Мир Ашшура. Дилогия - Мазин Александр Владимирович - Страница 52

52

– Готов,– сказал он, вышибая сапогом меч из руки эгерини.– Вяжите.

– Ловко ты его купил,– позавидовал Бушиар.– Обвел как теленка.

– Из этого теленка вырос бы неплохой буйвол,– сказал сотник, вкладывая в ножны незапятнанный меч.– Сразу видно, что чужеземец. Поверить, что Алый орудует мечом как мясник? Ха!

– Деньги я отдам тебе в Нурте,– сказал тысяцкий. – Годится?

– Годится.

На Фаргала между тем надели колодки, и четверо солдат, поднатужившись, забросили эгерини в колесницу.

– Кстати о деньгах,– сказал Алый.– Не забудь к тем пятидесяти, которые я выиграл, прибавить еще пять сотен.

– Это за что же? – осведомился тысяцкий.

– Награда.– Гронир ухмыльнулся.– Та самая, какую ты назначил за живого разбойника.

– Разорви тебя демоны, Алый! Он же и так был у меня в руках!

– Спорим на пятьсот пятьдесят, что если ты отправишь его обратно на скалу, то в конце концов поимеешь только труп?

– Чтоб тебе собственной желчью подавиться, – буркнул Бушиар.– Ты получишь деньги.

Впрочем, о пятидесяти монетах тысяцкий сожалел больше, чем о пятиста. Потому что эти полсотни Бушиар платил из собственного кармана.

* * *

Фаргала доставили в Нурту утром на третий день Мокрого месяца. Эгерини везли в железной клетке, прикованного «крестом». Дождевые струи текли по лицу Фаргала, грязная вода, скопившаяся на дне повозки, доходила ему до щиколоток. Грустные мулы встряхивали головами, с их обвисших хвостов тоже текла вода.

Улицы, по которым везли знаменитого Большого Ножа, были запружены народом. Над теми, кто побогаче, рабы держали зонты, но большинство не обращало внимания на дождь. Железная клетка двигалась медленно. Высокие колеса без брызг погружались в лужи. Фаргал смотрел сверху на головы, облепленные мокрыми волосами, и внутри у него было пусто и серо, как в затянутом тучами небе.

Кое-кто из нурташцев выкрикивал оскорбления, но – немногие. Большинство просто смотрело. На человека, успевшего стать легендой – и оказавшегося просто человеком. Возможно, он разочаровал их. Но никто не бросал в него грязью и гнилыми фруктами. Клетка катилась по улицам под монотонный шум падающей воды, а молодцеватые стражники, презирая дождь, вышагивали слева и справа, позади и впереди, время от времени сменяясь, потому что расталкивать толпу – это нелегкая работа.

На площади перед дворцом повозка с клеткой остановилась. Глашатай взобрался на помост, вскинул трубу, но вместо пронзительного сигнала раздался булькающий хрип.

«Проклятый дождь»,– пробормотал глашатай. И закричал, надрывая голос:

– Слава Императору Аккарафу! Радуйтесь, подданные! Вот он, разбойник Большой Нож, последний из своей шайки! А головы остальных вы скоро увидите у городских ворот. Так повелел ваш Владыка Кирьюгер!..

Человек в сером шерстяном плаще стоял на площади перед дворцом Владыки и смотрел, как закрываются ворота за стальной клеткой. Низко надвинутый, отяжелевший от влаги капюшон скрывал мокрое лицо человека, лицо, знакомое многим в столице Карн-Апаласара. Но никто из окружающих не пытался заглянуть в темную щель между краями капюшона. Все смотрели, как шестеро стражников толкают тяжелые створы ворот и как катится по выложенному плитами двору запряженная мулами повозка. Когда створы с лязгом соединились, человек в плаще повернулся и начал протискиваться сквозь толпу, прочь от этих ворот и этих стен, через которые когда-то так лихо перебрался.

Мормад понимал: то, что сумел сделать Большой Нож, ему не по силам. И от этого было еще больнее.

«Надо уходить из города,– подумал он.– Возьму Харминку и уйду в Арук. Как-нибудь устроимся».

