Северное сияние (др.перевод) - Пулман Филип - Страница 59

— Вы любили Фардера Корама?

— Да. Он это знает?

— Не знаю, но знаю, что он любит вас.

— Когда он спас мне жизнь, он был молодым, красивым, гордым, сильным. Я полюбила его сразу. Я отказалась бы от своего естества, пожертвовала бы звоном звезд и музыкой Авроры; никогда бы не поднялась в воздух — все отдала бы, не раздумывая, чтобы стать женой речного цыгана, стряпать для него, делить с ним ложе и рожать ему детей. Но ты не можешь изменить свою природу — только поведение. Я ведьма. Он человек. Я жила с ним и родила ему ребенка…

— Он никогда не рассказывал! Девочку? Ведьму?

— Нет. Мальчика, и он умер сорок лет назад во время большой эпидемии — от болезни, которая пришла с Востока. Бедный малыш; он промелькнул в жизни, как бабочка-поденка. И унес кусок моего сердца. А Кораму — разбил. Потом мне пришлось вернуться к моему народу, потому что Ямбе-Акка забрала мою мать, и я стала королевой клана. Я покинула его — должна была.

— И больше никогда не видели Фардера Корама?

— Никогда. Я слышала о его делах; слышала, что скрелинги ранили его отравленной стрелой, послала ему травы и талисманы, чтобы он выздоровел, но увидеться с ним было выше моих сил. Я слышала, как надломила его эта история, как росла его мудрость, как много он изучил и прочел, и гордилась им, его добротой и благородством. Но с ним не виделась, то были опасные времена для моего клана, между ведьмами назревала война, и, кроме того, я думала, он забудет меня и найдет себе жену среди людей…

— Он не нашел, — упрямо сказала Лира.

— Вам надо с ним встретиться. Он все еще любит вас, я знаю.

— Но он будет стыдиться своей старости, а я не хочу его огорчать.

— Может, и будет. Но хотя бы пошлите ему весточку. Так мне кажется.

Серафина Пеккала долго молчала. Пантелеймон превратился в крачку и на секунду подлетел к ее ветке, как бы извиняясь за невежливость Лиры.

Потом Лира сказала:

— Серафина Пеккала, почему у людей есть деймоны?

— Все об этом спрашивают, и никто не знает ответа. Сколько были люди на земле, столько были у них деймоны. Это и отличает их от животных.

— Да! Мы, правда, от них отличаемся… Ну вот, от медведей. Они странные, правда? Ты думаешь, он — как человек, и вдруг что-то сделает такое странное или рассвирепеет, и думаешь, что его никогда не понять… Но знаете, что мне сказал Йорек? Он сказал, броня для него — то же, что для человека деймон. Это его душа, он сказал. Но и здесь он отличается, потому что он сам сделал броню. Когда его изгнали, у него отняли броню, а он нашел небесное железо и сделал себе новую — как бы сделал новую душу. Мы не можем сделать наших деймонов. Потом люди в Троллезунде напоили его спиртом и украли ее, а я узнала, где она, и он ее забрал… Но я вот чего не понимаю — зачем он возвращается на Свальбард? Они будут драться с ним. Могут убить… Я люблю Йорека. Так люблю, что лучше бы он туда не возвращался.

— Он сказал тебе, кто он такой?

— Только имя. А рассказал нам Консул в Троллезунде.

— Он благородного происхождения. Принц. Если бы он не совершил тяжелого преступления, то был бы сейчас королем медведей.

— Он сказал мне, что их король — Йофур Ракнисон.

— Йофур Ракнисон стал королем, когда изгнали Йорека Бирнисона. Йофур тоже принц, иначе он не мог бы править; но он умен на человечий лад; он заключает договоры и союзы; он живет не как медведи, в ледяном форте, а в новом дворце; он ведет разговоры об обмене послами с другими странами, об устройстве огненных шахт с помощью инженеров-людей… Он очень ловок и хитер. Говорят, что это он подбил Йорека на преступление, за которое тот был изгнан; другие говорят, что если это и не так, то он сам распространяет об этом слухи — чтобы все боялись его коварства и ума.

— А что же Йорек сделал? Понимаете, я люблю Йорека еще и потому, что мой отец сделал то же самое и был наказан. Мне кажется, они похожи. Йорек сказал мне, что убил медведя, но не рассказывал, как это получилось.

