Принцесса вандалов - Бенцони Жюльетта - Страница 17

«Этот день – таково мое впечатление – будто удар дубины, прикончил наше дело. Он лишил доверия к нам людей благонамеренных, остерег отважных, уменьшил рвение тех, кто обладал им в избытке. Словом, все, какие только могли быть дурные последствия, воспоследовали за этим днем…»

И вот возникла одна из парадоксальных ситуаций, которые так свойственны французам. Люди были пресыщены войной, и кровавый день четвертого июля довел это пресыщение до отвращения. Сторонников войны не было, все жаждали мира. Но оставался один важнейший вопрос: как достичь его? Все мечтали о мире, но путь, ведущий к нему, каждому виделся по-своему. Мир с точки зрения королевского двора, мир с точки зрения парламента и мир с точки зрения Конде и его союзников сильно отличались друг от друга, потому что все стремились к власти. Фронда, по сути, вернулась к исходной точке, с какой началась, но время изменило соотношение сил.

Королевская армия под командованием маршала де Тюренна обрела мощь, а войско принца де Конде ослабло. Отряды его армии походили скорее на шайки грабителей, которые разоряли предместья Парижа то со стороны Сен-Клу, то со стороны Корбей, жители которого взяли в руки оружие и стали обороняться. Пример подавали и сами военачальники, которые никак не могли договориться между собой.

Париж залечивал раны, парижане разыскивали смутьянов, которые подожгли ратушу. Теперь горожане подумывали о законных властях с большей приязнью. А законные власти уже покинули Сен-Жермен. Сначала король с королевой-матерью отправились в аббатство Сен-Дени, святилище древней королевской власти, куда свезли раненых в бою у Сент-Антуанских ворот, и королева собственноручно перевязала нескольких пострадавших. Потом королевское семейство проследовало в Компьень. Возможно, все эти группировки, противники и соперники, и смогли бы прийти к соглашению, если бы не одно непреодолимое препятствие – Мазарини! Вечно и постоянно он! Королева отчаянно цеплялась за него и ни за что не желала расставаться!

Противостояние продолжалось. Изабель своими слабыми силами пыталась призвать враждующих к примирению, без которого королевству грозила гибель. А воинственная Мадемуазель была готова ввязаться в любую свару и жила сообщениями о состоянии здоровья жены принца де Конде, которые становились день ото дня тревожнее. Мадемуазель вновь уверила себя, что ее брак с принцем в самом ближайшем будущем – дело решенное, и прониклась к герцогине де Шатильон ядовитым недоброжелательством, с которым и написала в «Мемуарах»: «Конде отныне относился к ней с презрением». Но Изабель и дела не было до домыслов соперницы.

Привычное течение жизни всколыхнула драма.

Девятнадцатого июля де Немур, одолеваемый по-прежнему недостойной жаждой первенства, – ходили слухи, что к его непокою имели отношение и прекрасные глаза Изабель, – в приступе ярости вызвал на дуэль своего шурина де Бофора. Де Бофор, в чьей отваге никто не мог усомниться, попытался урезонить зятя, но тщетно.

– Вы только что получили рану, сражаясь у ворот Сент-Антуан, эта дуэль – просто безумие!

– Жалкая царапина! Она меня нисколько не стесняет, а я жажду покончить с вами. Драться будем на шпагах и пистолетах. До смертного конца!

– Мне кажется, вы лишились разума!

– А мне кажется, что вы испугались, – язвительно произнес де Немур.

Но Бофор уже повернулся к нему спиной, пренебрежительно передернув плечами.

Дуэль была назначена на утро следующего дня в парке, окружавшем особняк Вандом, куда каждый из соперников привел с собой еще по четыре секунданта[13]. Настоящее сражение, в котором должны были скреститься десять клинков из-за безумной прихоти де Немура.

Все держалось в строжайшей тайне, о дуэли никто не знал, и де Бофор до последней минуты делал все возможное, чтобы образумить безумца. Но безуспешно. И вот пистолеты в руках. Де Немур стреляет первым и промахивается. Де Бофор делает последнюю попытку кончить дуэль. Но де Немур вместо ответа бросает пистолет, хватает рапиру и ранит де Бофора в руку, обозвав трусом. Обозлившийся герцог стреляет и убивает наповал соперника, попав ему в грудь.

