Тайна гибели Лермонтова. Все версии - Хачиков Вадим Александрович - Страница 15

Конечно, версия Беличенко далеко не бесспорна. Есть к ней и вопросы, пока не имеющие ответа. Скажем, почему на подорожной Лермонтова нет других отметок, кроме ставропольской и пятигорской? Почему нет никаких документов, объясняющих отправление обоих офицеров «в отряд за Лабу»? Особенно неясно это в отношении Столыпина, который изначально получил назначение в Нижегородский драгунский полк, действовавший на левом фланге, и должен бы там остаться.

Но к традиционной версии, как мы видели, вопросов куда больше, и вразумительные ответы на них получить вряд ли удастся. И главное: версия Беличенко снимает с Лермонтова обвинение в непорядочности и нарушении офицерского долга. Одно дело – повернуть в Пятигорск, зная, что штурм, в котором ты должен участвовать, уже состоялся, отряд возвращается, а приписанных к нему гвардейцев отпустили отдыхать на Воды (многие из них действительно очень скоро появились в Пятигорске). И совсем другое – увильнуть на курорт от ожидающегося штурма, в котором будут гибнуть твои товарищи и можешь погибнуть ты сам!

Сам собой исчезает в этом случае и вопрос о том, где были и что делали Столыпин с Лермонтовым в течение 10–12 дней после выезда из Ставрополя, а их появление в пятигорской комендатуре накануне 24 мая становится вполне объяснимым, даже если они прибыли за день-два до этого. Не исключено, что эти дни, проведенные в Пятигорске, были потрачены на получение свидетельств о болезни. Кстати сказать, это «действо» тоже дает повод и современникам поэта, и его биографам для всяческих весьма вольных предположений.

Уже знакомый нам писарь управления военного коменданта Пятигорска К. И. Карпов, известный своими «фантазиями на лермонтовскую тему», утверждал, что был приглашен ресторатором Найтаки к приехавшему в Пятигорск Лермонтову, который доверительно заговорил с ним и откровенно признался, что хочет остаться на водах, чтобы не ехать к месту военных действий. Карпов, по его словам, охотно выполнил пожелание поэта, написав соответствующую бумагу.

П. А. Висковатов, признавая, что «почтенный старожил Железноводска смешивал истину с баснями и слухами, коих немало ходит по тем местам», тем не менее описал будто бы имевший место в действительности случай, когда ресторатор Найтаки привел к Лермонтову писаря Карпова, чтобы тот помог ему остаться на водах: «Лермонтов не раз обращался к доктору Реброву, когда хотел остаться в Пятигорске, но на этот раз он к нему обратиться не решился, вследствие какой-то размолвки… Вот ему и пришлось обратиться за помощью г. Карпова».

Позже Висковатов получил справедливый упрек от своего соперника Мартьянова, который отметил, что подобные рассказы возводят клевету на великого поэта, приписывая ему участие в «постыдных сделках с писарями с целью остаться на лечебный сезон в Пятигорске». К сожалению, подобная оценка истории с Карповым не отбила охоты у последующих авторов использовать ее в своих писаниях – встречаться с ней приходится многократно как в беллетристике, так и литературоведческих работах.

О связи Лермонтова с доктором Ребровым говорил и Н. П. Раевский: «Бывало, подластишься к нему, он даст свидетельство о болезни. Отправит в госпиталь на два дня, а после и домой, за неимением в госпитале места. К таким уловкам и Михаил Юрьевич не раз прибегал…»

Но, как мы убедимся позднее, ни в один из своих приездов Лермонтов не только не обращался за помощью к этому доктору, но даже не имел в том необходимости. А решающее значение здесь может иметь следующее соображение: если бы Михаил Юрьевич – сам или с помощью Найтаки, Карпова, кого-то еще – обратился к Реброву, и тот помог ему по «рецепту» Раевского, то, наверное, выданное им свидетельство о болезни имело вес в глазах начальника штаба войск Кавказской линии А. Траскина, и он не потребовал бы отправления Лермонтова со Столыпиным в действующий отряд или георгиевский госпиталь. Ведь, как мы убедимся в дальнейшем, «сработала» даже бумажка, подписанная рядовым ординатором госпиталя Барклаем-де-Толли. А тут – главный врач!

