Окоцвет - Бердник Олесь Павлович - Страница 6

— Может, сожжённое что-нибудь видел?

— Нигде даже признака пожара нет.

— Может, дым или запах гари?

— Ничего такого не слышно. Правда, Линочка?

— Не видели, не слышали, — радостно заверила девочка, благодарно взглянув на Славу.

— Гм, — огорчённо хмыкнул Максим Иванович, из-под прищуренных ресниц глядя на Славу. — А я на тебя так надеялся. По-моему, именно там, возле Чёртовой долины, упало. Потому и наметил тебе этот квадрат…

Слава потупился и молчал. Как ему выйти из трудного положения? Как не лгать и остаться честным перед старым учителем? Что бы ни случилось, а слову, данному старушке из сказочной избушки, изменять нельзя…

— А может, что-то необычное видел? — с надеждой переспрашивал учитель. — Ну, что-нибудь такое…

— Страшно было, — ответил Слава. — Там лес такой хмурый, густой… Всякие мысли… Может, мне что-то почудилось…

— Ну, галлюцинации науку не интересуют, разве что психиатров, — вздохнул Максим Иванович. — Мало ли что кому померещится. Нужно такое, чтобы проверить, пощупать можно было. Ну, что ж, идите!

Они вышли из обсерватории, Слава попрощался с Онуфрием. Провёл Лину домой. У калитки она тихонько прошептала:

— А ведь ты что-то видел.

— Откуда ты знаешь? — испуганно спросил Слава.

— По глазам заметила. Ты не умеешь лгать.

— Может, и видел. Что кому до этого?

— А почему молчал?

— Видение никого не интересует…

Они разошлись. Мальчик постучал в боковое окно, за стеклом появилась белая фигура матери, он тихонько сказал ей, что будет спать в риге на сене. Шмыгнул по лестнице на чердак, улёгся в душистом логове.

Сквозь прорванную стреху мигали звёзды, внизу спокойно дышала корова, где-то скреблись мыши. От колдобин, что возле болота, доносилась мелодичная лягушечья симфония, в саду что есть мочи заливался соловей.

Сон колышет Славу в гигантской колыбели, несёт в неведомое, к звёздам. И снится ему голубой ласковый клубочек и тёмно-синие глаза доброй бабы-яги, и кажется ему, что всё ещё впереди, что ещё ничего и не начиналось. Пусть сердится Лина, пусть завидует Фри, пусть ругает отец. Он хочет снова встретиться с чарами древнего леса. Там откроется что-то взлелеянное в мечтах, что-то страстно желанное, невероятное…

Очень рано, ещё задолго до рассвета, Слава взял корзинку — будто для грибов — и направился в лес. Пока рассветало, посидел на пеньке в Зароснях, слушая щебетанье утренних птиц. Как только на горизонте над стеной Карани запламенело небо, мальчик подошёл к болоту, искупался в глубокой колдобине. Вода была прозрачная, ледяная, она хорошо освежила Славу.

Перейдя через болото, он, не задерживаясь, зашагал к Чёртовой долине. Изредка срывал грибы-боровики, подберёзовики, складывал в корзину.

Чёртова долина встретила мальчика жуткой тишиной. Он постоял на круче, тревожно прислушиваясь. Интересно, видит ли его старуха? Ведь прошлый раз она увидела его издалека. Хочет она, чтобы пришёл он в гости, или нет?

Мягкий розовый луч скользнул по верхушкам деревьев, отблеск его упал вниз, замерцала на листьях орешника роса, самоцветами заиграли капельки на чудесной ткани паутины.

На сердце у Славы стало приятно, легко. Уже не колеблясь, он начал спускаться в долину. Ниже, глубже. Кое-где видны следы учеников, недавно ходивших тут. Ишь, как истоптали всё вокруг. Наверное, много их тут бегало.

Вот уже и моховые ковры, столетние дубы. Вот тут он прятался позапрошлой ночью. Отсюда увидел избушку. Где же она теперь? Слава выглянул из-за ствола. Нет! Даже признака нет…

Он, разочарованный, выбежал на поляну. Вот тут и стояла избушка. Направо — старая-престарая осина, налево — дуплистая верба. Всё сходится. А вот здесь должно быть сказочное убежище, ступеньки, ведущие к двери. Только почему же на зелёном мхе нет ни единой вмятины? Пушистый изумрудный ковёр, на который давно уже не ступала нога человеческая… А, может, он ошибся? Может, только местность похожа?

Слава отбежал назад, осмотрел то место, где он прятался ночью. Опустив голову, сел на пенёк. Вон следы от его ног, измятый мох. Тут он услыхал дивный дружеский голос. Почему же теперь не слышно его? Может, старушка исчезла, улетела в свой таинственный мир? А, может, она и сейчас тут, но невидима?