Деньги у Мормада были, много денег, почти двести золотых. И еще столько же в лесной схоронке. Огромная сумма, но ее не хватит, чтобы вызволить Фаргала.

Когда Носарь вернулся, Харминка пришивала застежки к куртке, которую портной закончил сегодня утром. Ни слова не говоря, как был, в насквозь промокшей одежде, Носарь схватил Харминку и потащил ее в угол, где было свалено разное дешевое тряпье. Девочка от неожиданности даже не сразу начала сопротивляться, а когда попыталась его оттолкнуть, Носарь очень сильно ударил ее в живот, опрокинул навзничь и, царапая ногтями кожу Харминки, стал срывать с нее набедренную повязку. Пахло от него, как от старого пса, а лицо сделалось страшное, незнакомое.

– Мормад тебя убьет! – крикнула Харминка, как только смогла дышать. И схватила насильника за руки.

Носарь захихикал, сгреб ее запястья одной рукой, а второй полез между ног.

– Сдох твой Мормад!

Харминка перестала сопротивляться. Лежала как мертвая, пока Носарь, сопя и постанывая, удовлетворял похоть. А когда он слез с нее, поднялась и, держась за стену, побрела с свою комнатушку, вынула из сундучка длинный шелковый шарф, подаренный Мормадом, и перекинула его через потолочную балку…

* * *

Мормад свернул в переулок и спустя четверть часа добрался до дома Носаря. Он не стал стучать в дверь. Перепрыгнув через канаву, Мормад вскарабкался по стене, без труда вытолкнул деревянную оконную решетку и оказался в знакомой комнатушке.

Первое, что он увидел: белые тонкие ножки в новых сандалиях с серебряными пряжками. На уровне его лица. Одна сандалия расстегнулась, но не падала, зацепившись за маленькую пятку.

Вдруг заныли обожженные палачом, давно зажившие ступни.

Туника Харминки была разорвана. На животе – свежие царапины. Мормад не поднимал головы, не хотел смотреть на лицо девочки, изуродованное петлей. Он видел слишком много повешенных. Зачем-то аккуратно поставив на место решетку, Мормад закрыл сундучок и опустился на него. Только что он думал, что хуже быть не может. Оказалось – может.

Спустя час или, может быть, чуть больше дверь в комнатушку, скрипнув, отворилась. Вглядываясь в сумрак, на пороге стоял Носарь. Мормада он сразу не разглядел: тот сидел в углу молча и неподвижно.

– От сучка! – пробормотал портной и злобно ткнул кулаком в мертвое бедро. От удара тело качнулось, расстегнувшаяся сандалия соскочила с ноги и стукнулась об пол.

– Зря,– негромко произнес Мормад, поднимаясь.– Зря.

Носарь охнул, шарахнулся назад и вдруг, обессилев, сполз вдоль стены на пол.

– Зря,– в третий раз повторил Мормад и, откинув полу плаща, взялся за костяную рукоять ножа…

Конец второй Части

Часть третья

Гладиатор

Барабана натужный выдох Нас швыряет в огонь, и, видя, Как горим мы, смеется бог И копьем потрясает, ярый; И идут на Арену пары, И ревет над Ареной рог. Мы уже не живем – играем. Мы скользнем по стальному краю — И рабы нашу кровь сметут. Но сам бог простирает руку И смеется, когда по Кругу Потерявшие Жизнь идут!

Надпись на стенке одной из камер Гладиаторского Двора в Великондаре

1

Девять дней назад закончился Мокрый месяц и наступил месяц Обновления Земли. Но Ашшур словно позабыл об этом, и дождь лил, не переставая, вот уже третью неделю. Не будь улицы и площади Великондара вымощены камнем, императорской колеснице никогда бы не доехать до храма Верховного бога. Пришлось бы тогда Царю царей Аккарафу идти пешком или сесть в седло. А ходить пешком, равно как и ездить на коне, Император в последние годы не любил. Тучен стал Аккараф. Впрочем, он мог бы воспользоваться носилками. Но, как уже сказано, улицы и площади столицы Карнагрии не разбухали от грязи даже в Мокрый месяц. Наоборот, вымытый ливнями город удивлял невиданной чистотой. Даже сточные канавы в кварталах простонародья перестали смердеть.