Летящей походкой - Фрост Валери - Страница 58

Дракон попытался взмахнуть крыльями, но боль ударила ящера, тот сжался в комок, пару раз кувыркнулся, и траектория его падения стала во сто крат круче. Аня оказалась прижатой к брюху ящера, который как метеор летел к земле сквозь ельник вперед спиной, оставляя за собой длинный коридор из обломанных веток и поваленных деревьев.

Удар о землю из обоих выбил дух. Последним, что Аня увидела, перед тем, как провалиться в темноту, было звездное небо, разрисованное неумелым подвыпившим художником.

…Земной снился сон: она снова убегала от преследователей, скакала по поляне в поисках зарослей папоротника и все никак не могла их найти. Снова сидела на поваленном бревне и чувствовала запах корицы, исходящий от господина в маске. Запах манил, обещал покой и уют, не предвещал беды, но и не сулил приключений. А Ане хотелось бешеной скачки или стремительности полета. Полета… Полета… Аня уже летала, совсем недавно… И падала…

Тело непроизвольно дернулось, сметая видения, что-то с силой надавило на голову. Девушка застонала.

– Все хорошо, хорошо. – Кто-то засуетился у изголовья, положил холодную ладошку на лоб. – Уже все хорошо.

– Где… – Аня попыталась заговорить – слова липли на язык жесткой коркой.

– Дома. Аня, ты дома.

– Мама?

– Нет, не мама. Это я…

И снова пустота. А затем колючий подбородок поцарапал кожу от мочки уха до плеча. И сильные руки сдавили грудь в объятиях. Аня пыталась открыть глаза, обернуться, чтобы посмотреть на кого-то, стоящего позади нее. Но руки держали крепко, не давая пошевелиться, а подбородок уперся в затылок, и только горячее дыхание шевелило волосы на макушке. Земная боялась произнести вслух мужское имя, боялась спросить, где она, почему он рядом. Просто ждала и молчала. А когда собралась с силами, он вдруг сильно толкнул ее вперед. Аня закричала.

– Анечка, Аня, пожалуйста, очнись! – Голос Сольвейг срывался на крик. – Возвращайся, пожалуйста.

Брюнетка открыла глаза, молча уставилась в пространство перед собой, чувствуя, как слезы, бегущие по щекам, оставляют прохладные дорожки.

– Пить, – одними губами попросила она.

Сольвейг повелительно махнула и, получив в руки чашку с водой, принялась поить больную.

– Что было? – Первый вопрос последовал после второй чашки воды.

– Я толком не знаю. Тебя не было два дня. Я искала. Зевс искал. Даже отца хотели подключить, но его не было на месте. Потом вас привезли. Крестьяне. В крови, в бреду, в горячке. Дракон очухался быстро, а ты еще два дня лежала. Он говорит, вас сбили. Вы упали в лес. Дальше ничего не помнит.

– Чем нас сбили?

– Стрелой. Попали в крыло. Люди нашли вас в лесу, перепугались. Живого дракона никогда не видели. Он же не мог перекинуться. В бессознательном состоянии.

– А кто сбил?

– Не знаю. Но Зевс и Гард сейчас этим занимаются. Может, и найдут что-то.

Аня отвела глаза – мыслей не было, сил на мозговой штурм – тоже.

– Я посплю.

– Да-да, конечно.

– И пусть Григорий приготовит рыбу. Есть хочу.

Сольвейг улыбнулась: хочет есть, значит, выздоравливает.

К вечеру подавленное состояние сменилось апатией, а после очередной кружки душистого чая глаза заблестели былым азартом.

– Зевс, Пэйона ко мне, срочно. И наплевать, чем он там занят. Скажи, я при смерти, хочу его в завещание вписать.

Секретарь кивнул и исчез.

Ждать пришлось недолго, как и предсказывала Аня. Господин Пэйон прискакал взмыленный и ошарашенный новостью. Пришел в наигранный дикий восторг, увидев леди Анну в здравии, и разочарованно плюхнулся на диван.

– Спасибо, мэтр, что соизволили наконец посетить меня, – Аня язвила, но решила на этот раз спуска не давать. – Мы с вами сделаем новую постановку.