Мальчик прислушался. Ни звука…

Чуть слышно дышит древний лес. Вдыхает солнце, голубой воздух, а выдыхает дивные запахи цветов, земляники, крепкий дух грибов и мха, дурманящий аромат прелых листьев.

Уже не страшно, мальчику в Чёртовой долине, только боль в душе его, грусть, опустошение. Словно безвозвратно утратил он что-то дорогое.

Лёжа на влажном ковре, удивлённый, он заглушал в себе чувство горечи. Над ним на тонком стебельке склонился голубой колокольчик, на чашечку цветка сел золотистый мотылёк, сложил ярко расцвеченные крылышки. Слава осторожно положил его на ладонь, поднял руку. Мотылёк взлетел и круто устремился вверх. Кружился, кружился между старыми деревьями, пока не заблестел искрой в лучах солнца и исчез в вышине.

Вот так. Подобно тому мотыльку, исчезло и его видение. Ничего не было. Была усталость после продолжительной ходьбы, галлюцинации. Призрак. Просто он лёг на мох и уснул. И видел сон. А потом в полудрёме плёлся домой. Есть такая болезнь: человек спит и слоняется где-нибудь. Лунатиками называют этих людей. Может, и с ним такое? Шёл, шёл из Карани и очнулся возле самого плетня. А на ходу ему всё и почудилось. Хорошо, что никому ничего не сказал. А то смеялись бы, издёвок хватило бы на несколько лет!..

Слава зашагал назад, выбрался из долины. Шёл через Карань, утомлённый, пробирался через болото, утратив интерес к красоте, ласке летнего дня. Хрипло и резко вскрикивали над ним чайки, сидя на кочках, насмешливо таращили стеклянные глаза лягушки. Всё, на что бросал мальчик взгляд, казалось ему неприятным, всё бледнело перед волшебными чарами тревожащего видения, оставившего такой глубокий след в его сердце.

Надо забыть его, выбросить из памяти! Призрак призраком, а впереди учёба, седьмой класс, друзья, множество дней жизни, которая только начинается…

Выбросить? Слава вдруг остановился, словно поражённый молнией. А потом? Что вместо этого? «Разве из этих комет борщ сваришь?» Кто это сказал? Отец! Почему? Разве он сызмальства не слушал сказок? Или забыл их в повседневных заботах? «Нет большей силы, чем огненное, горячее сердце, да ещё такое, что любит сказку!» — вдруг услыхал Слава,

Вокруг его головы описала крутую спираль чёрная ласточка. Может, это она прошептала? Это же слова волшебной старушки! Как хорошо сказано. А он забыл. И готов был выбросить чары из головы, из памяти… Разве так поступали сказочные герои? «Кто прямо пойдёт — коня потеряет и сам погибнет!» И они шли прямо, туда, где всё погибало. Почему? Почему туда? Чтобы — настоящая сказка? Чтобы никакой надежды на обычное, удобное, известное?

Слава бросился бежать назад. Прыгал, как заяц, с кочки на кочку, срывался в болото, барахтался в воде, но это не тревожило его, он смеялся — весело и счастливо. Что-то случилось с ним, что-то неуловимо, как луч утреннего солнца в сумрак ночи, вошло в сердце. Он возвратится в лес и будет ждать. До самой ночи. Обязательно дождётся чуда! Оно должно произойти! Он хочет сказки! Пусть она придёт, пусть овеет его чело, как крылья этой нежной ласточки, что ни на миг не покидает Славу. Может, она тоже из сказки?

Почему всё вокруг так изменилось? И чайки уже не стонут, а бодро приветствуют его, и лягушки из уродин превратились в изумрудных красавиц. Они плавают на корабликах из широких листьев кувшинок, подмигивая мальчику, обещая ему успех на пути необыкновенного.

Стрелой пронзил мальчик заросли орешника, осиновые чащи Карани, спустился в Чёртову долину.

Старался успокоиться, сдержать биение сердца. Но сердце радостно трепетало в груди, что-то предчувствовало. Слава быстро отыскал знакомую поляну, остановился под ветвями дуба, оглянулся.

ОКОЦВЕТ

Среди зелёного мха он увидел цветок. Необыкновенный, небывалый. Он раскрыл три голубые лепестка, на изумрудном фоне похожие на прелестного мотылька. Слава никогда ещё не видел такого цветка. Он медленно приблизился к нему, стал на колени, хотел коснуться пальцем лепестков. Нежные крылышки встрепенулись, затрепетали, и цветок поднялся вверх. Он не давался в руки.