Завещание Тициана - Прюдом Ева - Страница 33

33

Завязалась беседа в приветливом и почтительном тоне. Пока суд да дело, они могли изучить и самого хозяина, и его наряд. Наружность его дышала воинственностью: смоляные глаза, смуглая кожа, суровые складки на лице, борода, какую носят набожные, образованные или могущественные турки. Голова его, судя по всему — обритая, была покрыта головным убором: небольшой шапочкой, вокруг которой, образуя тюрбан, был обернут шелковый шарф, украшенный султаном и драгоценными камнями, посверкивающими в солнечных лучах. Один тюрбан уже свидетельствовал об общественном положении и достатке его хозяина. Собственно, достаток иностранца и был одной из тех немногих вещей, которые им удалось выведать у него. Как настоящий восточный человек, Кара умудрился почти ничего не сообщить им. Однако визит их был ненапрасным. Кое-что интересное все же выяснилось, пока они угощались пловом и другими яствами, поданными на огромном медном блюде.

— Вы носите то же имя, что и генерал, одержавший победу при Фамагусте, — начал Предом, потянувшись за аппетитными виноградными листьями, фаршированными мясом.

Мариетта в это время пригубила жидкое блюдо из молока и манки.

— Хотя Лала Мустафа мне и брат, после резни в цитадели я порвал с ним. Я не одобряю кровавую баню, которую он там устроил. Нарушить слово и договор, скрепленный подписью и печатью, опозорить наше имя… К чему были все эти зверства, к чему насилие, пытки, поголовное истребление венецианцев? — Поднеся ко рту кусочек баранины, тушенной в жире из бараньего хвоста, он ополоснул пальцы в чаше. — Это способствовало лишь созданию образа Турции как варварской страны, неспособной соблюдать свои клятвы и жаждущей христианской крови. Мы же, напротив, — умный, тонкий, поэтичный народ. Кто в Италии способен сочинять такие вдохновенные вирши, как Зати, Фузули, Баки или Ревани? — Кара Мустафа вздохнул и пожевал лист салата. — Со времени той печальной памяти войны на Кипре мои дела в Венеции пошли на спад. Не то чтобы совсем, — он обвел взглядом гостиную, — но венецианцы торгуют со мной скрепя сердце. Французы, англичане, голландцы — и те уступают мне свой товар, специально изготовленный для Леванта, после бесконечных переговоров.

Вчера я четыре часа убил на сделку, хотя речь шла о полотне, рассчитанном исключительно на стамбульские вкусы: цвета — мускуса и кофе, оливковый и винный. Мы в этом городе — нежеланные гости. Притом что главная доля в торговле Республики принадлежит туркам, в нашем распоряжении нет даже подворья, как у немцев, где можно было бы хранить товары, торговать, проживать, где были бы мечеть, бани[67].

Он отщипнул кусочек халвы, сочащийся медом. Мариетта последовала его примеру и перешла на сладкое: вонзила свои зубки в рахат-лукум. Виргилий предпочел соленые блюда и хачапури.

— Возможно, неуместно говорить об этом в вашем присутствии, синьорита венецианка и мсье парижанин, но у меня такое чувство, что, если бы не коммерция и ее интересы, — торговец тканями особо выделил слово «коммерция», — все чужеземцы были бы для Светлейшей нежелательны. Взять хотя бы тех же немцев — их собрали в одном месте, в подворье, албанцев терпят лишь на одной улице — Албанцев, евреев согнали в гетто, заставляют носить позорный желтый колпак, пытаются обратить в христианство, для чего выстроили школу для новообращенных. Но горе тем, кто, обратившись здесь в чужую веру, пожелает вернуться к вере отцов. Их ждет инквизиция. Сколькие из них предпочли укрыться в Истамбуле, где с уважением относятся к Яхве! Так поступил и мой друг Жоао эль Рибейра.

Услышав имя одного из подозреваемых в смерти Атики, гости чуть было не выдали себя, и, чтобы унять охватившее их волнение, Мариетта поскорее сунула в рот еще кусочек лукума, а Виргилий уткнулся носом в чашу со стамбульским напитком из проса, напоминающим пиво. Хозяин отхлебнул виноградной водки, прищелкнул языком и продолжал:

— Так вот, ему пришлось спешно покинуть Португалию, где он появился на свет, искать убежище в Италии — сперва в Ферраре, затем в Венеции. Однажды он узнал, что в любую минуту как приверженец иудейской веры может быть выдан инквизиции. Я посоветовал ему переселиться на Босфор, вот уже два года как он там обосновался и безболезненно вернулся в лоно своей веры.

