По закону перелетных птиц - Нергина Светлана - Страница 53

Ведьма критически оглядела творение рук своих и, посомневавшись, кивнула:

– Да, можешь одеваться.

– Премного благодарен! – иронично фыркнул Церхад, отходя к своей небрежно брошенной в угол сумке и принимаясь неторопливо выгружать из нее все подряд в поисках какой-нибудь приличной для здешней публики одежки.

– Да ну тебя! – обиделась Лойнна, аккуратно убирая зелья и бинты на место. – В следующий раз даже пальцем не пошевелю!

– Ну-ну, свежо предание! – продолжал веселиться маг. – Вот только верится с трудом!

– Вот увидишь! – запальчиво пообещала ведьма.

Церхад, не выдержав, рассмеялся, а Лойнна обиделась еще больше.

– Стараешься тут ради этого наглого типа, лабиринтников травишь, раны перевязываешь – и никакой благодарности!

Маг, искоса бросив на нее лукавый взгляд, вдруг сгреб тонкое, слабо отбивающееся тело в охапку и завалил на радостно скрипнувшую кровать.

– Прекрати!

– Ага, разбежалась…

– Сгинь, нечисть!

– Сама же благодарности требовала!

– Церха-а-а-ад… Ну отпусти! А-а-а-ай! Я щекотки боюсь!

– Знаю…

– Сейчас как засвечу в глаз!

– Ой! Уже боюсь…

Магией, щекоткой и гневными тычками раскатав друг друга по кровати, маги еще долго лежали неподвижно, судорожно глотая воздух, напоказ гневно сопя друг на друга и украдкой посмеиваясь в гобеленовое покрывало. Первой отсмеялась Лойнна и, снова помрачнев, уселась на краю кровати, поджав под себя ноги.

– Ладно, хватит.

Церхад вздохнул и послушно принял вертикальное положение, усевшись рядом и обняв ее за плечи.

– Ну рассказывай, пернатая моя…

Лойнна осторожно пристроила голову у него на плече и устало прикрыла глаза.

– А что тут скажешь? Ты уверен, что заклинание спало тогда, когда я второй раз вышла на связь? Точнее, чуточку раньше.

– Уверен. Не меньше, чем в том, что тебе на версту нельзя приближаться к Йорингу Лаквонскому из всадников Ночных Костров.

– Почему?

– Потому что он родом из Эстхарды.

– Hrayn!

– Это ты про Йоринга или заклинание?

– Про обоих, – вздохнула ведьма. – Этого не может быть, Церхад. Это не может быть Люмен.

– Почему? Ты же сама видела, что это он колдовал, ну или помогал колдующему.

– Да, сама, но… Это нелогично. Это все равно, как я застала бы тебя ночью с кинжалом в руках и решила, что ты хотел меня зарезать.

Церхад недовольно нахмурился, сильнее сжимая ведьму в кольце рук, исчерченных тонкими старыми и относительно новыми шрамами.

– Ого, это высочество уже встало на одну планку со мной? Может, там за моей спиной и еще что-нибудь успело произойти, а я и не в курсе?

– Не смеши, глупый, – тихонько рассмеялась Лойнна, едва касаясь сухими губами его плеча. – Я просто хотела объяснить попонятнее.

– Ага, я так и понял, – саркастически отозвался маг.

– Церхад, я серьезно! Оно не увязывается, хоть ты тресни! Ну зачем, скажи, ему вообще понадобилось нас с тобой нанимать, если он пособник главного злодея?

– Ну нанимал-то нас король, – резонно возразил Церхад, мгновенно оставив язвительный тон.

– Да, но привел меня к королю он…

Лойнна расстроенно прикусила губу. Она терпеть не могла мозаики, в которой стоящие рядом куски хоть убей очевидно не подходили друг другу.

– Хм… Тогда, наверное, если бы он этого не сделал, у многих возникли бы подозрения, почему это второй по значимости человек в Митьессе не желает использовать так удачно подвернувшуюся ему талантливую ведьму во благо государства.

Лойнна отрицательно покачала головой. До такой версии она додумалась и сама.

– Нет, не может быть. Возле тагра стояли мы одни, рядом не было ни души, а ему ничего не стоило и меня вслед за тобой обвинить в отсутствии лицензии и сплавить в дворцовые подвалы. Но он почему-то этого не сделал. Напрашивается логичный вопрос: почему? Ему ничто не мешало…

– Лойнна, этого мало, чтобы доказать невиновность принца его величеству.

