По закону перелетных птиц - Нергина Светлана - Страница 68

Чтобы бессильно пожалеть об этом уже через несколько мгновений.

Вчера чародейку здесь встречали как посланную богами святую.

Сегодня – как распроклятую пособницу дьявола.

Богомерзкую ведьму, по которой давно плачет горькими слезами осиновый костер.

Лорды и рыцари, отвешивавшие ей церемониальные поклоны, едва убирались с дороги, брезгливо подбирая торчащие позади хвостами шпаги, чтобы тех даже походя не коснулся черный шелк, стекающий с ее плеч. Дамы брезгливо кривились, словно завидели дохлую мышь на собственном туалетном столике в любимом будуаре. Ребятня пугливо шарахалась в сторону, к юбкам суеверно крестящихся и сплевывающих через левое плечо нянек.

Лерга сдавленно выругалась и поняла, почему ведьма запретила ей колдовать.

Потому что очень хотелось.

Раскатить бы этих самодовольных фатов силовой волной по кустам, чтобы выбирались полчаса, исцарапанные и в разодранных камзолах, а на страшилищ в пышных юбках опрокинуть бы ведро с помоями! Чтобы знали свое место!

Ну или хотя бы идти рядом. И делить пополам эту волну ненависти и презрения. Ведь одной такое не выдержать…

Но Ристания шла. Спокойно и невозмутимо, как будто и не обращая внимания на испепеляющие взгляды и даже не пытаясь отвечать тем же. Не замедляя и не убыстряя шага, с самым отсутствующим видом, какой только можно было напустить на себя под взглядами сотен ненавидящих глаз.

Не колдовала, понимая: этой толпе любая толика силы все равно что капля крови для доведенной до бешенства стаи хищников. Разорвут.

Лерга впилась ногтями в ладони, не чувствуя боли. Время тянулось ржавым смычком по перетянутой струне.

Шаг, другой…

– Вас приглашают на Совет Десяти, – с вынужденной почтительностью склонился в поклоне королевский гонец.

Ристания небрежно кивнула, легко взбегая по ступеням и скрываясь во дворце.

Лерга выругалась так грязно, как никогда раньше.

На кухне Лергу и впрямь приняли с распростертыми объятиями: вчера за прислугой следить было некому, все вокруг его величества хлопотали, так что слуги, не будь дураки, скоренько с работы дунули в ближайшую корчму, где и просидели до утра. А может, и сейчас сидят, если только не выкинули их с раскачкой. Да и прочие, мающиеся с похмелья, подспорьем в работе были сомнительным.

Так что раздобревшая на королевских харчах добродушная кухарка тут же вручила Лерге передник, платок на голову и засадила чистить картошку. Нельзя сказать, чтобы у дисцитии это хорошо получалось: она из всех колюще-режущих предметов признавала только клинки, болты и стрелы, так что кухонный нож в ее руках был чем-то новеньким. Но дородную старуху не столько волновал результат ее усилий, сколько возможность посплетничать. Тем более что Лерга слушательницей оказалась отменной, ибо сама понятия не имела, что говорить.

– Вот такочки Региса-то нашего и протравили, супостаты окаянные, – сокрушалась кухарка. – Вот еще вчерашеньки живой ходил, супчику мне горохового приказал сготовить – больно он охоч был до супчика-то, а нынечки все! Нету соколика нашего… Чтобы им, ведьмам треклятым, и на том свете икалося!

Речь бабки была не только невероятным сочетанием всех возможных и большей части невозможных ошибок, но еще и каким-то неперевариваемым сплавом из всех трех существующих диалектов одновременно. Понять ее с первого раза, не вслушиваясь в каждое слово, было невозможно.

– Да разве ж он уже умер? – неуверенно заикнулась Лерга.

– А! – презрительно махнула рукой старуха. – Не умер, так еще сутки помучается, а конец всё один. Ты, деточка, на энтих дурней-лекарей-то не надейся, они тебе всякого на уши навешают, лишь бы руку загребушшую поглубже в карман сунуть. А я одно знаю точно: ведьма, она хоть и сволочь, но дело свое знает. Коли траванула – так наверняка! И думать тут нечего.

«Патриотизм хлещет изо всех щелей!» – мрачно отметила Лерга, с отвращением глядя на нож. С ним она как-то не сработалась. Да и уже успевшая набиться под ногти грязь воодушевления не прибавляла.