Мусульманин вытащил из-за пазухи трубку и набил ее табаком, который носил в мешочке на ремне. Приятный запах индийского табака, смешанного с алоэ, распространился по гостиной. Трубки были предложены и гостям, с удовольствием принявшимся раскуривать их.

— Аромат табака напоминает мне о моем умершем отце, — проговорил Виргилий и закашлялся.

— Наши женщины тоже охотно курят, — продолжал между тем Кара Мустафа. — Они подмешивают в табак смолу. Курила и Атика. Раз уж вы пришли расспрашивать меня о ней и раз уж я упомянул о Жоао, должен вам кое-что поведать. На людях Атика обходилась с ним весьма любезно, но именно она грозилась выдать его инквизиции. Чтобы заручиться ее молчанием, Жоао дарил ей шелковые платья, колье из трех ниток жемчуга, дорогие пряности и золотые серьги. Отдал ей даже карлика, на которого она положила глаз.

«Фаустино», — пронеслось в головах гостей, удержавшихся от каких-либо признаний. Виргилию показалось странным отбытие Жоао из Венеции как раз после того, как не стало шантажирующей его куртизанки, и он попросил объяснить, почему так случилось.

Однако в этот момент в гостиную вошел невольник с новым подносом и столиком, который он установил на диване у ног хозяина.

— Кофе? — предложил тот гостям.

Они озадаченно переглянулись. При виде выражения на их лицах он гортанно рассмеялся:

— Не ведаете, что такое кофе? Я ведь говорил: наша цивилизация куда изысканней! Кофе — это утонченный напиток, появившийся у нас в правление Солимана Великолепного[68]. У нас его пьют в кофейнях, и это вошло в моду. Напиток настолько необыкновенный, что некоторые улемы[69] утверждают, что потреблять его грешно. Сделайте несколько глотков, убедитесь сами в его достоинствах.

По знаку хозяина невольник разлил по чашкам черную жидкость, и их ноздрей коснулся необыкновенный аромат. Сделав глоток, Виргилий не смог удержаться от гримасы и чуть было не выплюнул жидкость обратно. Пока она стекала по стенкам его горла, он размышлял, чем она особенно пакостна: обжигающим эффектом или горечью? Он с восхищением смотрел на Мариетту, которая не поморщившись отхлебнула из чашки. При виде отвращения на лице француза Кара Мустафа вновь развеселился, отбросил подушку, слез с возвышения и надел желтые туфли.

— Должен вас покинуть. Дела в Риальто. Из-за этой чумы — сохрани нас, Аллах! — не придется, видно, надолго задержаться в Венеции. Боюсь и за себя, и за своих жен. Возможно, я скоро отбуду в Золотой Рог, а потому должен как можно скорее договориться с поставщиками тканей. Было приятно с вами познакомиться. Жду вас снова. Возможно, синьорита не откажется написать портреты моих жен? А вы, мсье, снова отведаете кофе. Поверьте, с каждым разом он будет вам все больше по вкусу!

Перед тем как покинуть гостиную, он приказал невольнику по первому слову гостей проводить их к выходу.

— Желаю вам вволю насладиться видом из моих окон, мягкостью моих ковров, пахлавой и табаком. Но не злоупотребляйте кофе, при слишком больших дозах он действует возбуждающе.

Уже попрощавшись, он задержался:

— Да, чуть не забыл ответить на ваш последний вопрос. Я тоже не сразу понял, почему Жоао спешил уехать из Венеции, когда той, что его преследовала, не стало. Покуда в Истамбуле он мне не объяснил: он больше не мог чувствовать себя здесь в безопасности. Если один человек так себя вел по отношению к нему, почему бы кому-нибудь еще не последовать его примеру и не начать его шантажировать. Преданность вере своего народа висела над ним дамокловым мечом. Вам, молодой человек, это должно быть особенно понятно, ведь вы из тех краев, где принадлежность к иной разновидности той же религии в один прекрасный день стала означать смерть.

вернуться

67

В 1621 г . положение изменилось: Сеньория выделила Турции дворец, который стал называться Турецким подворьем. — Примеч. автора

вернуться

68

Солиман, или Сулейман II Великолепный (1496—1566), — турецкий султан, сын Селима I, султан с 1520 г . Известен своими завоеваниями. При нем Турция достигла вершин своего могущества. — Примеч. пер.

вернуться

69

Мусульманские богословы. — Примеч. пер.