Двуллер. Книга о ненависти - Тепляков Сергей Александрович - Страница 7

Алла была хрупкая гибкая блондиночка с длинными кудрявыми волосами. Под свитером Давыдов угадывал красивую грудь, но случая проверить все не представлялось. Давыдов знал, что Алла живет с мамой и надеялся, что когда-нибудь он все же уговорит ее поехать на квартиру.

Про свою работу Давыдов, понятно, рассказывал так, что получалось, будто он ежевечерне рискует жизнью, отбирая у уркаганов ножи и кастеты. Ножи и кастеты и правда валялись у них в трезвяке в столе – иногда ведь попадались и такие, не все интеллигенция. Бывало, что и бросались с этими ножиками на Давыдова. Эти случаи он любил вспоминать. Одного такого героя он скрутил голыми руками, хотя имел при себе дубинку – просто решил попробовать, действительно есть эффект от каратэ или это только в кино. Оказалось, действительно: Давыдов так заехал с разворота ногой в голову, что нападающий сразу отключился и ему потом правили сломанный нос.

По дороге Давыдов попросил Маркова остановить и купил Алле розу – где-то слышал, что женщинам надо покупать цветы. Когда он пришел к ней с цветком в первый раз, с удивлением увидел, что это действует: она улыбнулась и обняла его. Давыдов чувствовал себя как канатоходец в темноте. «Ну ничего, пройду… – успокаивал он себя. – Баба она в концов или нет?».

Он зашел в подъезд, поднялся по темной лестнице наверх, позвонил в дверь, которая довольно быстро распахнулась. Алла была в чем-то таком, от чего Давыдов сразу потерял дар речи. Кружева, что-то просвечивающее и одновременно скрывающее. Узкие белые джинсы туго обтягивали задницу. «Даааааа… – подумал Давыдов, решивший, что Алла оделась так неспроста. – Может, хоть сегодня не будет ломаться?!»..

Когда Алла залезла на заднее сиденье «УАЗ»-ика, Марков удивленно покосился – откуда такая птичка и какие дела могут быть у нее с Давыдовым? Алла поздоровалась со стариком. Тут сзади, из «собачатника», загомонили задержанные. «Командир, выпусти поссать! – орал один. – А то я тебе здесь наделаю!» Давыдов дернулся – вот ведь зоопарк! Он хотел было сказануть что-то обычное, но сдержался, обошел машину, открыл дверцу, спросил тихо: «Это кому тут моча в голову ударила?», и когда какой-то мужичок сказал «Ну мне», коротким резким движением саданул ему прямо в лоб. Мужичок осел. Двое других молчали. «Обоссытся – вылизывать будете…» – тихо и внушительно сказал Давыдов.

Вернувшись, он залез на переднее сиденье и сказал Алле: «Добро пожаловать в наш цирк зверей!». Видеть происшедшее она не могла – стекло было забрано частой решеткой, да и не мылось много лет, может, всю службу этого «УАЗ» ика.

В вытрезвителе, пока оформляли новоприбывших, Алла сидела в уголке. Тот, кого ударил Давыдов, еще не до конца пришел в себя, мужики держали его под руки. На вопрос Котенко, что это с ним, промычали неразборчивое, глядя на Давыдова, который усмехался им в глаза. Трое этих бедолаг оказались преподавателями какого-то местного вуза, чуть ли не профессорами.

Рассовав их по камерам, Давыдов повел Аллу в подсобку – хотелось и Аллой похвастаться, да и, честно говоря, выпить. Однако в подсобке был уже такой шалман, что Алла явно перепугалась. «Трахнулись уже»… – подумал Давыдов, глядя на Карташова и Уткину, на которой халат был надет, похоже, уже прямо на голое тело.

– Алла, ты не стесняйся, давай выпей, закуси чего-нибудь… – заговорил Давыдов, надеясь, что алкоголь поможет девушке расслабиться.

Тут в коридоре послышался шум, а потом в дверь подсобки постучали и чей-то голос сказал:

– У вас продается славянский шкаф?

– Шкаф продан! – закричал Давыдов. – Осталась только тумбочка!

Дверь распахнулась, ввалились трое. Это были друзья Давыдова и Карташова, одних с ними лет, но немного другого уровня. Все молодые люди принялись обниматься, хлопая друг друга по плечам и спинам.

– А это кто же? – спросил, наконец, один из пришедших, несмотря на молодость, уже полноватый и мордатый блондин.

