Эхо во тьме - Риверс Франсин - Страница 55

Краска бросилась Александру в лицо.

— Я не говорил об убийстве, и ты это прекрасно знаешь!

— На самом деле говорил, только пытался прикрыть это другими словами. — Хадасса говорила спокойно, с печальной убежденностью. — Как еще можно назвать прекращение чьей-то жизни до того, как это сделает Бог?

— Считаю этот вопрос неразумным, Рафа.

— А что такое разумный вопрос?

— Вопрос, который не подразумевает какие-то божественные истолкования, неподвластные человеческому разуму, — сжав губы, сказал Александр. — Давай лучше поговорим о чем-нибудь другом.

— Никакая птица не садится на землю без Божьего ведома. Он знает момент и причину смерти Фебы Валериан. От Бога скрыть ничего нельзя. — Хадасса обхватила свою глиняную чашку, зная, что то, что она сейчас скажет, обидит Александра. — Вероятно, ты даже не осознаешь более глубоких причин, которые заставляют тебя желать, чтобы ее жизнь прекратилась.

— И что это за причины?

— Может быть, тебе так удобнее?

Александр снова покраснел.

— И ты это говоришь мне?

— Она теперь будет полностью зависеть от заботы других людей. Это требует огромного сострадания и любви, Александр. У Юлия эти качества есть. А у тебя на них нет времени.

Александр редко злился, но сейчас ее слова вывели его из себя.

— У меня, по-твоему, нет сострадания? Разве я не трачу все свои силы и средства на то, чтобы помогать людям?

— А скольким из них ты отказывал?

— Я отказывал в помощи только тем больным, которых, как я точно знал, не смогу вылечить.

— А разве они не нуждались в твоей любви?

Александр не мог найти в словах девушки никакого упрека или обличения, и в то же время он чувствовал, как больно они режут по его сердцу.

— Что же я должен делать, Рафа? Принимать всех без исключения, кто обращается ко мне за помощью? Что бы ты мне посоветовала?

Отставив свою чашку в сторону, Хадасса встала и прошла через комнату.

— Вот что, — просто сказала она, остановившись перед ним и обняв его руками. Больше она ничего не сказала, но от ее удивительного объятия Александр почувствовал, как заныло его сердце. Он почувствовал, как ее руки мягко поглаживают ему спину, от чего весь его гнев куда-то испарился. У него защипало глаза. Он закрыл их, тоже обнял Хадассу и прижался щекой к ее лбу. Потом он сделал медленный выдох.

— Иногда мне хочется тебя задушить — так ты меня расстраиваешь, — угрюмо сказал он ей.

Она тихо засмеялась.

— Я прекрасно знаю, что ты чувствуешь.

Усмехнувшись, он обхватил ее лицо своими ладонями и посмотрел ей в глаза.

— Что бы я без тебя делал, Рафа.

От ее веселья не осталось и следа. Она взяла его руки в свои и сжала их.

— Тебе нужно научиться доверять Господу.

Когда Хадасса освободилась от его объятий и направилась к двери, Александр почувствовал какое-то смятение. И вдруг каким-то необъяснимым образом он понял, насколько он одинок в этом мире. Он понял, что, в конечном счете, потеряет ее. Не знал, как именно и почему, — просто знал.

Сегодня вечером произошло нечто такое, чего он не мог объяснить. Может быть, Бог показал ей другой путь? Впервые в своей жизни Александр испытал острое желание, чтобы Хадасса всегда была с ним, чтобы он имел все законные основания считать ее своей, чтобы эти отношения стали нерушимыми.

Александр нахмурился, задумавшись, откуда в нем такое непростое чувство, и тут он вспомнил свои подозрения, которые возникли в нем, когда Рашид вошел и сообщил, что внизу ждет слуга Фебы Валериан. Хадасса тогда подняла голову так, будто ее ударила молния.

В следующую минуту Александра озарила некая догадка, и он в ужасе посмотрел на девушку.

— Так ты знала ее раньше, Хадасса? Ты не просто слышала о Фебе Валериан, а знала ее лично. — Его сердце бешено забилось. — Значит, твоими хозяевами были Валерианы, так? — Тут его охватил страх за нее и за себя, он уже больше не сомневался, что потеряет ее. — Что ты сделала в то время, когда осталась с ней наедине? Хадасса!

