа, работа. Розали, позвольте представить вам синьорину Анджолини, ведущую танцовщицу оперно-балетного театра. – Повернувшись к мужчине, он пояснил: – Я был знаком с мадемуазель де Барант еще в Париже. Она училась у mоn р?rе[5] и у Доберваля.

Балетмейстер поклонился.

– Мне известно это имя.

– Bien sur[6] , вы, должно быть, знали ее мать, Дельфину де Барант?

– Si, si, – откликнулся итальянец, присмотревшись к Розали попристальнее, с пробудившимся интересом. – Вы танцовщица, о которой мне часто говаривал д'Эгвилль, многообещающая исполнительница вторых ролей.

Однако балетмейстер не стал вступать с ней в разговор. Обратившись к своей соотечественнице по-итальянски, он повел ее к ближайшей софе, оставив Розали и Армана наедине.

– Всю зиму и весну, да и весь последний год, мы с Фортунатой танцевали вместе в оперном театре, – сообщил он ей. – Вы нас видели?

– Боюсь, что билет мне не по карману, – искренне призналась она. – Хотя иногда я читала в газетах о ваших спектаклях.

Критики поначалу неприязненно отнеслись к французу, но ему удалось покорить их атлетической силой своего танца, мощным прыжком и вращением.

– Когда Паризо сказала, что ваши родители умерли, мне стало вас очень жаль.

– Я живу без мамы уже пять лет.

– В прошлом сезоне ко мне за кулисы зашел один француз и спросил, был ли я знаком с La Belle Delphine. Я думаю, он следил за ее выступлениями в Париже и был tres desole[7] когда заговорил о ней. Не могу припомнить его фамилию. Ремерсье? Нет, как-то иначе. – Немного помолчав, он пожал плечами. – Ну да это не имеет значения. Скажите мне, mа belle, почему вы не танцуете в оперном театре?

– Я покинула его вместе с д'Эгвиллем, когда он перешел в Седлерз-Уэллз, а вернуться его не приглашали. Надеюсь, что он отрекомендует меня Росси. В труппе в будущем сезоне должно освободиться место. И Оскар Берн, вероятно, поручится за меня, если я его попрошу.

– Я тоже могу замолвить за вас слово синьору, – пообещал ей Арман. – И вы смело можете положиться на Дешайе.

– А разве его жена не ушла из труппы? – Арман подтвердил это, кивнув головой. Она невольно заставила его посплетничать.

– Я была намертво прикована к Айлингтону и почти не слышала новостей из Королевского театра. Правда ли, что месье Буанжерар открыл балетную студию для детей?

– Да, это так, но les enfants terribles[8] были изгнаны со сцены вскоре после первого своего появления. Англичанам не нравится, когда маленькие дети так поздно ложатся спать.

– Тут ничего не изменилось, и зрителям по-прежнему не по душе, когда д'Эгвилль включает в состав труппы своих учеников, – вздохнула Розали. – Странно, но никто не возражал, когда я девочкой танцевала на сцене.

– В Париже, – надменно заявил Арман, – лучше ценят истинное искусство. В Королевском театре зрители привыкли разговаривать во время оперы, они свистят, когда им не нравятся исполнители, и прерывают их хлопками в самое неподходящее время. lis sont betes sauvages![9]

Розали рассмеялась и сказала:

– Боюсь, что зрители в Седлерз-Уэллз раздражали бы вас еще больше. Кроме того, жалованье...

1

Спасибо, хорошо (фр.).

2

Бедняжка (фр.).

3

Сейчас (фр.).

4

Обходительностью... высокими прыжками (фр.).

5

Мой отец (фр.).

6

Конечно (фр.).

7

Безутешен (фр.).

8

Ужасные, невыносимые дети (фр.).

9

Это дикие животные (фр.).