Лесная быль. Рассказы и повести - Радзиевская Софья Борисовна - Страница 34

Быстрым движением волчица схватила больного волчонка в зубы и кинулась бежать. Но волчонок велик, болтается в зубах, трудно ей, а Ак-Таш — хорошая лошадь, быстрая. Всё ближе страшный человек в лохматой шапке, кричит, руками машет, бьёт лошадь камчой.

Неожиданно дорогу пересёк узкий глубокий овраг. Волчица присела и оглянулась. В овраг лошади не пробраться, но по крутому обрыву с волчонком в зубах не спуститься и ей.

Она села в нерешительности и с тоской посмотрела на родные горы. Волчата прижались к ней.

Всадник на белой лошади скакал всё ближе, кричал всё пронзительнее. Надо было решаться. Осторожно, но твёрдо большой бурый нос матери подтолкнул здорового волчонка к обрыву — в овраг. По краю вилась узкая тропинка. Волчонок ощетинился, попятился, прыжок вниз — и он исчез.

Теперь другой. Но больная лапка совсем отказалась служить. Со стоном волчонок лёг, и никакие подталкивания не могли заставить его приподняться.

— И-и-и, — закричал Акбар и налетел на волчицу с поднятой камчой.

Она оскалила зубы и присела. Минута — и она кинулась бы к горлу лошади. Но в это время здоровый волчонок внизу, не видя матери, испуганно и жалобно завыл. Это решило дело. Волчица в последний раз взглянула на больного и одним гибким прыжком исчезла в расселине.

Разгорячённые преследованием всадник и лошадь едва не свалились туда же. Ак-Таш даже присела на задние ноги.

В одну минуту Акбар скатился с седла и поднял волчонка за загривок. Тот вытянулся и повис, как мёртвый.

Широкое лицо Акбара сияло. Вот так удача! Сегодня в ауле только и разговоров будет, что о его ловкости, а волчонка он отдаст детям.

Больная лапка зверька мало занимала его: ведь это для него всего лишь живая игрушка. И, небрежно сунув его в мешок, а мешок в хурджум, он повернул на прежнюю дорогу и снова затянул песню.

— Волчонок, — пел он, — маленький серый волчонок. Акбар-джигит поймал волчонка-а-а…

Аул готовился к ночлегу.

Блеяли козы, которых доили киргизки, и жалобными детскими голосами кричали маленькие голодные козлята: целый день привязанные около юрт, они ждали, пока с пастбища пригонят матерей.

От горы, у подножия которой стоял аул, на юрты уже легли густые тени, но дальше степь ещё горела золотом уходящего солнца.

Трое ребятишек играли в камешки. Один из них, толстый мальчуган в красном шёлковом халатике, посмотрел на дорогу и радостно закричал:

— Акбар едет! Акбар едет! Вон там! — и указал рукой на едва заметную точку на горизонте.

— Нельзя отсюда увидеть, врёшь! — отозвался мальчик постарше.

— Нет, не вру! Вижу! — сердито закричал первый.

— У Садыка глаза, как у орла, — вмешался третий. — Если он сказал, что видит, значит правда.

Поодаль стоял четвёртый мальчик. Он не принимал участия в разговоре. Рваные штанишки едва прикрывали его худенькое тело. Халата на нём совсем не было. И выражение лица отличало его от толстощёкой весёлой тройки: щёки ввалились, и чёрные глаза смотрели исподлобья не то испуганно, не то сердито.

— Эй, Волчонок, посмотри-ка, кто едет! — задорно крикнул Садык.

— Не тронь, укусит! А когда бешеный кусает, человека везут в город и там доктор в живот колет иголкой, чтобы и он не сбесился, — отозвался старший, Хашим.

Все трое залились громким смехом.

Мальчик сжал кулаки и молча отошёл подальше. В его чёрных глазах вспыхнул гнев, но он, видимо, привык сдерживать его.

Между тем точка на горизонте росла и уже для всех превратилась во всадника на белой лошади. Он приближался с каждой минутой. Вот и совсем близко…

— Эй, Акбар, что привёз? — крикнул Садык.

Он был любимцем старшего брата и знал это.

— Увидишь! — хвастливо ответил Акбар, осаживая лошадь у ближайшей юрты. Она была выше и наряднее других. Видно, что в ней жили люди богатые.

Из юрты вышла пожилая толстая женщина в пёстром длинном платье.

