Затемненная серебром - Соловьева Алла Александровна - Страница 98

Не обращая внимания на боль в груди, я с наслаждением вдохнула большой глоток воздуха. Небо посветлело, окрасилось нежным розоватым светом – значит, наступает утро. Выпустив клыки, он приблизился к моему горлу. Я закрыла глаза. Наверное, обидно закончить жизнь вот так, но разве я выбирала такой конец?

Он не укусил. Совсем как в первый раз, жесткие губы коснулись пульсирующей вены на моей шее.

– Отпусти ее, Кирилл! – Голос Елизара обрушился, как стальной молот.

Распахнув глаза, я затрепетала. Совсем не почувствовала его приближение, готовясь к смерти. Но он меня нашел.

Елизар замер на границе леса. Ноги широко расставлены, руки сжаты в кулаки. Черный костюм покрыт снегом и пеплом, широкий воротник рубашки измазан кровью, но даже теперь он прекрасен. Расширив глаза, я впитывала в себя каждую его черточку. Он смотрел на Кирилла – не на меня. В суженных сапфировых глазах застыла ярость.

По щекам побежали горячие слезы. Удивление и паника, страх за него, счастье, что нашел меня, радость от того, что он жив, хотя я в этом не сомневалась, охватили разом. Сердце бешено застучало, рвясь к нему навстречу. Тело мгновенно согласилось с сердцем и качнулось вперед.

Кирилл и не думал меня отпускать. Перехватив левой рукой, он прижал меня к себе, удерживая мои руки. Спина вдавилась в его грудь. Другая рука, опоясывая, сдавила шею. Глядя на Елизара, я захрипела. Выпустив клыки, Чернов приблизился к моему горлу. Где-то над ухом щелкнула зажигалка. Хруст снега за спиной заставил вздрогнуть. Охотники готовы к бою. Робкий лучик надежды выжить мгновенно погас.

– Отпусти ее. – По-прежнему не глядя на меня, Елизар начал приближаться.

Кирилл рассмеялся:

– Наверное, я должен подчиниться твоему приказу, ведь ведущий Охотник у нас ты, Елизар!

Сначала я не поняла, о чем говорит Кирилл, но потом его слова обрушились в сознание, прозвучали в голове тысячей колоколов.

– Это неправда, – прошептала я. Голос не подчинялся и хрипел от тисков, сжимающих горло. Глядя в темные глаза Елизара, я искала опровержение, но там были боль и… подтверждение. – Это неправда, ведь в лаборатории… – Я хотела крикнуть, что он уничтожил Охотников, но из глотки не вырвалось ни звука.

«Я ведь не видела сражения», – поняла я. Охотники могли и уйти, поэтому их и становилось меньше. Мысли понеслись с такой скоростью, что я не успевала в них разобраться. Наша встреча не была случайной. С самого начала ему нужен был Колесников. С ужасом глядя в глаза Тагашева, я стала задыхаться. «Он и Марк уничтожили Охотников», – возражала я сама себе. «Ради достижения своих целей Виктор мог пожертвовать ими», – тут же нашелся ответ. Им нужно было заполучить доверие верлафов. Макс говорил мне, что в глазах Охотников, которых они уничтожили, было раболепие. Они знали, что Тагашев – ведущий Охотник, потому что подчинялись ему! Неужели все это время он лгал? Как он прошел нашу защиту? Ум скакал в поисках объяснений или оправданий, пытаясь что-то сопоставить, но его глаза ничего не опровергали, возможно, лишь просили прощения.

И тут я дико, истошно закричала. Крик вспорол ночной лес, разлился эхом, оглушил.

– Ты разочаровал девушку, Елизар, но ведь она имеет право знать правду. Давай, скажи ей! – Смех Чернова ворвался в уши.

– Это правда, Злата, но дай мне все объяснить! – Признание Елизара накрыло уничтожающей волной…

Казалось, что солнце никогда не погаснет, ведь по законам астрономии огромная звезда должна еще прожить как минимум пять миллиардов лет. Солнце еще не взошло, но взойдет через несколько минут. Теплыми ласковыми лучами согреет мир, пробуждая к жизни все живое. Но я ошибалась… Оно взорвалось, невзирая на все законы астрономии о продолжительности жизни звезд, и уничтожило мир в моих глазах. Яркой быстрой вспышкой погрузило все в темноту. Стало черным. Погасло. Даже снег стал похож на сажу…

Темнота обволакивала, качала, кружила, издевалась. Ярость разлилась по телу, затопила до самых краев, вылилась наружу. Пропали запахи, пропали чувства, боль, ощущения, и даже звуки я слышала разрозненными гулкими частями. Я начала вырываться из рук Кирилла, не осознавая, что собираюсь делать. Уничтожить его? Сбежать? Вырвать сердце, отдавшееся врагу? Даже разум перестал подчиняться. Перед глазами расплывались изломленные скользящие тени.