– Знаю, – тяжело вздохнула она. – Тем более что отношения между братьями далеко не радужные, так что Регис будет только рад сплавить своего родственника куда подальше.

Плохо. Очень плохо работать в паре с черт знает кем, особенно если у тебя в ауре нет ни капли магической силы, чтобы вовремя стереть из его памяти то, чего в ней, по твоему мнению, лучше бы не было.

Потому что тогда у тебя нет возможности самой по-тихому разобраться в ситуации, а потом уже решить, стоит ли выносить ее на суд общественности или, заговорщицки подмигнув самому себе, закрыть навеки в пыльном сундуке памяти.

Разумеется, ставший свидетелем возмутительнейшей, с его точки зрения, сцены молодой колдун и не подумал молчать – как бы не так!

– Может, мне хоть поговорить с ним дадут? – без особой надежды спросила Лойнна.

– Может быть, – тем же тоном отозвался маг.

И оба грустно улыбнулись.

Ибо знали: не дадут.

– Да будет так! – глухо возвестил голос судьи – и звонко ударил молоток по деревянной подставке.

В глазах потемнело. Толпа вокруг недовольно заворчала, разгневанная, что не оправдались ее бережно лелеемые ожидания на зрелищную казнь. Впрочем, ей и без того теперь будет на что посмотреть.

Люмен усилием воли заставил себя кивнуть судье и королю с точно отмеренным почтением, щедро приправленным презрением, – и тряхнул волосами, направляясь к конюшне.

Двадцать четыре часа.

Существование братской любви хотя бы как понятия Люмен и до того ставил под сомнение, а уж теперь вообще воспринимал как изощрённое издевательство.

Хорошо придумал братец, ничего не скажешь.

Открытый суд, честный приговор…

Да вот беда: особа королевской крови, в прошлом безупречно верный отечеству подданный… Такого казнить на позорной площади нельзя. Во избежание народного возмущения. А вот изгнать из королевства очень даже можно. Без права возвращения, да еще запретив всем жителям оказывать ему любую помощь и гостеприимство. Теперь о жизни в Митьессе и речи, разумеется, не может быть, а как жить в чужой стране, будучи изгоем-чужеземцем, Люмен понятия не имел.

Лучше бы его казнили сразу, честное слово.

– Давай, Кося, – ласково потрепал он по холке привычно потянувшегося к нему в конюшне жеребца. – Тебя мне взять с собой разрешили, так что, уж извини, а вляпался ты в… хм… ничуть не меньше, чем твой хозяин. То есть по самую макушку.

Конь, не желая ничего понимать, торопливо и ловко обнюхал карманы любимого наездника, разочарованно фыркнул и ласково ткнулся мордой ему в плечо. Чего, мол, стоишь? Поехали!

– Поехали, – удрученно кивнул Люмен, наскоро приторачивая к боку скакуна сумки и вскакивая в седло. Конь, не дожидаясь приказа, послушно отправился к белеющему в темноте конюшни тонкой вертикальной полосой выходу.

И не подумавшая никуда разойтись после оглашения приговора толпа сменила диспозицию, теперь выстроившись в две неровные колышущиеся шеренги по обе стороны дороги, и с хищным ожиданием наблюдала за неторопливо выезжающим верхом на неразлучном Къелде принцем. Жеребец, опешивший от такого внимания, подался было назад, но Люмен твердо удержал его уздой. В толпе послышались острые шуточки и ехидные смешки.

Словно ничего не слыша и не замечая, принц легко стукнул Къелда каблуками по бокам, и тот, спохватившись и виновато понурив голову, послушно взял легкую трусцу, направляясь к прощально распахнутым деревянным воротам наскоро сколоченного для королевского лагеря забора.

Только за несколько саженей до них Люмен нашел в себе силы повернуть голову и в последний раз обозреть вчерашних подданных.

Чтобы встретиться с презрением, ненавистью и суеверным ужасом в глазах, глядящих ему вслед. Женщины держали поближе не отцеплявшихся от их юбок детей, мужчины гневно плевались и украдкой грозили кулаками. Люмен горько усмехнулся и покачал головой.

Впрочем, была и еще одна пара глаз. Взгляд их был не обвиняющий, не возмущенный и не презрительный, но мучительно ищущий и не находящий ответа. Отчаянно вопрошающий о чем-то, что могло быть известно только им, а понято только той, что смотрела. Хозяйка терпко-золотистых глаз неотрывно провожала его взглядом до самых ворот, не обернувшись даже к положившему руку на ее плечо черноволосому типу с возмутительно правильными чертами лица и бледной кожей.