Сами мы не местные - Жукова Юлия Борисовна - Страница 68

Ирлик осторожно шевелит указательным пальцем.

– Она не очень слушается, – говорит капризно.

– Да вы подождите хоть несколько часов, дайте прирасти! Вот сниму фиксатор, тогда будете шевелить, а пока не вздумайте, а то пальцы тоже закатаю.

Он сверкает на меня покоричневевшими глазами, но мучить руку перестает.

Еще через четыре часа я справляюсь с правой рукой. Под конец совсем уже еле шевелилась, надо делать перерыв. Достаю капельницы с питательным раствором, ставлю одну Ирлику, другую себе. Разгребаю кости с пола, ложусь по стойке «смирно».

– Отдыхаем, – говорю. И отрубаюсь на десять часов.

Когда просыпаюсь, пациент встречает меня радостной улыбкой. Он уже без проблем пользуется обеими руками. С левой даже гипс отковырял. Ни намека на разрез там не осталось.

– У меня свободные руки! – ликует он, ерзая на месте. – А с ногами дольше будет или быстрее? Я даже есть уже не хочу, только бы выбраться!

– Есть вы не хотите, потому что всю ночь питались, – говорю, снимая пустую капельницу. – А с ногами будет быстрее, если вы мне поможете.

– Легко! – бешено кивает он.

Ну вот теперь у меня есть ассистент. Бестолковый и опасный, но есть. Всего через пять часов обе ноги свободны.

Я достаю влажную салфетку и тщательно, с упоением утираю пот с лица. Только сейчас чувствую, как тут душно, в этой комнатушке. Удивительно, как до сих пор не задохнулась. Властелин Битвы тут же начинает проверять конечности на прочность: щупает руками, пытается наступить.

– Да не трогайте! – молю. – Ведь хуже сделаете! Ну подождите еще хоть пару часов!

– Ты себе не представляешь, как я хочу встать с этого трона! – с душой говорит он.

– Представляю. Разрешаю лечь на пол.

Удивительно, но он послушно ложится. Видно, ноги все-таки дороги. Я тоже ложусь, распрямляю спину и некоторое время дремлю, пока меня не будит нетерпеливый бог:

– Три часа прошло. Левая уже совсем хорошая. Можно мне обратно привычную форму принять хотя бы? Я не буду на правую наступать…

– Ладно, – разрешаю. – Принимайте. Только дайте я сначала фиксатор сниму, а то сдавит.

И вот Ирлик-Мангуст снова выглядит так, как когда я впервые его увидела. Но на достигнутом он не останавливается, увеличивается в росте еще больше, заполняя почти весь зал, и теперь так пышет жаром, что мне становится нехорошо. Я поспешно убираю свои причиндалы в чемодан.

– По-моему, стоит попробовать отсюда выбраться, прежде чем я тут зажарюсь, – говорю.

Он плотоядно облизывается и хватает меня за руку. Я невольно отшатываюсь.

– Да не трусь! – укоряет он меня. – Не сожру. Просто, когда вылезем, надо будет подкрепиться… Давай сюда свой ящик и держись крепче.

Он продевает меня в свои бусы и прижимает локтем к самому животу. Я изо всех сил вцепляюсь в прохладные украшения на его горячем теле. Внезапно поднимается ветер – обжигающий, пыльный, пахнущий горелыми костями. Он все усиливается и мечется вокруг нас, образуя смерч, а потом мы резко стартуем вверх. Земля кругом трясется, я зажмуриваюсь и закрываю нос воротником, чтобы не надышаться пыли. Все дрожит и раскаляется, по мне ручьями течет пот, но мы движемся к поверхности. Пару раз приоткрыв глаза, я вижу алые, плавящиеся камни, и мне становится нехорошо.

– Горячо? – кричит мне сверху Ирлик-хон.

– Да-а! – блею я.

– Не бойся, я вокруг тебя остужаю!

Мне страшно подумать, на какую глубину его засобачили, потому что поднимались мы невыразимо долго. Вообще не понимаю, как я это пережила. А уж тем более – как это пережил эмбрион. Хотя я Ирлика предупреждала. Может, подумал и об этом, бог все-таки. Одно радует – при таких температурах ни одна зараза на нем не выживет, это точно.

Наконец кошмарный подъем заканчивается. Я от большого ума смотрю вниз – там разверстая земля, дым, лава… но далеко. Даже очень далеко. Ой, мама!

– Ты еще и высоты боишься? – доносится сверху насмешливый голос. Меня под зад подхватывает гигантская рука. – Та-ак, где тут ближайшее пастбище? А, вон!

