Поэзия Латинской Америки - Коллектив авторов - Страница 20

20

Эзекиель Мартинес Эстрада

Пролог Еще не тяжко возрастное бремя, но с некоторых пор я признаю: слабеет память и приходит время припомнить по порядку жизнью свою. Прибытие Я в праздник в город свой родной попал. Дым фейерверков в честь мою клубился и до утра гремел оркестром бал, хоть вся заслуга в том, что я родился. Наследственное имущество Отец мне завещал упрямый взгляд и жажду новых приключений тоже. Мать — том стихов, еще — метафор ряд в обивке из моей же кожи. Первый выезд Картонный конь мой бьет копытом рьяно. Навстречу солнцу еду налегке, как начитавшийся Эспландиана, испанец с шпагой тоненькой в руке. Первый поступок Свой идеал из дыма я лепил, хоть мудрый Прометей прибегнул к глине. Кол в горле, сигареты первой пыл, при слове «дым» не вспомнится и ныне. Творчество Бесцельные старанья муравья. Да, после всех усердий и усилий, так по себе и не оставлю я ни дерева, ни книги и ни сына. Отъезд Я, сапоги обув, отъезда жду, прощаюсь, плавно воздевая руки. Мне возвращение сулит беду, болота, горы. Жаль! Прощайте, други. Эпитафия За все я чистым золотом платил, неведомому богу бил поклоны, в нем Красоту и Правду я почтил, но мертвым здесь возлег на смерти лоно.

РИКАРДО МОЛИНАРИ[61]

Ода пампе

Перевод Н. Горской

I Во мне — в простор спокойный, и пальмы стремительная неподвижность — исхлестаны ветки ветром небес вечерних, — земля родная, гляжу на тебя и в ласковом умиранье вижу рожденье мечты и тайны. С высоких и желтых пастбищ к закатному солнцу взмывают жесткие листья и полные грусти колосья нагие, и улетают последние птичьи стаи; к тебе навсегда прикован, ищу я снова прозрачную боль твоей ностальгии, ищу мою тень, что блуждает по этому краю. Дикая утка, как сердце мое, одинока в начале марта! В тебя, о пампа, стекаю рассветом росным и возвращаюсь в недра, подобно грозам; кричу, и только травы мой зов услышат и бег почуют — как ветра вспышку. Просторы неба, трава и тучи, страна глухая, где только ветер рождает ветер, не отдыхая! К тебе, о пампа, земля печальной я сладкой неги, льнут сердцем дети твоих багряных и темных далей! И только утка взлетает в марте! II За летом вослед уплывает ветер и развевает тонкую пыль и семена черной травы, а день и весел и светел, как свежий цветок, облитый кристальной прохладой воздушной струи. Под пышной короной колышется свет, не замечая длинных теней на ладони долины, не слыша журчанья скудеющих вод и не зная, как темные всплески качают камыш. И песня во мне оживает: Свистел, порхая, вечерний ветер, как птица — темный — на свежей ветке. Влюбленных радость нельзя измерить; проказник ветер ерошит перья. Ручьи ослепли при нашей встрече, но все ж их речи звучат сердечно. Влюбленных радость конца не знает. Забвенье лучше, чем расставанье. Полночный ветер, бессменный сторож, бродил по морю, по волнам черным. Приходит радость с прохладой первой: сквозь тьму несешься, а песня — в сердце. И ветер веет, о мать, ты знаешь, так сладко веет! И только утка взмывает в марте! III Тобой плененный влюбленный пленный, смотрю, как ты грустишь в томленье, и наблюдаю сезонов смену — то гнет туманов и буйство ливней, то вдруг разливы различных красок, цветов пыланье и трав рожденье — зеленых пастбищ — до неба — пламя; и куропатка бормочет что-то и ввысь внезапно дрожащей каплей взмывает плавно. Тобой любуясь, не удручаюсь я этой сменой и без печали слежу, как лето пройдет бесследно, в забвенье канет, но не угаснет — оно как искра в кострах нетленных; судьбы веленьем я вольный странник под облаками, я словно птица твоих бескрайних, безмерных далей. Приходит осень, и барабаны скорби своим раскатом равнину ранят и предвещают бурю.

ХОРХЕ ЛУИС БОРХЕС[62]

Перевод С. Гончаренко

Улицы Буэнос-Айреса

Улицы Буэнос-Айреса, вы — сердцевина моего сердца. Не бодрые проспекты, замученные спешкой пешеходов, а вы, переулки тихих предместий, вы, незнакомые с кроткими кронами деревьев, улицы окраин, где мрачные лачуги, подавленные бессмертным пространством, боятся утонуть в долгом просторе равнины и неба. Всем, кто истосковался по живой душе человечьей, вы обещаете счастье: на ваших перекрестках братаются жизни, вырвавшиеся на волю из заточенья квартир. Низкий поклон вам хотя бы за то, что по вашей брусчатке шагает с решительностью заблужденья надежда. Ваши извивы — как колыхание флагов, реющих на семи ветрах поднебесья. Пусть же на древке моих стихов заплещут эти знамена.