Стихотворения 1823-1836 - Пушкин Александр Сергеевич - Страница 4

4

ИЗ ПИСЬМА К ВУЛЬФУ

Здравствуй, Вульф26 , приятель мой!Приезжай сюда зимой,Да Языкова поэтаЗатащи ко мне с собойПогулять верхом порой,Пострелять из пистолета.Лайон27 , мой курчавый брат(Не михайловский приказчик),Привезет нам, право, клад...Что? — бутылок полный ящик.Запируем уж, молчи!Чудо — жизнь анахорета!В Троегорском до ночи,А в Михайловском до света;Дни любви посвящены,Ночью царствуют стаканы,Мы же — то смертельно пьяныТо мертвецки влюблены.

К ЯЗЫКОВУ 28

(Михайловское, 1824)

Издревле сладостный союзПоэтов меж собой связует:Они жрецы единых муз;Единый пламень их волнует;Друг другу чужды по судьбе,Они родня по вдохновенью.Клянусь Овидиевой тенью:Языков, близок я тебе.Давно б на Дерптскую дорогуЯ вышел утренней поройИ к благосклонному порогуПонес тяжелый посох мой,И возвратился б, оживленныйКартиной беззаботных дней,Беседой вольно-вдохновеннойИ звучной лирою твоей.Но злобно мной играет счастье:Давно без крова я ношусь,Куда подует самовластье;Уснув, не знаю где проснусь. -Всегда гоним, теперь в изгнаньеВлачу закованные дни.Услышь, поэт, мое призванье,Моих надежд не обмани.В деревне, где Петра питомец29 ,Царей, цариц любимый рабИ их забытый однодомец,Скрывался прадед мой арап30 ,Где, позабыв Елисаветы31 И двор, и пышные обеты,Под сенью липовых аллейОн думал в охлажденны летыО дальней Африке своей, -Я жду тебя. Тебя со мноюОбнимет в сельском шалашеМой брат по крови, по душе32 ,Шалун, замеченный тобою;И муз возвышенный пророк,Наш Дельвиг все для нас оставит.И наша троица прославитИзгнанья темный уголок.Надзор обманем караульный,Восхвалим вольности дарыИ нашей юности разгульнойПробудим шумные пиры,Вниманье дружное преклонимКо звону рюмок и стихов,И скуку зимних вечеровВином и песнями прогоним.

РАЗГОВОР КНИГОПРОДАВЦА С ПОЭТОМ 33

КнигопродавецСтишки для вас одна забава,Немножко стоит вам присесть,Уж разгласить успела славаВезде приятнейшую весть:Поэма, говорят, готова,Плод новый умственных затей.Итак, решите; жду я слова:Назначьте сами цену ей.Стишки любимца муз и грацийМы вмиг рублями заменимИ в пук наличных ассигнацийЛисточки ваши обратим...О чем вздохнули так глубоко?Нельзя ль узнать?ПоэтЯ был далеко:Я время то воспоминал,Когда, надеждами богатый,Поэт беспечный, я писалИз вдохновенья, не из платы.Я видел вновь приюты скалИ темный кров уединенья,Где я на пир воображенья,Бывало, музу призывал.Там слаще голос мой звучал;Там доле яркие виденья,С неизъяснимою красой,Вились, летали надо мнойВ часы ночного вдохновенья!..Все волновало нежный ум:Цветущий луг, луны блистанье,В часовне ветхой бури шум,Старушки чудное преданье.Какой-то демон обладалМоими играми, досугом;За мной повсюду он летал,Мне звуки дивные шептал,И тяжким, пламенным недугомБыла полна моя глава;В ней грезы чудные рождались;В размеры стройные стекалисьМои послушные словаИ звонкой рифмой замыкались.В гармонии соперник мойБыл шум лесов, иль вихорь буйный,Иль иволги напев живой,Иль ночью моря гул глухой,Иль шопот речки тихоструйной.Тогда, в безмолвии трудов,Делиться не был я готовС толпою пламенным восторгом,И музы сладостных даровНе унижал постыдным торгом;Я был хранитель их скупой:Так точно, в гордости немой,От взоров черни лицемернойДары любовницы младойХранит любовник суеверный.КнигопродавецНо слава заменила вамМечтанья тайного отрады:Вы разошлися по рукам,Меж тем как пыльные громадыЛежалой прозы и стиховНапрасно ждут себе чтецовИ ветреной ее награды.ПоэтБлажен, кто про себя таилДуши высокие созданьяИ от людей, как от могил,Не ждал за чувство воздаянья!Блажен, кто молча был поэтИ, терном славы не увитый,Презренной чернию забытый,Без имени покинул свет!Обманчивей и снов надежды,Что слава? шепот ли чтеца?Гоненье ль низкого невежды?Иль восхищение глупца?КнигопродавецЛорд Байрон был того же мненья34 ;Жуковский то же говорил35 ;Но свет узнал и раскупилИх сладкозвучные творенья.И впрям, завиден ваш удел:Поэт казнит, поэт венчает;Злодеев громом вечных стрелВ потомстве дальном поражает;Героев утешает он;С Коринной на киферский тронСвою любовницу возносит.Хвала для вас докучный звон;Но сердце женщин славы просит:Для них пишите; их ушамПриятна лесть Анакреона:В младые лета розы намДороже лавров Геликона.ПоэтСамолюбивые мечты,Утехи юности безумной!И я, средь бури жизни шумной,Искал вниманья красоты.Глаза прелестные читалиМеня с улыбкою любви;Уста волшебные шепталиМне звуки сладкие мои...Но полно! в жертву им свободыМечтатель уж не принесет;Пускай их юноша поет,Любезный баловень природы.Что мне до них? Теперь в глушиБезмолвно жизнь моя несется;Стон лиры верной не коснетсяИх легкой, ветреной души;Не чисто в них воображенье:Не понимает нас оно,И, признак бога, вдохновеньеДля них и чуждо и смешно.Когда на память мне невольноПридет внушенный ими стих,Я так и вспыхну, сердцу больно:Мне стыдно идолов моих.К чему, несчастный, я стремился?Пред кем унизил гордый ум?Кого восторгом чистых думБоготворить не устыдился?..КнигопродавецЛюблю ваш гнев. Таков поэт!Причины ваших огорченийМне знать нельзя; но исключенийДля милых дам ужели нет?Ужели ни одна не стоитНи вдохновенья, ни страстей,И ваших песен не присвоитВсесильной красоте своей?Молчите вы?ПоэтЗачем поэтуТревожить сердца тяжкий сон?Бесплодно память мучит он.И что ж? какое дело свету?Я всем чужой!.. душа мояХранит ли образ незабвенный?Любви блаженство знал ли я?Тоскою ль долгой изнуренный,Таил я слезы в тишине?Где та была, которой очи,Как небо, улыбались мне?Вся жизнь, одна ли, две ли ночи?. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .И что ж? Докучный стон любви,Слова покажутся моиБезумца диким лепетаньем.Там сердце их поймет одно,И то с печальным содроганьем:Судьбою так уж решено.Ах, мысль о той души завялойМогла бы юность оживитьИ сны поэзии бывалойТолпою снова возмутить!..Она одна бы разумелаСтихи неясные мои;Одна бы в сердце пламенелаЛампадой чистою любви!Увы, напрасные желанья!Она отвергла заклинанья,Мольбы, тоску души моей:Земных восторгов излиянья,Как божеству, не нужно ей!..КнигопродавецИтак, любовью утомленный,Наскуча лепетом молвы,Заране отказались выОт вашей лиры вдохновенной.Теперь, оставя шумный свет,И муз, и ветреную моду,Что ж изберете вы?ПоэтСвободу.КнигопродавецПрекрасно. Вот же вам совет;Внемлите истине полезной:Наш век — торгаш; в сей век железныйБез денег и свободы нет.Что слава? — Яркая заплатаНа ветхом рубище певца.Нам нужно злата, злата, злата:Копите злато до конца!Предвижу ваше возраженье;Но вас я знаю, господа:Вам ваше дорого творенье,Пока на пламени трудаКипит, бурлит воображенье;Оно застынет, и тогдаПостыло вам и сочиненье.Позвольте просто вам сказать:Не продается вдохновенье,Но можно рукопись продать.Что ж медлить? уж ко мне заходятНетерпеливые чтецы;Вкруг лавки журналисты бродят,За ними тощие певцы:Кто просит пищи для сатиры,Кто для души, кто для пера;И признаюсь — от вашей лирыПредвижу много я добра.ПоэтВы совершенно правы. Вот вам моя рукопись. Условимся.