– Одно хорошо, – продолжала тем временем кухарка, – хоть одну уже и шукати не надо, сама на двор с повинной пришла. На Совет ее потащили.

– А зачем? – напряглась Лерга.

– Знамо дело зачем, – степенно отозвалась кухарка, выливая в чан ведро воды, – судить да рядить будут – правая или виноватая. Хотя вот по мне, так чего тут судить?! Ясно же, як белый день!

Лерга предпочла оставить без комментариев это сомнительное утверждение, отложила затупившийся нож и задала последний вопрос:

– А что с ведьмами теперь будет?

Кухарка добродушно пожала плечами:

– Да чего будет? Когда эту осудят, так посадят пока в застенок какой-нито пытошный, а как вторую поймают, так и сожгут на одном костре. Для етой – как ее? – еканомии! Дров-то у нас ноныче мало, еле-еле печь протопить хватает, еще чего – добро на мракобесий энтих тратить!

Лерга решительно сжала губы.

– Если осудят. И если поймают!

ГЛАВА 2

Единая (а уж тем более единая и малоблагородная) цель способна объединить под одним флагом самую разношерстную компанию. Эту истину Лерга усвоила еще в первые годы своего обучения в Обители, когда она на пару со старшекурсником таскала пока еще не проверенные, но недосписанные вовремя контрольные работы из учительской. Таскал-то, конечно, только он, а она на стреме стояла, но уж страху-то натерпелась…

Да и разница между двумя мальчишками-коридорными, молоденькой девицей из камеристок и новенькой помощницей кухарки не так уж велика! Во всяком случае, в найденное мальчишками окно, выходящее прямо в зал заседаний, все четверо уставились с одинаковым любопытством, забыв про недометенный ковер в коридоре, небрежно брошенное прямо на кровать платье госпожи и пустое ведро, с которым Лергу вообще-то отправили за водой.

Смотрели. Слушали.

Главный советник устало откинулся в кресле и сделал мелкий нервный глоточек из высокого хрустального бокала с водой. Совет шел вот уже четверть часа, успел изрядно издергать всем десятерым нервы, но с мертвой точки так и не сдвинулся.

Обвиняемая стояла посреди зала с таким независимым и чуть ехидным видом, как будто ее не судили, а просто расспрашивали. Неторопливо, обстоятельно и приветливо, как расспрашивают дальнего родственника о жизни за столом в корчме со жбаном пивка в обнимку.

Впрочем, изначальный статус ведьмы уже существенно пошатнулся, ибо все обвинения она успешно отражала еще даже до того, как они оглашались вслух. В форме непринужденной беседы.

– Пыталась ли обвиняемая в покушении на королевскую жизнь дисцития выйти с вами на связь со вчерашнего вечера? – уныло проскрипел обвинитель, отчаявшись добиться от чародейки вразумительных ответов на вопросы, как она впервые узнала Лергу и зачем потащила ее во дворец.

Ристания отвечала подробно, вежливо и обстоятельно, но совершенно неинформативно. В духе: «Слушай, а как ты вообще умудряешься спать, не снимая часов?!» – «Э-э-э… Ну понимаешь, расстилаю постель, умываюсь, кладу руку и сплю, собственно!»

– Нет, не пыталась, – качнула головой ведьма. – Иначе…

– Что – иначе?! – хищно подался вперед присутствовавший там же Леагр.

– Иначе дала бы ей совет, – холодно отозвалась Ристания. – Не тратить зря нервы и время, а объяснить, что произошло вчера ночью в королевской спальне. Хотя бы мне.

– Ну, что произошло вчера ночью в королевской спальне, мы и так знаем, – расплылся в мерзкой ухмылочке обвинитель.

– Неужели? – вскинула точеную бровь чародейка. (Лицо собеседника искривилось в оскале ненависти.) – Не просветите ли?

– Покушение на митьесскую корону! – потеряв терпение, рявкнул он.

– Какая незадача, – притворно покачала головой ведьма, – а я-то, наивная, считала, что корона хранится не в спальне короля, а в сокровищнице!

– Это неуважение к суду! – крикнул сорвавшийся с места Леагр.

Главному советнику пришлось повелительно махнуть рукой, чтобы он сел на место. Еще не хватало устроить здесь дурацкий балаган всей толпой. Как будто одной этой чародейки мало!