Интервенция любви (СИ) - Горовая Ольга Вадимовна - Страница 65

– Я так давно не чувствовала себя голодной, – даже удивленно тихо произнесла она. – Вообще есть не хотелось.

Нестор только крепче сжал руль, выезжая на дорогу.

– У тебя в доме еды почти нет, – заметил он, стараясь сохранить равновесие и спокойствие, хотя негодовал по этому поводу весь последний месяц.

И Инга это поняла, кажется. А так же то, что он за ней наблюдал очень пристально некоторое время. Он не раз отмечал ее ум. Сейчас это так было очевидно. Как и умение сохранять рассудительность, чего она почти лишилась за месяц с ним.

– Сколько ты находился рядом? Все эти три месяца?

Нестор покачал головой, чуть притормозив перед въездом в город.

– Месяц. Последний.

Инга промолчала и о чем-то задумалась.

– Знаешь, думаю, я понимала… Ощущала тебя, – наконец, после пяти минут тишины заметила она.

И все, ничего более. Не спрашивала, где он был и что дела еще два месяца.

Лютый тоже промолчал. Ему и самому часто казалось, что Инга чувствует его присутствие. И уточнять это казалось бессмысленным. А вот заехать за хоть какими-то продуктами представлялось первоочередным. Сыра, йогуртов, крекеров и яичницы Инга наелась на десять лет вперед. Как и кофе.

Впрочем, все это не мешало ему наконец-то заняться анализом последних событий.

Он много думал о том, что происходило с ним и с этой женщиной, пока находился в Карпатах. Бродя по лесу в поисках тропинок, которые почти забыл, умываясь в ледяных ручьях и речках, засыпая среди гор – Нестор размышлял над тем, мог ли он сам своим поведением довести Ингу до ужасного состояния потерянности и полной дезориентации личности? Могли ли его собственные «тени и демоны», заполнявшие мозг и душу Нестора, разрушать и Ингу? Вырываться из-под его раскрошившегося контроля и терзать ее?

Ведь она сохраняла самообладание и рассудок даже после недели полного одиночества в его доме. Здраво оценивала ситуацию и искала выход. В тоже время, проведя с ним несколько недель, Инга, казалось, потонула в пучине каких-то кошмаров и страхов. Надломилась.

Он очень хорошо помнил тот день, когда к ним приезжали милиционеры. И то, как потерянно и безнадежно Инга тогда цеплялась за него. Проведя не одну ночь под открытым небом, порою даже не разыскивая укрытия среди деревьев, он в итоге пришел к одной мысли, поначалу показавшейся Нестору сумасшествием. Что если, подчиняя себе каждый ее шаг, оберегая и направляя каждое действие Инги, пусть и для ее ж безопасности, он «запирает» ее вместе с собой и своими «демонами»? Ведь, по сути, Нестор всегда стремился контролировать и управлять собой, чтобы не позволить вырваться той части собственной натуры, которой не мог управлять, которая этим его и настораживала.

Ладно, откровенность требовала признать большее – он с самого детства боялся этого знания и силы, которая была его составляющей. После своего первого убийства и обвинения бабки в том, что и Нестор, подобно матери, не умеет контролировать себя, он даже не пытался далее познавать эту силу. Не пробовал научиться ею управлять. Просто запер в себе. В самом отдаленном и глубоком угле сознания и души, сосредоточившись только на том, чтобы не позволить ей стать определяющей.

Однако если и дальше быть честным с собой, жажда и потребность, необходимость заполучить себе Ингу, практически полностью разрушила этот контроль. И возможно, только возможно, его сила оказала это подчиняющее влияние на Ингу, давя ее волю и стойкость, которую Нестор отмечал с самого начала наблюдения и изучения этой женщины. Ее силу духа.

Нестор оказался вынужден отступить. Но он ни за что в мире не собирался отказываться от Инги. Он просто не мог этого сделать. Физически. Сегодня он не соврал ей ни в одном слове – она была его частью. Его сутью. Дыхание рядом с ней становилось легким и сладким. Само существование приобретало смысл. Причем, куда больший, нежели существование от заказа до заказа в попытке заглушить шорохи и голоса в своей голове.

Быть с ней. Заботиться об Инге – он не просто знал, что должен это делать, потому что взял на себя такое обязательство. Нестор хотел этого. Жаждал.

Именно для того, чтобы это стало возможно, чтобы в очередной раз не сокрушить ее, в этот раз доломав до конца, он начал пытаться познать свои возможности и то, кто он есть.