Он стартует с места на скорости хорошего унгуца, и меня мгновенно продувает ледяной ветер. К счастью, летим мы недолго, через минуту опускаемся на заснеженное поле с оленями. Те, конечно, порываются удрать, но Ирлик стремительно окружает пятерых скотин огненным кольцом. Потом он выпутывает меня и ставит на землю. Я кутаюсь в теплую куртку, однако здесь гораздо холоднее, чем у Дола, так что я подхожу поближе к огоньку.

Ирлик еще немного изменился. Перья на его украшениях превратились в шипы, похожие на горящие сучья. Рисунки на теле мерцают как красные угли, а кожа сильно потемнела. Огненные волосы заплетены в две неплотные косы, которые стелются за ним по земле.

Он проходит внутрь круга, хватает одного здоровенного оленя за рог, другой рукой отрывает ему заднюю ногу и с упоением вгрызается в мясо, пачкаясь в крови. Не жуя, проглатывает первую порцию и поднимает окровавленное лицо к звездному небу, жмурясь от удовольствия. Потом продолжает трапезу.

Я сижу на корточках у огня и жду, пока он насытится. Я бы тоже не отказалась перекусить. На втором олене он меня замечает, выдирает из оленьего бока кусок, ошпаривает огнем на ладони и кидает мне. Я срезаю скальпелем обугленную корку и осторожно пробую мясо. Оно жесткое и несоленое, но по крайней мере не сырое, а есть очень хочется. Где у меня тут был физраствор?

Наконец олени заканчиваются. Ирлик-хон тушит огонь, выходит из протопленного круга и умывается снегом. На лице бога снег вскипает и шипит.

– Ну что, рванули на войну? – жизнерадостно предлагает он мне, сверкая очами и зубами.

– А домой нельзя? – спрашиваю робко.

– Домой! – бросает он презрительно. – А муж? А долг перед родиной?

– Родина у меня в другом месте, – говорю. – А муж предпочитает, чтобы я была дома и лечила раненых. Тем более меня там ищут… Мы хоть в то время вылезли? Я же не знаю, туннель, по которому я к вам попала, – он сколько времени съедает?

– Здесь прошло столько же времени, сколько ты просидела в моем подземелье, – отвечает бог. – Но мне скучно тебя домой нести! Такая женщина, как ты, должна воевать! Так что я тебя доставлю к мужу, а там разберетесь.

– Но это даже не на планете! – жалобно протестую я.

– Ну и что? Думаешь, я в космосе перемещаться не умею?

– А чем я там буду дышать?!

– А-а… – Он слегка сбавляет обороты. – Ну тогда я пронесу тебя через Подземное Царство прямо на какой-нибудь звездолет. Как, говоришь, мужа твоего имя?

– Азамат. А я в Подземном Царстве не умру?

– Если не будешь там ничего есть и пить, то не умрешь, – спокойно обещает Властелин Битвы.

И, не слушая никакие мои дальнейшие возражения, сгребает меня в охапку и проваливается вместе со мной сквозь землю. Я едва успеваю ухватить свой несчастный чемоданчик.

В Подземном Царстве просторно и нежарко. Мы летим по пасмурному небу над сумеречным садом, украшенным неяркими праздничными огоньками, время от времени пересекая холодные темные овраги. Ирлик-хон здесь совсем не похож на человека, он представляет собой черное облако, насколько я могу судить, с четырьмя лапами. Его глаза горят так, что их видно прямо сквозь толщу его, так сказать, тела. Я же нахожусь внутри него, лежа на внутренней стороне его живота, хотя она ничуть не плотнее тумана в середине туловища, которым я дышу. А дышу ли я? Ох, лучше не думать.

Мы забираем выше, пространство вокруг сужается и закручивается, как в космическом туннеле, и вдруг я выпадаю на ковролиновый пол в коридоре какого-то корабля. Ирлик слегка меня поддерживает, чтобы зад не отбила, но тут же отпускает.

– Ну вот! – весело говорит он. – Твой муж тут совсем близко, ты скоро с ним встретишься! А я пошел развлекаться! Удачи тебе, земная женщина, и спасибо! – Он внезапно заливается оглушительным смехом и исчезает.

Вот уж смех без причины – признак чертовщины. Ну ладно, свалил, и слава богу. Да-да, ему.

Я прислоняюсь к прохладной переборке и тяжело вздыхаю. Мотаю головой. Так. Надо встать и понять, где я нахожусь.