Костер на снегу - Райан Нэн - Страница 50

Глава 16

Следующее утро выдалось сумрачным и унылым, сквозь свинцовые тучи лишь изредка проглядывало серое небо. Поднялся ветер и принес с собой ледяной холод. На высоте девяти с лишним тысяч футов тучи ползли брюхом по каменистой почве, цеплялись за скалы.

Непогода быстро набирала силу. Уже в полдень на исхлестанную ветром долину обрушился холодный дождь. Горы скрылись за тучами, тьма сгустилась, рассеиваемая лишь вспышками молний. От грома сотрясались даже солидные постройки на ранчо Клауд-Уэст.

Переменчивая натура Натали легко поддавалась влиянию погоды. В этот день настроение у нее было под стать ревущей буре, мысли непрестанно возвращались к Кейну Ковингтону. Само это имя засело в голове как заноза.

Натали был противен откровенный цинизм южанина, его снисходительные манеры, его заносчивость. Он настроился изводить ее, и, надо сказать, ему это прекрасно удавалось. Вспоминая его оскорбительные замечания, Натали вскипала от гнева и мерила шагами гостиную, проклиная тот день, когда Кейн Ковингтон встретился на ее пути.

Но хуже всего было то, что ярость незаметно переходила в желание и Натали ловила себя на горячих, непристойных мыслях. Ей вспоминался бал во время Дня Эльдорадо и вальс, который она танцевала с Кейном. Невольно думалось, что светские матроны, когда-то косо смотревшие на этот танец, были абсолютно правы. Он чересчур сближал, он маскировал вольности под танцевальные па и для многих женщин стал решающим шагом к падению. Даже сейчас ей легко было вообразить себе жар мужского тела, силу объятий (не менее греховных оттого, что они дозволены), вообразить даже то, чего не было: вкрадчивый голос над ухом, шепчущий: “Я хочу тебя, хочу тебя… и ты тоже меня хочешь!..” — легкие прикосновения губ, от которых мурашки бегут по коже и закипает кровь.

Неожиданный страх заставил сердце Натали болезненно сжаться.

Кейн сказал, что хочет обследовать свою часть горы. Гранитный дворец под угрозой! Золото под угрозой!

Расхаживая мимо окон, за которыми бушевала буря, Натали ощущала все большую уверенность в том, что ей самой, ни доверенному ей кладу никогда уже не быть в безопасности. Наконец, измученная тревогой, она заставила себя вернуться к яростному, всепоглощающему гневу — наиболее сильному чувству в широком спектре ее эмоций по отношению к Кейну Ковингтону. Гнев пожирал и сжигал Натали, ей казалось, что она начинает сживаться с ним, как с неизлечимой болезнью.

Промозглым мрачным вечером она все еще вышагивала на подгибающихся от усталости ногах, когда на ранчо появился Тахома. Старый шаман был не из тех, кого можно испугать плохой погодой. Он спустился в Клауд-Уэст с обложенных тучами гор, насквозь промокший, но нисколько этим не удрученный.

— Что-то случилось. Костер На Снегу, — сказал он без предисловий. — Расскажи, что тебя гнетет!

Натали не удивилась. Старый индеец всегда очень чутко угадывал ее настроение, как если бы они жили, думали и чувствовали в едином ритме. Задав свой вопрос, он замолчал, терпеливо ожидая ответа. Узловатые пальцы играли лапой барса.

Разумеется, рассказать все было просто невозможно, а едва начав, уже нельзя было бы остановиться, поэтому Натали заверила старика, что случившееся — ее личная проблема и что ему совершенно не о чем беспокоиться. В эти заверения она вложила весь свой артистический талант, так жестоко высмеянный Кейном, а затем перевела разговор на погоду.

Тахома нахмурился, тряхнул седыми патлами и мрачно провозгласил, что духи зимы вырвались на свободу из своего снежного заточения. Рано или поздно они снова будут туда изгнаны, но до той поры многое успеет случиться — и хорошее, и плохое.

Шаман оставался на ранчо до темноты, потом попрощался и исчез, словно растаял во мраке, еще более густом из-за снега с дождем. Натали снова осталась одна, перебирая в памяти некоторые моменты его визита.

Пока она рассказывала о Дне Эльдорадо, старик кивал и улыбался, однако улыбка исчезла, стоило только ей упомянуть, что к ужину она ждет Эшлина. Натали попыталась исправить дело, пригласив Тахому разделить с ними трапезу, но уродливое лицо окаменело, черные глаза утратили всякое выражение и в ответе прозвучало категорическое “нет”.

Старый шаман не выносил лорда Блэкмора и даже не пытался этого скрывать. Когда эти двое впервые встретились — Натали попыталась подружить двух близких ей людей, — между ними сразу словно разверзлась пропасть, заполненная таким холодом, что Натали просто физически ощущала его. Антипатия была взаимной, хотя Эшлин это всячески отрицал. Тахома же почему-то несколько раз спрашивал у нее, есть ли у графа брат. Когда Натали поинтересовалась об этом у Эшлина, тот заключил ее в объятия, нежно поцеловал и ответил: “Конечно, нет! Я единственный представитель рода!”

Натали долго стояла у окна в глубокой задумчивости. Ее огорчала откровенная неприязнь старого шамана к Эшлину, особенно потому, что, как правило, он был снисходителен к человеческим слабостям. Тахома хорошо разбирался в людях, и то, что он чуждался графа, наводило на мысль, что он усмотрел в Эшлине Блэкморе нечто отвратительное, что укрылось от самой Натали. При упоминании этого имени он уходил в себя и отказывался поддерживать разговор.

А вот Кейн ему бы понравился!

Мысль эта явилась незваной, словно подсказанная кем-то со стороны, и по спине у Натали прошел холодок. Если ее подсказал Тахома, подумала она, значит, не такой уж он знаток человеческой натуры! Ведь Кейн Ковингтон — настоящее исчадие ада!

А примерно в миле от того места, где Натали стояла у окна, вглядываясь во тьму, через дождь и снег “исчадие ада” неслось на своем верном жеребце. Низко надвинув шляпу, а ворот подняв как можно выше, Кейн то и дело понукал Дьявола. После изнурительного дня на Промонтори-Пойнт он возвращался в Клаудкасл.

Потребность видеть Натали Валланс, держать ее в объятиях постепенно становилась для него чем-то вроде наваждения, и в этот день Кейн вознамерился дать выход вожделению у девочек Молли Мэдисон. Это был бордель с самой солидной репутацией в городке, с самыми привлекательными, воспитанными, жизнерадостными и здоровыми проститутками — именно то, что ему и требовалось.