– А это, Сеня, красивая девушка Алла! – ответил Давыдов. – Алла, знакомься, это мой товарищ Семен Протопопов. – Это, Аллочка, Роман Крейц, а это – Володька Хоркин.

Крейц был высокий, крайне худой, со впалыми щеками – настоящие кожа и кости. При этом он явно чувствовал себя вполне комфортно в этой коже и с этими костями – постоянно улыбался и пошучивал. Хоркин, плотный коренастый коротышка, кинул на Аллу быстрый взгляд, потом так же быстро глянул на Давыдова, и как-то так повел губами, что Алла поняла – Хоркин удивлен.

– Впервые у этого балбеса такая девушка!

– сказал Хоркин, подходя к Алле и протягивая руку. Алла подала свою в ответ, и Хоркин ее поцеловал.

– Ого! – закричал Протопопов. – Антоха, смотри – уведут!

– У меня не уведут! – ответил Давыдов, стараясь, чтобы это звучало грозно. Но вид у него при этом был кислый.

Тут к тому же встряла Уткина – ее обидело, что кому-то там, а не ей, целуют руки.

– А что же это, она одна что ли здесь дама?!

– кричала она.

Хоркин повернулся, внутренне крякнул, увидев Уткину, но не показал виду, подошел и галантно поцеловал руку, которую Уткина ткнула ему прямо в лицо.

Давыдов смотрел на Хоркина хмуро. «Балбес, значит»… – думал Давыдов. На самом деле, это именно из-за Хоркина он вылетел из вуза. Хоркин затеял торговлю анашой, а Давыдов попал в «дело» уже потом. Но когда их взяли, Хоркин упросил Давыдова взять все на себя. «У тебя же вон какой папа, тебе точно ничего не будет, отмажут. А меня погонят из универа на пинках. А у меня отец сердечник и мать постоянно еле жива!..» – лебезил Хоркин. Правда, были еще и деньги – хорошие деньги взял Давыдов с Хоркина за то, что его не сдал. И вот результат: Хоркин учится и скоро будет офицером, а он, Давыдов, до сих пор сержант. «Да и деньги те давно тю-тю…» – подумал Давыдов, пытаясь вспомнить, купил ли он на них хоть что-то путное. Не вспоминалось – видать, не купил.

Налили по первой, потом по второй. Давыдову полегчало. Разговор за столом, как обычно бывает, разбился на группки.

– Я вот тут службу тащу, в гов… извини, Алла, в дерьме по колено вожусь, а вы конспектики пишете, а потом будете бумажки перекладывать с места на место! – объяснял Давыдов Протопопову, плотно войдя в образ человека, который пашет за всех. – А народец-то здесь еще тот. И с ножиками кидаются, и с кастетами. Ну правда, бывает и интеллигенция. Вот только что привезли троих преподов из… а, черт, забыл, откуда. Но посмотрю в журнале приема. Вот понадобится Алле зачет или там курсовую сгоношить – позвоню я этому преподу, разве же он откажет?

Другая компания, Хоркин, Карташов и прислушивающаяся к ним Уткина, тихо говорили про Чечню: вот ввели туда войска еще в ноябре, чем кончится? Карташов был единственный из всех, кто служил в армии. От этого он важничал и разговаривал так, будто это именно он командует войсками в окрестностях Грозного.

– Раскатают там всех танками! Как два пальца об асфальт! – говорил Карташов. – Да и не будет ничего – побузят, да перестанут. На фига чеченцам война?

Уткиной разговор о танках и чеченцах был неинтересен, зато присутствие соперницы, явно забирающей на себя большую часть мужского внимания, раздражало ее все сильнее.

– Ребята, ребята! А давайте выпьем! – закричала она. Никто не возражал. Быстро налили.

– Выпьем за дам! – прокричала Уткина, косясь на Аллу. – А за «не дам» мы пить не будем!

И визгливо захохотала. Карташов, Крейц, Хоркин, Протопопов тоже грохнули, косясь на Аллу. Давыдов вскипал. Карташов, который был пьянее остальных, прокричал:

– Алла – всем давала!

Алла выглядела как затравленный зверек.

– Да брось ты, не стесняйся, – сказал ей Давыдов, подавая почти до краев наполненную рюмку – ободренный ее джинсами, он решил ускорить процесс: – Вот, вливайся в коллектив!

Алла, хоть и выпила уже чуть-чуть водки, но это не расслабило ее. Она вдруг поняла, что это совсем не та компания, в которой ей хотелось бы оказаться этим вечером.

– Слушай, Антон, мне уже пора… – заговорила она.