Поэзия Латинской Америки - Коллектив авторов - Страница 104

104

Уйдя в себя…

Уйдя в себя, бреду неторопливо без цели, без тропы определенной, какие-то мосты, и лес зеленый, и узкая межа по краю нивы. С холма открылось мне заката диво — вверху извечный океан бездонный течет средь островов завороженных несуществующей страны счастливой. Стою, его огромностью принижен, и в эту ширь гляжу и замираю: я — как река, что, на ветру играя, в предвестье бури стынет неподвижно, и молится, и верит в волшебство, и жаждет слиться с волнами его.

ГАБРИЭЛА МИСТРАЛЬ[274]

«Мыслитель» Родена

Перевод Инны Лиснянской

Подбородок тяжелой рукой подпирая, Вспоминает, что он — только остова плоть, Обреченная плоть, пред судьбою нагая, — Красотой не могущая смерть побороть. В дни весны от любви трепетал он, пылая, Нынче, осенью, горькою правдой убит. «Все мы смертны», — печать на челе роковая, И в ночи он всей бронзой своею дрожит. И проносится ужас по бороздам тела, Рвутся мышцы, напрягшиеся до предела, Как осенние листья пред божьей грозой, Что гудит в его бронзе… Так корень сухой, Так израненный лев не страдали в пустыне, Как мыслитель задумавшийся о кончине.

Сильная женщина

Перевод Инны Лиснянской

Обветрено лицо, а кофта голуба, — Такой тебя глаза мои запечатлели. Там, в детстве, где земля раскрыта, как судьба, Я видела тебя на пахоте в апреле. Пил в грязном кабаке нечистое вино, Тот самый, от кого и родила ты сына. Несла ты тяжкий груз, но падало зерно Из бедных рук твоих спокойно и невинно. А летом жала хлеб для сына, вся светясь, И вновь я от тебя не отрывала глаз, Расширенных от слез восторга и от боли… Все целовала б грязь я на ногах твоих! Иду я, отвратясь от модниц городских, — И тенью и стихом, — вслед за тобою в поле.

Кредо

Перевод Инны Лиснянской

Верую в сердце мое, в эту ветку душистую, — Дышит господь на нее и колышет в тени, Жизнь наполняет дыханьем любви, и становятся Благословенными дни. Верую в сердце мое, ничего не просящее, Ибо в мечтанье причастно оно высоте, И обнимает властительно все мироздание В этой высокой мечте. Верую в сердце мое, что в глубины господние Раны свои погружает, слагая напев, Чтоб, как дитя из купели живительной, заново Выйти, для счастья прозрев. Верую в сердце мое, наделенное трепетом, — Ведь вразумил его тот, кто волнует моря, Вот и живет оно первоначальною музыкой, Ритмы прибоя творя. Верую в сердце мое, что рукой нещадящею Я выжимаю на холст бытия, чтобы он, Красками крови окрашенный, был в одеяние Огненное превращен. Верую в сердце мое, что любовью посеяно, — На борозде бесконечной взошло, как зерно. Верую в сердце мое: хоть всегда изливается, Но не пустует оно. Верую в сердце мое, что не будет источено Жадным червем, ибо смерти затупится суть. Верую в сердце мое, ничего не таящее, В сердце, склоненное грозному богу на грудь.

Встреча

Перевод Инны Лиснянской

С ним я встретилась на тропинке, — Речка спящая не пробудилась, Не раскрыл шиповник бутоны, А душа моя вдруг раскрылась, — И у женщины потрясенной Все лицо залито слезами! Шел и нес на губах веселых Он свою беспечную песню. А взглянул, и мне показалась Песня глубже глуби небесной, А тропинка мне показалась Странной, словно во сне бессвязном, — Неспроста на рассвете алмазном Все лицо залито слезами! Напевая, прошел он дальше И унес мой восторг с собою… Цвет шалфея не стал синее, Не вознесся в небо с мольбою. Ну и пусть! Ведь воздух пронизан Потрясенной моей душою. Хоть меня и никто не унизил, Все лицо залито слезами! Нет, не он у зажженной лампы Просидел всю ночь одиноко, — Спал, и грудь его не щемило От тоски моей беспросветной, Но, быть может, во сне глубоком Обступал его запах дрока, Потому что у женщины бедной Все лицо залито слезами! Ни от голода, ни от жажды Не всплакнула я в жизни ни разу; Но господь мне послал не встречу, А пожизненную проказу. Мама старая каждый вечер За меня молит бога. Но, видно, У меня теперь будет вечно Все лицо залито слезами!

Люблю Любовь

Перевод Инны Лиснянской

Бьет по ветру крылом, вольно топчет дорогу земную, И трепещет на солнце, и любит лесное житье. Не пытайся ее отогнать, будто думу дурную, — Нет, придется признать ее! Знает бронзы язык и язык умоляющий птицы, Повелительный говор морей и ненастья нытье. На нее замахнуться не вздумай, не смей рассердиться, — Нет, придется принять ее! У нее все повадки хозяйки: поддавшись минуте, Разбивает цветочные вазы и льды, как старье. Не пытайся разжалобить иль отказать ей в приюте, — Нет, придется впустить ее! Отвечает на все, как всевидица, слух твой лаская, — Изощренно коварство ее и искусно лганье. Не божественная тебя мудрость спасет, а людская, — И поверишь словам ее! И завяжет глаза, но повязки льняной не сорвешь ты, И протянет горячую руку, и примешь ее, И пойдет, и пойдешь ты за ней, хоть поймешь ты, Что уходишь в небытие!