Энтузиазма в глазах представителя богемы не прибавилось. Аня махнула рукой, и из музыкального уголка библиотеки послышались хрипы патефона: по настоянию шефини Зевс включил фрагмент рок-оперы «Юнона и Авось» в исполнении дуэта Трофимова и Рыбниковой и с первых аккордов романса «Я тебя никогда не забуду» вся спесь и раздраженность Пэйона улетучились в дымоход.

Дослушав балладу, блондин перевел вопрошающий взгляд на Аню и замер в ожидании – хотел знать, какими будут условия.

– Сегодня вы свободны. Но завтра с утра я жду вас здесь. Трезвого, чистого, свежего. – Мэтр только кивал. – Мы ставим эту постановку тут, в Керколди. Один раз. Как благотворительную. Потом можете забирать спектакль в столицу и прогонять на общих условиях.

Блондин чуть ли не руки потирал от удовольствия.

– В Керколди главную роль сыграю я. И будьте готовы к наплыву людей. У нас с вами две недели, чтобы все подготовить. За эти две недели пройдет массированная рекламная атака. Даже не кампания. Это захотят увидеть и услышать все.

Утро оказалось не таким уж солнечным, как показалось Ане поначалу. По привычке легко перекусив овощами на завтрак, она отправилась на встречу с богемным блондином. Однако в библиотеке его не застала. Зато объявившаяся без приглашения Сольвейг мило беседовала с замкнутым обычно Зевсом.

– Зевс! Где Пэйон?

– Он… он…

– Ну?!

– Он боится…

– Боится?! Чего?!

– Вашего гнева, по-видимому.

– Леди Сольвейг, вы в курсе происходящего?

Блондинка отрицательно покачала головой.

– Зевс, бери Гарда… ах черт! – Аня постучала пальцами по столу. – Тащи его задницу сюда. Скажи, что нет безвыходных ситуаций.

Через пять минут ни капли не похожий на себя ссутулившийся Пэйон сидел напротив Ани и поскуливал.

– То есть какая-то фифа не желает больше быть вашей примой только из-за того, что главная роль в провинции не достанется ей?! Бред! Дура! И вы дурак! Пэйон! Гоните ее в шею! С нашими постановками люди будут идти не на голос, а на шоу!

Блондин затрясся как осиновый лист. Аня сжалилась:

– Ладно. Сделаем так. Мы с вами устроим поединок. Пусть учит партию, все равно ей потом петь в столице. А когда придет время генеральной репетиции, мы притащим эту курицу сюда и выставим на суд жюри из высокочтимых господ два варианта исполнения – мой и ее.

Спустя две недели прима императорского театра была разбита в пух и прах оригинальным исполнением арии вторым голосом: Аня пела чувственно, вплетала мелодию каноном. У фифы не было ни малейшего шанса. Зато Пэйон убил двух зайцев одновременно – избавился от крикливой актриски и выдвинул в первые ряды новую приму, естественно, свою любовницу.

Хорошо, Сольвейг не знала про подвиги Пэйона, ведь чувства к другу детства не просто не ослабли, а перешли на новый качественный уровень. И в основном благодаря поездке в Сюрпен.

Глава 28

– Романтические истории, хватающие за душу и переворачивающие мир с ног на голову, всегда были делом прибыльным. Людям чего надо? Хлеба и зрелищ! Во все времена. Любовь и кровь – вот идеальный натюрморт, – вещала Аня, глядя на Зевса. – А наше благотворительное представление в память о хорошем человеке, погибшем от руки императорской власти во имя вечной любви, обрастет такими легендами, что…

Девушка договорить не успела – влетевшая в комнату Сольвейг с горящими глазами и трясущимися руками заставила ее замолчать на полуслове.

– Император будет здесь. Лично! – громким шепотом сообщила гостья.

– И твой жених тоже? – слишком буднично прозвучал вопрос старшей кузины.

Однако на поверку оказалось, что будничностью была прикрыта крайняя степень заинтересованности.

– Я не знаю, – огорчила леди Дэмон Вазилайос. – Император тоже будет инкогнито. Случайно подслушала.

Аня понимающе качнула головой. Гадко на душе. Вроде и благое дело решила свершить – святую месть, а душе другого надо.

От происшествий двухнедельной давности и следа не осталось: Дарьяна помогла избавиться от ссадин и царапин, кожа успела подрумяниться на солнышке, и теперь отливала бронзой. В человеке все должно быть прекрасно – и тело, и душа. Аня успела сделать тело прекрасным, но душа так и не избавилась от ран.