— Драка была из-за медведицы. Самец, которого Йорек убил, не подал знака, что уступает более сильному, как это у них принято. Медведи, при всей их гордости, непременно признают превосходство соперника и сдаются, но по какой-то причине этот медведь не захотел. Некоторые говорят, что Йофур Ракнисон повлиял на его сознание или дал ему одурманивающих трав. Во всяком случае, молодой медведь не уступал, и Йорек Бирнисон не совладал с собой.

Дело решалось однозначно: он должен был ранить его, а не убить.

— Значит, он мог бы стать королем, — сказала Лира.

— А про Йофура Ракнисона я что-то слышала от Пальмеровского Профессора в Иордане, потому что он бывал на Севере и встречался с ним. Он сказал… не помню точно… кажется, что он обманом получил власть… Но знаете, Йорек однажды сказал мне, что медведей нельзя обмануть, и показал, что я не могу его обмануть. А тут похоже, что их обоих обманули, и его, и другого медведя. Может быть, только медведь может обмануть медведя, а люди не могут. Хотя… Люди в Троллезунде обманули же его? Когда напоили и украли его броню.

— Когда медведи ведут себя, как люди, наверное, их можно обмануть, — сказала Серафина Пеккала.

— Когда медведи ведут себя, как медведи, наверное — нельзя. Вообще медведи не пьют спиртного. Йорек Бирнисон пил, чтобы забыть позор изгнания, и только поэтому люди Троллезунда смогли его обмануть.

— Конечно.

— Лиру вполне устраивало это объяснение. Она восхищалась Йореком и рада была услышать, что он действительно благородное существо.

— Спасибо вам, — сказала она.

— Если бы вы мне не сказали, я этого так бы и не узнала. Мне кажется, что вы умнее, чем миссис Колтер.

Полет продолжался. Лира нашла в кармане кусок тюленины и стала жевать.

— Серафина Пеккала, — сказала она немного погодя, — что такое Пыль? Мне кажется, что все эти неприятности — из-за Пыли, только никто не хочет объяснить мне, что такое Пыль.

— Я не знаю. Ведьмы никогда не интересовались Пылью. Одно могу сказать: где есть священники, там и страх перед Пылью. Миссис Колтер, конечно, не священник, но она — могущественный агент Магистериума, это она организовала Жертвенный Совет и убедила церковь дать деньги на Больвангар. И все потому, что она интересуется Пылью. Нам непонятны ее чувства. Но на свете много для нас непонятного. Мы видим, как тартары делают отверстия в своих черепах, и можем только удивляться этому. Так что Пыль, возможно, странное явление, мы ему удивляемся, но не испытываем страха и не рвем все на части, чтобы его исследовать. Оставим это церкви.

— Церкви?

— Лира вспомнила свой разговор с Пантелеймоном на Болотах — о том, что может двигать стрелкой алетиометра, и тогда они подумали о фотомельнице на алтаре в Колледже Гавриила, о том, как элементарные частицы толкают лопасти. Предстоятель дал понять, что между элементарными частицами и религией есть связь.

— Может быть, — сказала она, кивнув.

— Все-таки большинство вещей церковь держит в секрете. Но почти все это — старые вещи, а Пыль — не старая, насколько я знаю. Может быть, лорд Азриэл мне объяснит…

Она зевнула.

— Я, пожалуй, лягу, а то совсем замерзну. На земле было холодно, но так, как здесь, я в жизни не мерзла. Еще немного, и просто умру.

— Так ложись и укройся мехом.

— Ага. Если уж умирать, то лучше здесь, чем там, у них. Когда они положили нас под нож, я думала, — все, конец. Мы оба так подумали. Ух, какие жестокие… Мы пока ляжем. Разбудите нас, когда долетим.

Она опустилась на кипу мехов, чувствуя боль и одеревенелость во всем теле, уставшем от холода. Потом легла и прижалась к Роджеру.

И четверо путешественников, спящих в обледенелой корзине воздушного шара, продолжали лететь к скалам и ледникам, огненным шахтам и ледяным фортам Свальбарда.

Серафина Пеккала окликнула аэронавта, он проснулся и, хотя еще плохо соображал из-за холода, сразу почувствовал по движениям корзины, что дело неладно. Корзина бешено раскачивалась, баллон дрожал от сильного ветра, и ведьмы, тянувшие канат, едва удерживали его. Если они отпустят, шар немедленно понесет в сторону со скоростью сто пятьдесят километров — и, судя по компасу, в сторону Новой Земли.