26

Вульф Алексей Николаевич (1805-1881) — сын от первого брака соседки Пушкина, помещицы села Тригорского П. А. Осиповой. Когда Пушкин в августе 1824 г. приехал из Одессы в Михайловское, Вульф был на летних вакациях в Тригорском, где поэт и подружился с ним. Письмо написано в Дерпт, где Вульф учился в университете вместе с поэтом Языковым.

27

Лайон — английская форма имени брата Пушкина, Льва (1805-1852).

28

К Языкову («Издревле сладостный союз...»), Языков Николай Михайлович (1803-1846) — поэт, в это время — студент Дерптского университета. Это первое обращение Пушкина к молодому поэту, о котором он еще в конце 1823 г. писал Дельвигу: «Разделяю твои надежды на Языкова». Знал он его и по рассказам Вульфа (см. предыдущее прим.). На послание Пушкина Языков ответил стихами «А. С. Пушкину» («Не вовсе чуя бога света...»).

29

Петра питомец — Ибрагим (Абрам Петрович) Ганнибал (1697? — 1781), прадед Пушкина, вывезенный из Абиссинии.

30

Скрывался прадед мой арап. — Имение «Михайловская губа» было пожаловано Ганнибалу грамотой имп. Елизаветы Петровны 12 января 1746 г., после пятнадцатилетней опалы его, кончившейся с воцарением Елизаветы.

31

Где позабыв Елизаветы // И двор и пышные обеты... // Он думал в охлажденны леты... — когда жил Ганнибал в Михайловском, точно неизвестно.

32

Брат по крови, по душе — Л. С. Пушкин, с которым поэт был в эту пору очень близок.

33

Разговор книгопродавца с поэтом. Стихотворение, написанное 26 сентября 1824 г., вскоре по приезде в Михайловское, появилось в печати в качестве предисловия к первой главе «Евгения Онегина». В стихотворении в поэтической форме выражена мысль, высказанная Пушкиным особенно отчетливо в письме к Казначееву от июня 1824 г. (см. т. 9).

34

Лорд Байрон был того же мненья — мысль о суетности славы многократно встречается у Байрона, особенно сильно выражена она в «Дон-Жуане» (строфа 218 песни первой):

В чем слава? В том, чтоб именем своимСтолбцы газет заполнить поплотнее.Что слава? Просто холм, а мы спешимДобраться до вершины поскорее.Мы пишем, поучаем, говорим,Ломаем копья и ломаем шеи,Чтоб после смерти нашей помнил светФамилию и плохонький портрет!

(Перевод Т. Гнедич)

35

Жуковский то же говорил — в следующих словах из «Светланы»:

Слава, нас учили — дым;Свет — судья лукавый.