Бесовские времена (СИ) - Михайлова Ольга Николаевна - Страница 90

В итоге арестованных доставили в герцогскую тюрьму, и допросы первоначально провёл прокурор инквизиции Андреа Митти, но на них присутствовали и д'Альвелла, и Портофино, и Ладзаро Альмереджи, и каноник Дженнаро Альбани, и шут Песте, сидевший в углу и заворожено разглядывавший Глорию Валерани. При аресте старуха визжала, отбивалась и царапалась, как разъяренная кошка, и с ней едва справились трое мужчин. Наталио не сопротивлялся, понимая, что это бесполезно, Джулио упал в обморок.

Допросы продолжались часами, но арестованные запирались недолго: первым не выдержал Джулио, потом — Наталио. Старуха Глория на первом допросе не проронила ни единого слова — к вящей радости мессира Портофино. Его милость уже потирал руки, предвкушая пытки мерзавки, но, узнав о показаниях сына и внука, старая ведьма поняла, что молчание бесполезно.

Однако, услышав рассказ Глории, сам инквизитор подумал, что лучше бы ему этого не слышать, д'Альвелла чувствовал, что у него на голове шевелятся волосы, а Песте малодушно помышлял то сбежать с допроса, то заткнуть уши, то напиться — последний помысел был тем страннее, что Грациано никогда не хмелел.

В понимании Чумы, Глория была умна, точнее, разумна: в отличие от Черубины, она никогда не изрекала глупости и никогда их не делала. Хладнокровие и спокойствие этой женщины нравились Чуме, но к чему, Господи, это привело? Грациано заледенел, когда из допросов встала подлинная картина произошедшего, тем более страшная, что многое было необъяснимо. Где и как в эти души вошла неизлечимая порча распада?

Наталио в молодости, после смерти жены, закутил, семейное состояние таяло. Между тем, Валерани не привык отказывать себе в чем-либо, не хотел ограничивать себя. Подросший сын Джулио, воспитанный отцом-мотом, тоже полагал, что глупо лишать себя удовольствий. Но денег не хватало катастрофически, а аппетиты все возрастали. Глория же, вместо того, чтобы вразумить и умерить траты сына и внука, злилась на недостаток средств. Почему дурочка Черубина лопается от флоринов? Почему так богат муж недалекой Бьянки? Почему Фаттинанти богатеет год от года, а ей самой приходится с трудом скрывать нищету? Недоумевал и Джулио — почему он не может позволить себе те отрады и наслаждения, что были доступны его приятелям-камергерам?

Растление души есть уклонение от мудрости. Пожелав злого, ум растлевается и развращается, Дух Господень отступает от растленного, и как в мертвом теле плодятся черви, так в растленных душах расплодились, будто черви, зависть, лукавство, ненависть, злопамятство, гордыня, спесь, лихоимство, похоть, пересуды, поношения, богозабвение, бесстыдство и всякое зло, ненавистное Богу. И перестали люди сии быть образом Божиим, а стали подобием диавола. В живом теле пребывали отныне мертвые души, погребенные как во гробе. Гробы ходили, а души в них были бездыханны…

…Тиберио Комини намекнул однажды Джулио, что щедро вознаградит его, если тот согласится ублажить его. Искаженная жадностью душа колебалась недолго. Честь мужчины и достоинство дворянина стали призрачным фантомом в свете возможности легкого заработка. И сжимая зубы от услад похотливого старика, Джулио чувствовал не оскорбление, но обиду совсем иного рода. Он бесился при одной мысли о том, что вынужден зарабатывать задним проходом, тогда как сам Комини всегда позвякивает дукатами в кармане. Тиберио были нужны деньги, чтобы покупать его, Джулио, задницу, но что стоит прибрать к рукам деньги Комини, а заодно — убрать его самого? Но мысли эти развития не получили — Джулио был осторожен и понимал, что старый содомит жизнь задешево не отдаст.