Так что абсолютно прав Д. Алексеев, отметивший в примечаниях к своей статье «Новые обстоятельства пребывания Лермонтова в Пятигорске в 1841 г.»: «Неясно, кем, когда и где были выданы упомянутые медицинские свидетельства о болезни за №№ 305 и 306. Вероятно, все же не врачами военных госпиталей в Ставрополе или Георгиевске, а каким-то доктором, пользующим обычных штатских посетителей Минеральных Вод, потому что эти справки не произвели никакого впечатление на опытного полковника Траскина: он признал их „не уважительными“, и впоследствии Лермонтову со Столыпиным пришлось заново добывать новые свидетельства у врача пятигорского военного госпиталя Барклая-де-Толли».

На эту тему мы еще будем говорить, выясняя обстоятельства обустройства Лермонтова в Пятигорске. А пока еще раз подчеркнем существование двух версий появления его на Водах: традиционной, «висковатовской», которой придерживается подавляющее большинство пишущих о Лермонтове, не замечая всех нелепостей и нестыковок с реальностью, которые она содержит, и версии Юрия Беличенко, весьма убедительной, вполне согласованной с реалиями кавказской жизни той поры, но вызывающей некоторые, не имеющие пока ответов, вопросы, а главное, пугающей новизной и нетрадиционностью.

Склоняясь к мысли, что прав все же Беличенко, не будем утверждать это категорически. А о том, насколько верен наш выбор, пусть судит читатель, оценивая приведенные выше доказательства «за» и «против» каждой из версий.

Домик на окраине

Не имея возможности сказать абсолютно точно, когда Лермонтов со Столыпиным приехали в Пятигорск, согласимся с тем, что произошло это в начале двадцатых чисел, поскольку 24 мая пятигорский комендант отправил вышестоящему начальству полученные им от Лермонтова и Столыпина рапорты о необходимости лечения минеральными водами и приложенные к ним медицинские свидетельства. Находиться на курорте, не регистрируясь в комендатуре, дисциплинированные офицеры могли день-два, не больше.

Пятигорск. Усадьба В. И. Чилаева

Рисунок XIX века

Где они обитали по приезде в Пятигорск? В воспоминаниях Магденко читаем: «Промокшие до костей, приехали мы в Пятигорск и вместе остановились на бульваре в гостинице, которую содержал армянин Найтаки». (Отметим попутно ошибку мемуариста – Найтаки был по национальности грек.) Обычно в Ресторации, а именно о ней говорит уланский ремонтер, те, кто собирался жить и лечиться в Пятигорске, не задерживались более двух-трех дней, стараясь побыстрее подыскать себе постоянную квартиру. Так же, надо полагать, поступили и Лермонтов со Столыпиным. Сохранился рассказ В. И. Чилаева биографу Лермонтова П. К. Мартьянову:

«…Чилаев предложил флигель в своем доме, добавив, что квартира в старом доме занята уже князем А. И. Васильчиковым. (Запомним это обстоятельство!)

– Поедем, посмотрим! – сказал Лермонтов.

– Пожалуй, – отвечал Столыпин…

Часа в два-три дня они приехали к Чилаеву. Осмотрев снаружи стоявший на дворе домик и обойдя комнаты, Лермонтов остановился на балконе, выходившем в садик, граничивший с домом Верзилиных (имеется в виду расположенный рядом с усадьбой Чилаева второй дом, принадлежавший Верзилиным), и погрузился в раздумье. Между тем Столыпин обошел еще раз комнаты, сделал несколько замечаний насчет поправок и, осведомившись о цене квартиры, вышел также на балкон и спросил Михаила Юрьевича:

– Ну что, Лермонтов, хорошо?

– Ничего, – отвечал поэт небрежно, как будто недовольный нарушением его заветных дум, – здесь будет удобно… дай задаток!

Столыпин вынул бумажник и заплатил все деньги за квартиру. Вечером в тот же день они переехали».

В домовой книге В. И. Чилаева за 1841 год появилась запись: «…с капитана Алексея Аркадьевича Столыпина и поручика Михаила Юрьевича Лермонтова из С.-Петербурга получено за весь средний дом 100 руб. сер.».