— Приехал! — обрадовалась она приезду сына. — А я боялась, может, случилось что с тобой. Говорят, дурные люди по дорогам ездят. Что привёз?

— Всё привёз! — весело ответил Акбар, развязывая хурджумы. — Вот сахар, чай, ситец. А вот смотрите все! — И он торжественно вытащил из хурджума мешок. В мешке что-то шевелилось.

— Дай, дай! — кинулись Садык и Хашим.

— Руки берегите! — крикнул Акбар и вытряхнул из мешка на землю…

Дикий визг детей напугал бы волчонка больше, если бы он уже не был полумёртв от боли и духоты в мешке. Не в силах подняться, он лежал неподвижно, закрывая здоровой лапкой глаза.

— Волк! — взвизгнул Садык и со смехом схватил его за больную лапу. Но тут же смех сменился горьким плачем: не помня себя от боли, волчонок вцепился зубами в руку мучителя.

— Зачем привёз его? — закричала мать на Акбара. — Зачем привёз? Убей эту гадину сейчас же! Мало они наших овец съели!

— Убей! — сквозь слёзы повторил Садык.

Остальные ребятишки уже столпились, готовые полюбоваться новым зрелищем, но в это время к ним подбежал мальчик, не принимавший участия во встрече Акбара.

— Не убивай! — бросился он к Акбару. — Отдай мне. Я тебе сусликов ловить буду, уздечку сплету волосяную, отдай!

— Ещё что выдумал! — визгливо закричала толстая женщина. — Самого, бродягу, кормят из милости, так он ещё нахлебника завести хочет? Одной волчьей породы!

Но мальчик вдруг резко оттолкнул Садыка и, схватив волчонка на руки, стремительно бросился бежать в гору.

— Лови его, лови! — кричали дети, но за ним не погнались, потому что быстрота бега Гани была известна так же хорошо, как острые глаза Садыка.

Волчонок, казалось, истощил последние силы в борьбе с Садыком и не пытался укусить мальчика. Правда, тот хоть и быстро бежал и крепко держал зверька, но не причинял боли изувеченной лапке.

Убедившись, что его не преследуют, Гани, тяжело дыша, опустился на камень. В этом месте из расселины выбивался тоненькой струйкой прозрачный горный ключ и стекал в небольшой, выбитый им в скале бассейн.

Мальчик осторожно положил волчонка на колени и подвинулся так, чтобы холодная струя воды падала на больную лапку зверька. Вода текла по колену, штанишки намокли, но Гани не обращал на это внимания.

Волчонок дёрнулся и затих, видимо, испытывая облегчение. Немного погодя мальчик взял больную лапу, нагнулся и стал внимательно осматривать.

— Так я и думал, — тихо сказал он. — Подожди, джаным[13], потерпи, здоров будешь.

Ласковый звук его голоса успокоил волчонка. Он, не сопротивляясь, позволил мальчику осмотреть лапку. Гани осторожно подцепил кончик занозы ногтем и сильно дёрнул. Волчонок взвизгнул и рванулся, но в ту же минуту на лапку его опять полилась свежая вода, и ему стало гораздо легче.

Волчонок поднял голову. Измученный зверёк и забитый мальчик смотрели друг на друга в полном молчании.

— И меня Волчонком зовут! Выходит, мы с тобой братья, — сказал мальчик и погладил волчонка по голове. А тот вытянулся и опустил голову к нему на колено.

Через некоторое время Гани осторожно положил волчонка на ворох сухой травы в маленькой пещерке, метров на двести выше ключа. Пещерка была такая низкая, что забраться в неё можно было только ползком. Зато вход легко закрывался камнем — защита от резкого горного ветра.

Здесь Гани ночевал летом, пока осенние холода не заставляли его переселяться в аул, в юрту хозяев.

— Лежи, Бурре, — ласково сказал мальчик и подкатил ко входу камень. — Хоть украду, да накормлю тебя, если Ибадат по-хорошему не даст.

И всё стихло…

Тоска давила зверька. Перевязанная мокрыми листьями лапка болела меньше, но тем сильнее чувствовался голод.

Он тихонько поднялся и обнюхал свою серую шкурку. Она ещё сохраняла запах хурджума, и шерсть на зверьке стала дыбом от страха и ненависти.

Мать волчонку сейчас была нужнее всего, нужнее даже еды. Покинутый больной детёныш забился в угол и чуть слышно заскулил.

13

Джаным — дорогой.