Наталио тем временем всерьез задумался о продаже последнего, что было в семье — загородного дома и небольшого виноградника в Пьяндимелето. При нём было много земли, но заброшенной. За него нельзя было выручить больше пятисот флоринов, а что потом? Побираться? Валерани тяжко вздыхал. И тут он заметил в руках сына золотые, обратил внимание на роскошные покупки Джулио — седло, упряжь, новые дублеты… Откуда? Наталио проследил за сыном и быстро понял, откуда взялись деньги. Его на минуту взбесило, что старый мерзавец Комини растлил его сына, но сам Джулио, припертый отцом к стенке, зло обронил, что не приучен грабить, вот и зарабатывает, чем может! Щенок ждал оплеухи, но услышал вдруг странный вопрос, исполненный мертвенного холода и тонкого любопытства. «А сколько платит старый мужеложник?» Сынок пояснил отцу, что свидание обходится мерзкому фенхелю во флорин, но его интересуют задницы посвежее…

Но папаша вовсе не думал составлять сынку конкуренцию. В его голову пришёл тот же помысел, что и в голову Джулио. «Это сколько же флоринов должно быть в мошне Комини, если он столь щедро платит за одну ночь?» Сын тяжело вздохнул, глаза Джулио и Наталио встретились. Но тут же и опустились. Сын пробормотал, что старый мерзавец задешево флорины не отдаст… Наталио кивнул и потер рукой вспотевший лоб. Да, не отдаст. Чёрный умысел поселился в душе обоих, однако, боязнь рисковать головой остановила у роковой черты.

Но только на время…

Прошло несколько недель, и нужда снова заявила о себе — Пасха требовала расходов, и тут Наталио спросил Джулио, где старый содомит хранит деньги, и когда он в следующий раз ждёт его? Тот пожал плечами. Комини приглашал его, когда у него разыгрывалась похоть, не сверяясь с днями недели. Это было непредсказуемо. Деньги же подлец хранит у банкира Пасарди, а плату ему всегда заготавливает заранее и берёт из ларца на столе. Если оглушить его и обыскать комнаты… Чёрт его знает, что там найдется… Наталио задумался, но тут его размышления были прерваны злобным шипением.

— Недоумки… — оба испуганно вздрогнули и обернулись.

У дверного проема стояла Глория Валерани. То, что она слышала всё, было несомненно. Отец и сын переглянулись, а старуха, снова обозвав их недоумками, проронила, что их поймают через час после нападения на Комини, а дальше — суд и плаха. Оба снова переглянулись. Им не сильно понравился безапелляционный тон Глории, но и отец и сын понимали её правоту. Такие вещи с кондачка не делаются. И в то же время оба не могли не отметить странный тон Глории и тот факт, что она отнюдь не считает глупым сам замысел убить Комини — бестолковым и безрассудным ей кажется делать это непродуманно и поспешно. Джулио к тому же порадовало то, что она ни словом не обмолвилась о том не очень-то приятном для него обстоятельстве, что он стал любовником старого содомита, и потому он осторожно проронил:

— У тебя есть другие соображения, бабуля?

Наталио же просто с интересом посмотрел на мать.

Надо сказать, оба они не оспорили то наименование, что проронила по их адресу Глория. Во-первых, потому, что на самом деле всерьёз убийства всё же не замышляли, хоть мысль о нём и вынашивали, а, во-вторых, они всегда привыкли признавать за Глорией некоторое умственное превосходство, вызванное её старшинством и опытом.

— Нет, — спокойно проговорила старуха, и безапелляционно продолжила, — но вам лучше пока не дергаться.

Отец и сын переглянулись, но снова не оспорили Глорию. Та же тихо ушла.

Уединившись в своих покоях, Глория задумалась. Подслушанный разговор встревожил её. Донна Валерани замечала, что в последнее время внук стал тратить дукаты, не считая, и задалась тем же вопросом, что и сын. Теперь она узнала ответ и поняла, что это известно и Наталио. Мысль, что Джулио позволяет мерзейшему Комини вторгаться в его зад, на мгновение вызвала оторопь старухи, но при дальнейшем подслушивании разговора её оторопь сменилась злостью. Они что, безумцы?

Но получасовые сосредоточенные размышления погасили и оторопь, и приступ злобы. Мысли проносились в голове старухи спокойно и ровно. В чём-то сынок и внук, разумеется, правы. Деньги Комини им пригодились бы. Но риск не должен быть неоправданным. Какого черта рисковать головой, когда запросто и без всякого риска можно заполучить полторы тысячи дукатов? Она и сама думала об увеличении семейных доходов — но видела их на путях менее криминальных.