Нестор нашел хату своей бабки и матери. То, что осталось от нее за эти годы. Жители ближайшего села не позарились на этот кусок земли уже в самом лесу. Видимо, до сих пор осталась память о живших здесь мольфарках, и страх. Он вновь оформил этот участок у сельского головы на себя. Прошелся по самому селу, но внутри ничего не дрогнуло – он не бывал здесь ребенком, мать и бабка не брали с собой внука, даже если ездили в село. Так что Нестор только иногда смотрел на крайние хаты и улицы из-за деревьев. Его тоже никто не узнал. Да и не могли, откуда. Только одна пожилая женщина, убирающая двор небольшой сельской церкви, обернулась и долго смотрела ему в спину. Резко отвернулась, перекрестившись, когда Нестор остановился и прямо глянул на нее. А потом и вовсе убежала внутрь храма.

Он ее выследил, разумеется. Нашел хату, изучил маршруты ее редких походов на рынок или в магазин. Проследил за соседями. А через три дня пришел к ней во двор вечером, когда эта женщина была одна. И просто остановился перед ней. Лютый не знал, кто она. Но имел подозрения, исходя из тех сведений, что ему удалось собрать за эти три дня.

– Ты ее выродок! – взвизгнула женщина, перестав креститься. Видимо, отошла от испуга при его внезапном появлении в летних сумерках. – Я знаю! Ее! Ведьмы этой! Один в один в отца пошел. Зачем ко мне явился? Мало вы моей крови попили?! Всю жизнь изломали! Мать твоя – будь она проклята! Своего мужика не уберегла, так и моего больным сделала, лишила всякого ума. Еще и убила! Зачем пришел?! Я не боюсь ни тебя, ни силы вашей. Прочь пошел! Убирайся!

Под конец, видя, что он не отвечает, женщина уже почти визжала. Из соседних хат даже соседи вышли, выясняя, что тут творится. Но Нестор не обратил на них внимания, продолжая наблюдать за женой того, кого убил первым в своей долгой череде убийств. Она врала. Он чувствовал ее страх. Животный ужас перед ним. Тот распространялся от нее в воздухе противным и липким привкусом, дрожью, пульсацией. Однако Нестор не думал ее пугать, когда пришел. Не испытывал он и вины перед этой женщиной. Не он сделал ее мужа тем зверем. Он всего лишь прекратил и его метания.

Его мать… Она и была проклята. Все они были такими.

Так ничего и не сказав, он отвернулся и молча вышел из двора, прошел по улице, прекрасно ощущая провожающие его взгляды жителей села. Эта женщина ничего не могла сообщить ему о нем самом, кроме того, видимо, что Нестор был очень похож на отца, которого не помнил. Даже не знала, очевидно, что его мать скончалась пять лет назад все в той же психиатрической больнице, в которой ее лечили с момента обвинения в убийстве. Лютый выяснил это едва ли не первым, когда только добрался до районного центра, где эта самая больница располагалась.

В тот вечер он вернулся к своему дому и еще раз внимательно все осмотрел. Он не знал точно, зачем ему эта загнивающая развалина, но отчего-то захотел восстановить бревенчатое строение. Оно оставалось его единственной связью с прошлым и самим смыслом жизни Нестора. Оно, и шепчущие голоса в голове.

В эту ночь, как и несколько предыдущих, пока наблюдал за селом, Нестор ночевал в сарае, который сохранился немногим лучше хаты. Во всяком случае, не было угрозы, что крыша вот-вот рухнет на его голову. Он старался шаг за шагом вспомнить свое детство. Любое слово, любое замечание бабки или матери. Все, чему они его когда-то учили, осознанно или нет. Искал отклик этим воспоминаниям внутри самого себя, среди шепчущего многоголосья в своей голове.

И думал об Инге. Потребность в ней перекрывала собой все.

Утром он принялся расчищать хату, то и дело прерываясь, если находил какой-то знакомый предмет: осколок тарелки, старую алюминиевую кружку, целую коробку с мотками ниток. Больше всего целых вещей обнаружилось в подвале. В самом доме кто-то все же бывал: может бродяги, может детвора из села не обращала внимания на моральный запрет и страх тех, кто был постарше. А вот наружный подвал, выкопанный за хатой, остался цел и неприкосновенен. Только сильно зарос кустарником. Нестор даже вспомнил, как бабка брала его с собой, набирая здесь квашеную капусту или моченые помидоры.