Трудно описать отчаяние госпожи де Немур. Горько и искренне оплакала и Изабель того, кого любила в трудное для себя время и в ком тогда так нуждалась… Известил ее о дуэли Бастий – ее и принца де Конде, который был вместе с ней, – и она поспешила на место схватки, но все было уже кончено. Странно, но молодая вдова захотела видеть именно Изабель. После их совместного путешествия в Монтаржи она испытывала к герцогине дружеские чувства. И Изабель будет навещать ее в монастыре Визитасьон Сент-Мари на улице Сент-Антуан, куда она удалится на время траура.

Изабель не знала, что и думать, получив письмо с соболезнованиями по поводу смерти де Немура от Мадемуазель, которая раструбила по всему Парижу, что принц де Конде отдалился от герцогини де Шатильон и теперь одаряет ее своим вниманием. Она твердила это тем громче, чем печальнее были вести о здоровье Клер-Клеманс, супруги принца, чьей кончины Мадемуазель ожидала со дня на день. И не сомневалась, что по прошествии положенного времени вдовец женится вторым браком на героине Сент-Антуанских ворот!

Но у Изабель было много забот и помимо распускаемых Мадемуазель вымыслов. Де Конде сообщил ей по секрету, что архиепископ Парижа, монсеньор де Гонди, отказал бедному де Немуру в достойном погребении, так как он умер без исповеди и покаяния, не получив отпущения грехов. Конде потерпел неудачу в переговорах с архиепископом и теперь просил Изабель взять эти хлопоты на себя. Он полагал, что красивая женщина сможет добиться большего от священнослужителя, известного своей слабостью к прекрасному полу. Изабель вернулась с победой: де Немура разрешили похоронить с положенными почестями.

Через несколько дней пришла весть, что принцесса де Конде разрешилась от бремени девочкой, которая не прожила и нескольких минут, но сама принцесса чувствует себя неплохо. Сладкие мечты Мадемуазель растаяли как дым. Несостоявшийся вдовец оставил мысль жениться на принцессе крови и самой богатой невесте Франции и перестал уделять ей внимание, что ничуть не удивляло Изабель. Она догадывалась, что во время своих посещений Тюильри принц всячески чернил ее и клялся простодушной Мадемуазель, что Изабель не внушает ему ничего, кроме пренебрежительного равнодушия[14]. Де Конде вел двойную игру, но не счел нужным продолжать ее, как только узнал, что Клер-Клеманс в очередной раз выкарабкалась из своих болезней. Напрасно Мадемуазель писала, что он закрывал перед Изабель дверь, когда она приезжала, желая с ним повидаться. На самом же деле он укрывался в ее объятиях от тоски и приступов ярости, которые вызывал в нем несчастливый оборот событий, виной чего был в немалой степени он сам.

Но такой оборот, между тем, был легко объясним: все только и говорили, что о мире. Все стосковались по мирной жизни, и Изабель мечтала о ней не меньше других, опасаясь каждую минуту, что Конде с оружием и обозом перейдет на службу к испанскому королю, утомившись от просьб о денежной и военной помощи. И увлечет за собой Франсуа… Как избежать этого? Сколько бы ни думала Изабель, но она и все, кто был одних с нею мыслей, вновь и вновь упирались в одно непреодолимое препятствие: Мазарини!

Кардинал был достаточно умен и в конце концов смирился и принял весьма унизительное для его гордости решение. Он решил удалиться от двора, поставив себе в заслугу, что жертвует собой ради интересов Франции, и отправился воевать с испанцами на дальнюю границу. Девятнадцатого августа в Компьени кардинал попрощался с королем, который был растроган его решением, и с королевой, которая едва сдерживала слезы. А затем он двинулся по направлению к Седану, взяв с собой значительный эскорт, чтобы не опасаться засад по дороге.

И хотя народ предпочел бы отправить министра как можно дальше – в Германию, в Нидерланды, а то и в Россию, – в Париже по случаю его отъезда был устроен шумный праздник. Улицы сияли иллюминацией, танцевали на площадях и в гостиных, вино текло рекой, знакомые и незнакомые целовались друг с другом. Месье дал бал в Люксембургском дворце, где блистали самые красивые женщины, из которых Изабель была самой красивой. Блистала там, разумеется, и Мадемуазель, но только не красотой…

13

Я не смогла отыскать имена других участников дуэли, установив только, что на стороне де Бофора дрался Пьер де Вийяр, отец будущего маршала, и остался в живых. Среди остальных двое были убиты и двое ранены. Особняк, о котором идет речь, стоял там, где теперь находится Вандомская площадь. (Прим. авт.)

14

Нет сомнения, что в двойной игре принца и нужно искать объяснения тем отзывам, какие мы встречаем в «Мемуарах» Мадемуазель относительно герцогини де Шатильон и подтверждения которым не находится больше нигде. (Прим. авт.)