Сами мы не местные - Жукова Юлия Борисовна - Страница 20

– Представляю, – улыбается матушка. – Ты в детстве тоже всегда мне радовался.

На этом я решаю вторгнуться в семейную идиллию, а то еще накапают мне в еду.

– У нас говорят, что человек может быть счастлив, только если сохранил в себе частицу детства, – приторным голоском объявляю я вместо доброго утра. – Чем нас сегодня кормят?

Азамат нагибается и целует меня в макушку, отведя подальше руки, измазанные в тесте.

– Здравствуй, солнышко. Ты опять с утра путаешь слова.

– Ничего я не путаю, – говорю. – Нас же теперь двое!

Матушка оказывается весьма сообразительной, правда, в результате она роняет ложку.

– Ты тяжелая, что ли? – спрашивает она с оторопелым видом.

Я поднимаю ложку.

– Ага. А что, Азамат вам не сказал?

Азамат, помявшись, объясняется:

– Я подумал, раз уж ты духовнику говорить не хочешь, то прочим и подавно не стоит… Беременные женщины обычно очень суеверны.

– Как у тебя вообще я и суеверность в одной фразе совместились? – вздыхаю я. – Ты хоть раз за мной что-то такое замечал?

Он виновато мотает головой.

– А вот и зря, – встревает матушка. – У вас, на Земле, может, люди хорошие, а у нас завистливые шибко, особенно женщины. Попортят тебе ребенка, не приведи боги. В силу знающих можно и не верить, но тут и попроще способы есть. Так что лучше уж до лишних ушей не допускать.

– Это другой разговор, – соглашаюсь я. В пакостность местных баб мне поверить раз плюнуть. – Но вам-то можно доверять, имигчи-хон!

Она вся расцветает от обращения. Вообще, она сегодня гораздо лучше выглядит. И надела что-то нарядное: цветные юбки в три слоя, белую рубашку с широкими рукавами. Правда, на время готовки эти рукава она подтянула за ленточки, продетые по кайме, и завязала на загривке. А сверху нацепила веселенький пластиковый фартучек, разрисованный гиппеаструмами.

– Так что же, – возобновляет она разговор, когда я подаю ей вымытую ложку, – ты действительно собралась рожать?

– А чего вы оба так удивляетесь? – никак не возьму в толк я. – То есть я, конечно, плохо понимаю, как вы при ваших порядках вообще размножаетесь…

Азамат хихикает, а матушка серьезно объясняет:

– Ну как же, ты ведь красивая. А красивые женщины до последнего с этим тянут, чтобы фигуру не портить. Да и вообще, охота тебе с младенцем возиться, когда ты в самом цвету? Мне страшно подумать, сколько Азамат выложил за это дело.

– Нисколько, – отрезаю я, прежде чем Азамат успевает на меня цыкнуть. – Он и не знал, я ему только вчера сказала.

Матушка повторно роняет ложку, но ловит ее в полете.

– Ну вы, земляне… – бормочет она, качая головой. – Это ж вы, значит, и моцог не проводили? И Старейшин не одаривали? Да что же это будет-то?

– Будет как на Земле, – пожимаю плечами. – У вас свои обряды, у нас свои. Буду пить «снадобья» и одаривать «великих целителей».

А что еще я могу ответить на такой укор?

– А-а, – успокаивается матушка. – Ну это тебе виднее. – Она задумывается ненадолго, потом развивает свою мысль: – Рожать надо по своим правилам, а не по мужниным.

На том и договариваемся. Азамат слушает наш разговор, благоразумно помалкивая, чтобы не нарушить мою эквилибристику.

А расстегаи с устричным соусом – это вещь, и муж у меня самый лучший. Вообще, мужчина у плиты, да еще в фартучке, – это ужасно эротично. Во всяком случае, мне никакого другого афродизиака не надо.

После еды мы некоторое время расслабленно перевариваем. Азамат стаскивает с головы какой-то хайратник, – оказывается, мать с утра подарила. Красивый такой, красно-синий, очень ему идет. Вот только муж у меня со вчера непричесанный. За всеми вчерашними открытиями он даже не расплел косу, и теперь она напоминает водоросль – грозу купальщика. Я лениво встаю, откапываю в сумке свою щетку, потому что где Азаматова, я не знаю, а спрашивать лень, и принимаюсь приводить его в порядок.