Она вышла из помещения, так ничего ему и не ответив.

Но Александр уже понял, что она сделала. Хадасса сняла свое покрывало. Она открылась члену той семьи, которая хотела ее убить.

— О боги!.. — произнес он, тяжело вздыхая и проводя руками по волосам.

Почему он не догадался спросить ее, знает ли она семью Валериана, еще до того, как брать ее туда с собой? Он с самого начала понимал, что это в какой-то степени рискованно. И вот теперь из-за него ей грозит опасность. И ради чего? Чтобы засвидетельствовать еще одно чудо исцеления? Нет! Он взял ее с собой, потому что гордился ее способностями, гордился тем, что она его помощница. И чего он добился этой своей несчастной гордостью?

Его охватило отчаяние. Боже, защити ее! Я просто дурак! Я подверг ее смертельной опасности! Я привел ее в семью, которая уже пыталась ее убить.

А что будет, если у этой женщины восстановится речь? Что тогда? «Боже, — продолжал молиться Александр, сцепив перед собой руки, — не дай этой женщине заговорить. Пусть она молчит!».

Усевшись, он продолжал проклинать себя.

Хадасса полностью доверилась Богу, но он не может быть таким доверчивым. Потерять Хадассу означало для него потерять все. Он только сейчас начинал это понимать, только сейчас начинал видеть, что она значит для него. Наверное, ему необходимо отбросить все сомнения и взять дело в свои руки. К тому же, было бы лучше, если бы эта женщина была мертва. Александр вздрогнул, вспомнив о том, что говорила ему Хадасса, Но он должен руководствоваться здравым смыслом.

Только один визит к Фебе Валериан — и Александр может быть спокоен за дальнейшую судьбу Хадассы. Если Феба Валериан умрет, то он уж позаботится о том, чтобы Хадасса больше не имела никаких дел ни с кем другим из этой семьи.

И тут в его сознании эхом отдались слова Хадассы. Может быть, тебе так удобнее? Но разве удобство может быть оправданием убийства? Нет. А если он стремится защитить жизнь другого человека? Если это возмездие? Семья Валериана пыталась убить Хадассу, отправив ее на арену, навстречу львам. Разве он не имеет права на отмщение?

Александр содрогнулся, осознав ход своих мыслей. Он вспомнил, как Хадасса склонилась над Фебой Валериан. В том, как она держала себя с ней, как разговаривала с ней, была видна ее искренняя любовь к этой женщине. Но как такое возможно?

Он стиснул зубы. Защитить Рафу от семьи Валерианов можно было по-разному.

Но не в этом была настоящая проблема.

Как ему защитить Хадассу от самой себя?

17

Ездра Барьяхин воздел руки в знак разочарования. Ну почему его жена так ополчилась на него именно сейчас, когда он больше всего нуждается в ее поддержке?

— Да, я знаю, что он римлянин! Можешь мне об этом не говорить!

— А если знаешь, зачем ты притащил его в наш дом? Зачем тебе надо было накликать на нас такую беду? — Запричитала Иосавеф. — Все теперь об этом знают! Все видели, как ты вез его через городские ворота. Все видели, как ты вез его по улицам в наш дом. Я просто чувствую, как они прожигают своими глазами стены нашего дома. Теперь тебя даже на порог синагоги не пустят!

— А что я, по-твоему, должен был делать, Иосавеф? Оставить его там умирать?

— Да! Римлянин другого и не заслуживает! Ты что, забыл Иосифа? Забыл всех тех, кто погиб в Иерусалиме? Забыл тех несчастных, которых тысячами угоняли в рабство к таким же языческим псам, как он?

— Я ничего не забыл! — Ездра отвернулся, чувствуя, что с ней разговаривать бесполезно. — Твоя дочь не дала мне бросить его там.

— Моя дочь? Значит, это я во всем виновата. Она, между прочим, и твоя дочь, и вечно в облаках витает. А тебе нужно было бы ее с небес на землю спустить, да и про себя не забыть! Ты берешь нашу дочь, чтобы сосватать ее, и что? Возвращаешься, заявляешь мне, что твой братец выгнал тебя вон и сказал, что не хочет больше тебя видеть! Мало того, находишь в пути какого-то римлянина и тащишь его сюда!