Кирилл крепко сдавил мне руки, прижимая их к бокам. Я выпустила когти, но не поняла, куда они вонзились, то ли в мое бедро, то ли в руку Чернова. Нога врезалась в его голень. Послышался треск сломанной кости. До ушей донеслись какие-то крики. Я зарычала. Черный лес подступал и отдалялся. Что-то темное и неподвластное зарождалось внутри меня, вырывалось, пытаясь найти выход. Снова крики.

– НЕТ! – Кто-то прыгнул вперед.

Острые как клинки зубы вонзились в шею. Лед охватил горло, заструился по венам, поднялся и сковал мозг. Израненное тело перестало подчиняться. Время остановилось… Тьма всосала меня полностью.

Глава 30

Истина

Я была убеждена, что умерла. Но сознание возвращалось: медленно, очень медленно. Качалось, как маятник: туда-сюда, дальше – ближе, то топило, то вытягивало на поверхность. Стальные пальцы вонзились в шею в районе позвоночника. Кто-то с силой толкнул меня вперед, а кто-то бережно подхватил. Темнота вокруг закружилась. К горлу подкатила тошнота. Лед в моей крови растворялся, мне стало жарко. Тело покалывало и болело. Голоса, которых я не узнавала, расплывались в голове, приближались и удалялись вновь.

– Я подозревал, что ты сделался предателем из-за нее. За пять лет Виктор стал доверять тебе полностью, хотя я его и предупреждал. На тебя начнут охотиться, как на зверя, пока не загонят и снова не подчинят. – Голос был низким и холодным. Я вслушивалась, пытаясь понять смысл, но слова звучали разрозненно. – На твоем месте я бы взял Колесникова и вернулся к Виктору. Он простит. Ему нужна сила, заключенная в тебе. Всегда была нужна!

– Я не на твоем месте. Больше – нет!

– Твое счастье будет недолгим. Ее уничтожат. Ты ведь знаешь закон. «Мракаур и верлаф не могут быть вместе, а их кровь не должна смешаться».

– Закон не нарушен. Виктор должен узнать об этом. Это еще одна причина, по которой я отпускаю тебя. – Грудной чарующий голос был ледяным. – Я никогда не прикасался к этой девушке и никогда не прикоснусь.

– Ты говоришь это мне или пытаешься убедить себя? Мне даже жаль тебя, Елизар, – послышался сухой шелестящий смех, который показался мерзким. – До встречи, а встретимся мы очень скоро. – Голос отдалялся.

Послышался хруст: так хрустят свежие вафли или снег. Ассоциация с вафлями была приятной, и я облизнула сухие потрескавшиеся губы. Но хотелось не есть, а пить. Горло скребла подступившая жажда. Я попыталась выиграть борьбу с отяжелевшими веками, но не смогла. Виски пульсировали болью, а сознание пыталось объединить все, что я слышала, в единое целое, но и это получалось плохо.

Покалывающего запястья коснулось что-то нежное, как лепестки цветов. Да, так меня когда-то целовали. Ощущение было приятным и пробудило воспоминание: синие, как ласковое теплое море, глаза, немного полноватые губы, высокие скулы, темные волосы – Макс. Я улыбнулась и, желая увидеть его, приподняла налитые свинцом веки… Ощущения и картинка не совпали. Разум будто вырезал другие воспоминания, боясь причинить мне новую травму, но зрение с ним не согласилось. Я увидела иные глаза: темные, завораживающие, прекрасные, как сапфиры. Глаза наставника, друга, любимого и врага!

Ужас обрушился новым потопляющим шквалом. Я закричала и вырвалась из рук Елизара. Упала в снег. Покатилась и, снова вскочив, бросилась к лесу. Быстрее, дальше, не видеть, не помнить, забыть. Лоб мгновенно покрылся потом. Восстановление еще не закончилось. Каждый глубокий вдох причинял боль.

Тагашев догнал, схватил за плечи и, обняв меня, с силой прижал к себе. Крепкие руки сдавили предплечья:

– Злата, дай мне все объяснить!