– Ишь ты, – усмехается матушка, которая наблюдает за моими движениями, подперев щеки кулаками, – нежности какие. Ты его как кошка котенка вылизываешь.

– Еще бы, – говорю, – за таким богатством уход нужен. Красотища ведь неимоверная.

Это слово я на днях переняла от Унгуца и очень им горжусь.

Азамат смущается, а матушка как будто чем-то недовольна.

– Да уж, – протягивает она, – красиво-то красиво, да грустно.

– Почему? – удивляюсь я.

– Из-за отца, – неохотно бросает Азамат.

Я озадаченно моргаю.

– Какая связь между твоими волосами и этим нехорошим человеком?

Азамат поднимает на меня взгляд исподлобья.

– Ах да, тебе еще не говорили, наверное… Длинные волосы носит старший мужчина в семье.

Ну хоть теперь понятно примерно, почему Азамат своих волос стесняется. Но, ой, мамочки, так это что же, если вдруг папаша проявит остатки совести и они помирятся, он пострижется?! Да я этого старого козла голыми руками порву!!!

– Ай, – удивленно говорит Азамат. – Ты чего дергаешь?

– Прости, задумалась. А насчет волос… ты взгляни на это под таким углом: если бы они у тебя были короткими, я бы вряд ли вышла за тебя замуж.

Азамат запрокидывает голову, чтобы недоуменно воззриться на меня.

– Теперь ты поясни, пожалуйста, какая связь.

– Ну помнишь, когда я по милости твоего духовника обкушалась грибочков? И к тебе спать пришла?

– Ну.

– Ну вот, я как тогда на твои волосы налюбовалась под кайфом, так и… понеслось. В смысле, мне кажется, э-э, как бы это сказать по-муданжски? В общем, что моя душа именно тогда поменяла место жительства. И после этого я стала про себя тебя на «ты» называть, в моем-то языке есть разница.

– С ума сойти, – бормочет Азамат.

А я вдруг понимаю, что и тут Алтонгирел, зараза, угадал. Он же хотел мне глаза открыть на Азамата. И открыл ведь! Не дай бог, узнает…

Матушка только головой качает, ворча что-то о противоестественных землянах, которые ходят друг к другу ночевать и выбирают супругов по волосам. Азамат снова откидывает голову, позволяя мне продолжить груминг, а потом говорит:

– А я потерял душу с самого начала, когда ты, едва поднявшись с пола и без оружия, так уверенно заявила, что не пойдешь куда велено, и тут же придумала, почему мы должны тебе это позволить. Я так растерялся, что близко к тебе не подходил потом – боялся потерять самообладание.

Коса заплетена, и мы начинаем прощаться. Пора возвращаться, а то потемну летать все-таки небольшое удовольствие, даже с инфракрасным экраном. Мы клятвенно заверяем матушку, что будем навещать и подвозить всякие южные вкусности. Она в свою очередь обещает держать телефон заряженным и подключенным к выносной антенне, которую мы ей оставили.

– А вы не хотите поближе перебраться? – спрашиваю. – Подыскали бы местечко поприятнее, построили бы там дом с удобствами…

– Нет, – легко отказывается она. – У меня тут подруги есть, рыбка ловится круглый год, а больше мне ничего и не надо особенно. Вот на счастливого ребенка посмотреть только.

Мы по очереди обнимаем ее на прощанье и улетаем из-под заснеженной горы вверх, в синеву, а потом прочь, на юг, над гигантскими деревьями, плоскими горами и широкими равнинными реками.

Когда мы подлетаем к Ахмадхоту, уже довольно темно, хотя мне кажется, что три дня назад в это же время было гораздо темнее. Весна все-таки. Ахмадхот, подсвеченный яркими окнами, напоминает паутинку в росе. Зависнув для посадки над садом, мы видим все окрестные дома. Вон заросшее хозяйство Ирнчина, вон мой клуб, вон Дом Старейшин и толпа у него… Мы мягко опускаемся в траву.

У дверей нас поджидает – кто бы другой, а? – Алтонгирел, будь он неладен. А я так надеялась сегодня без него обойтись.

– Ну как лошади? – ядовитенько спрашивает он, как будто точно знает, что никаких лошадей мы не видели, а все это было предлогом для чего-то еще.

– Отличные лошади, – радостно заявляет Азамат. – Я себе взял серебряного. Как говорит Лиза, красотища неимоверная.