Весенняя страсть - Домнинг Дениз - Страница 25

– Итак, нашему миру конец, – констатировал Гиллиам без всяких эмоций. – Что ж, как хочешь. Но прими во внимание, миледи, что я устал и проголодался. Лучше не зли меня.

– Если хочешь отдохнуть и поесть, уезжай из Эшби, я тебя не держу. – Голос девушки дрожал; ее знобило. – Почему ты никак не уймешься? Я же сказала, что не выйду за тебя замуж. Ты не сможешь заставить меня силой.

– Вынь ноги из стремени или приготовься к боли, когда я стану вытаскивать тебя из седла. – В голосе рыцаря по-прежнему не было ни злости, ни раздражения.

Да, сопротивление, конечно, дело хорошее, но только не за счет собственных измученных ног. Николь высвободила ноги из стремян, и Гиллиам, взяв девушку на руки, понес ее к хижине позади церкви. Как и все домики в деревне, она была покрыта соломенной крышей. В загоне рядом с огородом вздыхали овцы отца Рейнарда.

Гиллиам прошел по хорошо утоптанной тропе к деревянной двери. Одной рукой ему пришлось стучать, а другой держать девушку, поэтому Николь, потеряв опору, чуть не упала. Невольно она вскинула руку и ухватила Гиллиама за шею; под пальцами чувствовались твердые мускулы. Он постучал в дверь второй раз.

– Отец Рейнард, откройте наконец своему господину!

Ветер обвевал Николь, играл волосами, добираясь до голой шеи. Ее накидка была завязана только на плечах, поэтому холодный воздух свободно гулял под ней. Николь, задрожав, прижалась к плечу Гиллиама. За дверью раздался скрипучий голос отца Рейнарда.

– Иду, иду.

От этих двух простых слов, произнесенных таким знакомым голосом, Николь сразу почувствовала себя под надежной защитой.

Она едва удержалась от радостного вопля. Дома! Она дома. Люди любят ее и никогда не позволят причинить ей боль или зло.

Засов со скрипом отодвинулся, двери на кожаных петлях, смазанных маслом, с тихим шорохом распахнулись.

– Входите, – пригласил священник и пошел обратно в единственную комнату. Его башмаки на деревянной подошве глухо стучали по утоптанному земляному полу. – Дайте-ка минуту, я зажгу лампу. А потом расскажете, что привело вас ко мне в столь поздний час.

Подойдя к очагу, отец Рейнард обернулся. В свете звезд его лицо, круглое как луна и такое же бледное, показалось из темноты. Девушка с радостью смотрела на него.

Большой крючковатый нос над широким ртом, бородка с проседью, карие глаза в паутинке морщин под густыми бровями. Священник был совершенно лысый, как будто природа намеренно удалила всю растительность у него с головы, придав ему неповторимый облик.

– Святой отец! – воскликнула девушка, не в силах больше сдерживать радость возвращения домой. – Это я, Николь!

– О миледи! – возбужденно воскликнул священник. – Слава Богу! Вот проклятые пальцы, никак не могу открыть.

Послышалось шуршание, зазвенел металл, потом появились тлеющие угольки в очаге. Священник подержал возле уголька камышовую палку, пока ее кончик не занялся, потом поднес палку к фитилю лампы. Тонкий язычок пламени быстро разрастался, запахло прогорклым жиром.

– Милорд, – сказал священник, – как хорошо, что вы принесли ее сюда, ко мне. Какое счастье, что она цела и невредима.

Освещенный желтым светом, отец Рейнард повернулся. Бледная кожа приобрела цвет слоновой кости, глаза превратились в две темные ямки. Седина блестела в бороде. Священник был в грубой крестьянской тунике, явно надетой второпях, потертый ворот свободно болтался на худой шее.

– Я не собирался идти сюда, но очень хорошо, что вы ей обрадовались. Святой отец, вы должны сейчас же нас поженить.

Николь посмотрела на державшего ее на руках мужчину. В свете луны был отчетливо виден его точеный мужественный профиль. Спокойствие Гиллиама нервировало ее. Она чувствовала бы себя лучше, если бы Гиллиам злился, тогда она могла бы по крайней мере накинуться на него.

– Что? – Брови отца Рейнарда поползли вверх, отчего на лбу образовались глубокие морщины. – Я думал, что вы уже вчера поженились, милорд.

– Возникли сложности…

– Я отказалась, – перебила его Николь. – Я вообще не хочу этого брака.

– Да что же тебя заставляет отказывать ему? – изумился священник.

Сердце Николь упало. Кто-кто, а отец Рейнард должен был ее понять.

– Это был не просто отказ, – заметил Гиллиам. – Впрочем, объяснение может подождать. Итак, святой отец, берите свое облачение и пойдемте в церковь. Возьмите все необходимое для церемонии.

Все еще держа Николь на руках, Гиллиам повернулся, давая понять, что разговор окончен, и пошел из хижины. Священник, которому ничего другого не оставалось, как следовать за рыцарем, подчинился. Он семенил за Гиллиамом, делая два шага в то время, как его спутник делал один.

Они завернули за угол церкви, и Николь увидела пустой двор. Девушка вздохнула с облегчением. Конечно, никто не пришел и не придет.

Священник открыл дверь и торопливо зашел внутрь церкви, звонко стуча каблуками по каменному полу. Гиллиам тоже вошел, но, переступив через порог, сразу остановился и опустил Николь на пол.

Колени девушки затряслись, ноги едва ее держали, рана заныла. Николь покачнулась и ухватилась за Гиллиама, чтобы не упасть. Он позволил ей вцепиться в его руку, потом обнял.

Пламя лампы священника металось на сквозняке, пока он пересекал церковь. Установив светильник на алтаре, отец Рейнард надел облачение поверх туники, потом повесил на грудь большой крест. Пламя в светильнике снова заплясало, приближаясь к Николь. Отец Рейнард остановился прямо перед ними… и в крайнем изумлении уставился на девушку, наконец как следует рассмотрев ее.

– Боже мой! Что они с тобой сделали?

– То, что вы видите, сделала она сама, пытаясь убежать от меня, – объяснил Гиллиам. – Опустите лампу ниже и взгляните, что на ней надето.

Отец Рейнард так и поступил, и его лицо невольно вытянулось. Толстым коротким пальцем он потрогал кольчугу, потом коснулся одного из коротких локонов, свисавших у щеки.

– Боже мой и все святые! На этот раз она сделала из себя мальчика! – пробормотал он, едва сдерживая негодование.

– На этот раз? – рассмеялся Гиллиам. – Расскажите-ка, святой отец, что еще она вытворяла? Мне не терпится услышать.

Николь передернуло от его веселья. На девушку снова накатила ярость, способность рассуждать здраво улетучилась.

– Не смейся надо мной!

И Николь кинулась на Гиллиама с кулаками. Удар пришелся по руке, но через секунду девушка уже висела у Гиллиама на плече кверху задом, болтая ногами в воздухе. Она пыталась распрямиться, но синяк на боку давал о себе знать.

– Черт побери! Отпусти меня! Поставь на пол! – задыхаясь, требовала она.

– Миледи, прекратите. Нельзя вести себя так с мужем! – взмолился священник, пораженный неожиданным нападением своей питомицы на благородного господина.

– Эта грязная свинья мне не муж! И никогда им не будет! – вопила Николь. – Отпусти меня, ты, скотина – Кулаками девушка беспрерывно колотила Гиллиама в спину.

– С меня хватит твоих оскорблений! – закричал, в свою очередь, великан, и от мощи его голоса над головой задрожали балки. – Еще раз ударишь, тебе не поздоровится.

Потрясенная, но ничуть не испуганная его гневом, Николь затихла. Кровь стучала в висках.

– И что же будет? – Вопрос был задан смело, но ответа она ждала настороженно.

– Ударь и узнаешь, – произнес он мрачным напряженным голосом.

Неопределенность угрозы была хуже, чем конкретное обещание. Николь представить не могла, что у него на уме. Воображение рисовало разные варианты дальнейшего развития событий, и все малоприятные. Охваченная злостью и беспокойством, Николь чувствовала себя ужасно беспомощной, и поражение в поединке с Гиллиамом Фицхенри казалось ей весьма возможным.

– Милорд, отпустите ее, – попросил священник.

Николь облегченно вздохнула. Ей не придется подчиняться Гиллиаму, отец Рейнард убедит его.

Священник спокойным тоном продолжал увещевать Фицхенри.

– Пожалуйста, милорд. Отнеситесь ко всему спокойнее. Сейчас очень поздно, мы все устали. Пойдите спать, отдохните. Завтра утром все предстанет в ином свете. Женитесь на ней завтра.