Собрание сочинений в 12 т. Т. 11 - Верн Жюль Габриэль - Страница 67

Кроф жил бобылем, безо всякой прислуги и делал все собственными руками. Отлучался он из корчмы очень редко, лишь когда требовалось возобновить припасы в Пернове.

Следователь Керсдорф с самого начала имел подозрения против трактирщика. Основательны ли они? Не для того ли Кроф пытался очернить путешественника, прибывшего в корчму с банковским артельщиком, чтобы выгородить себя?… Не им ли сделаны царапины, обнаруженные на подоконнике комнаты, не он ли поставил у печки кочергу после того, как взломал ставень, и, наконец, не он ли и совершил убийство до или после ухода Дмитрия Николева, на которого благодаря подстроенным им козням должны были пасть подозрения судебных властей?…

Не здесь ли надо искать новый след, который приведет к цели, если идти по нему со всей осторожностью?…

С тех пор как вмешательство Владимира Якова, казалось бы, сняло всякое подозрение с Дмитрия Николева, Кроф мог ожидать, что его собственное положение поколеблется. Раз преступника надо во что бы то ни стало найти - не обернется ли дело пропив него?…

Как уже известно, после убийства трактирщик отлучался из корчмы, лишь когда его вызывали в кабинет следователя. Хотя, в общем, он и был свободен, но все время чувствовал на себе бдительный взгляд полицейских, ни днем, ни ночью не покидавших трактир. Комнаты путешественника и Поха заперли на ключ, ключи находились у следователя, и проникнуть в комнату никто не мог. Таким образом все оставалось в том же состоянии, как и при первом обыске.

Хотя Кроф и не уставал повторять всем и каждому, кто только хотел его слушать, что, отказавшись от обвинения против Николева, следствие пошло по неправильному пути, хотя он упорно настаивал на виновности путешественника, всячески стараясь очернить его в глазах следователя Керсдорфа, хотя он и находил в этом поддержку у врагов учителя, хотя, с другой стороны, друзья Николева перекладывали вину на корчмаря, но в действительности положение обоих продолжало служить предметов яростных споров и не могло выясниться до тех пор, пока подлинный убийца не попадет в руки правосудия.

Владимир Янов и доктор Г амин частенько говорили между собой об этом. Они отдавали себе отчет, что даже ареста убийцы недостаточно, чтобы заставить замолчать Иохаузенов и их приспешников. Для этого нужно еще предать суду и осудить настоящего преступника. Вот почему в то время, как Дмитрий Николев, казалось, потерял всякий интерес к делу, не занимался им больше, никогда не упоминал о нем, друзья его не переставали всячески торопить следственные власти и помогать им сведениями, которые им удавалось добыть то тут, то там. Они так убежденно настаивали на виновности трактирщика, что под давлением общественного мнения г-н Керсдорф и полковник Рагенов решили произвести вторичный обыск в трактире «Сломанный крест».

Этот обыск был произведен 5 мая.

Выехав вечером, следователь Керсдорф, майор Вердер и унтер-офицер Эк прибыли в корчму утром.

Полицейские, находившиеся на своем обычном посту в доме, ничего нового сообщить не могли.

Ожидавший приезда следственных властей Кроф с готовностью предоставил себя в их распоряжение.

- Господин следователь, - сказал он, - я знаю, что меня оговаривают… Но на этот раз, надеюсь, вы уедете совершенно убежденный в моей невиновности…

- Увидим, - ответил г-н Керсдорф. - Начнем же…

- С комнаты постояльца, ключ от которой у вас? - спросил трактирщик.

- Нет, - ответил следователь.

- Вы собираетесь обыскать весь дом? - спросил майор Вердер.

- Да, господин майор.

- Полагаю, господин Керсдорф, что если от нас и укрылось что-нибудь, то скорее всего следует обыскать комнату Дмитрия Николева.

Это замечание ясно показывало, что майор попрежнему не сомневался в виновности учителя, а стало быть, и в полной непричастности трактирщика. Ничто не способно было изменить его убеждения, основанного на фактах: убийца - путешественник, а путешественник этот - Дмитрий Николев. Сдвинуть его с этой позиции не было никакой возможности.

- Проводите нас, - приказал следователь хозяину трактира.

Кроф повиновался с готовностью, располагавшей в его пользу.

В присутствии следователя и майора полицейские под начальством унтер-офицера Эка вторично обыскали пристройку, выходившую на огород, и сарайчики на дворе. Затем тщательно осмотрели огород вдоль всей живой изгороди, обследовали подножие каждого дерева, каждую грядку с редко посаженными овощами. Может быть, Кроф, если ограбление дело его рук, зарыл где-нибудь свою добычу? Вот что важно было установить.

Поиски оказались напрасными. Что касается денег, то в шкафу трактирщика хранилась какая-нибудь сотня кредиток достоинством в двадцать пять, десять, пять рублей, а также в три рубля и рубль, то есть значительно меньшая сумма, чем в сумке банковского артельщика.

Майор Вердер отвел следователя в сторону.

- Не забудьте, господин Керсдорф, - сказал он, - что со дня убийства Кроф выходил из трактира только в сопровождении полицейских, прибывших в то же утро…

- Я это знаю, - ответил г-н Керсдорф, - но после ухода господина Николева и еще до прибытия полицейских корчмарь оставался на несколько часов один в доме.

- Но в конце концов вы сами видите, господин Керсдорф, что никаких улик против него мы не нашли…

- Действительно, до сих пор никаких. Правда, обыск еще не закончился. У вас ключи от обеих комнат, майор?…

- Да, господин Керсдорф.

Ключи эти хранились в полиции, и майор Вердер вынул их теперь из кармана.

Отперли дверь комнаты, в которой был убит банковский артельщик.

Спальня находилась в том же состоянии, как и при первом обыске. В этом легко было удостовериться, как только распахнули ставни. Постель стояла неубранная, подушка была в крови, пол залит лужей засохшей крови, растекшейся до самой двери. Ничего нового обнаружить не удалось. Убийца, кто бы он ни был, не оставил никаких следов.

Захлопнув снова ставни, г-н Керсдорф, майор, унтер-офицер со своими людьми и Кроф вернулись в большую комнату.

- Осмотрим вторую спальню, - сказал г-н Керсдорф.

Прежде всего подвергли осмотру дверь. Никаких следов на внешней стороне ее не обнаружили. Да и полицейские, охранявшие трактир, утверждали, что никто не пытался ее отпереть. Уже десять дней, как ни один из них не покидал дома.

Комната была погружена в глубокий мрак. Унтер-офицер Эк, подойдя к окну, открыл его настежь, отодвинул засов, распахнул ставни и прижал их к стене. Можно было осмотреться при полном свете.

Со времени первого обыска ничего в комнате не изменилось. В глубине стояла кровать, на которой спал Дмитрий Николев. У изголовья кровати - грубый стол, а на столе - железный подсвечник с почти выгоревшей свечой. В одном углу - соломенный стул, в другом - табуретка. Направо - шкаф с закрытыми дверцами. В глубине - печка, точнее очаг, сложенный из двух плоских камней. Над очагом - широкий внизу дымоход, сужающийся по направлению к крыше.

Обследовали кровать и, как и в первый раз, ничего подозрительного не нашли. В ящиках шкафа не обнаружили ни одежды, ни каких-либо бумаг: он был пуст.

Внимательно осмотрели кочергу, стоявшую в одном из углов очага. Она была погнута на конце и безусловно могла послужить для взлома ставень другой комнаты. Но верно также и то, что самая обыкновенная палка годилась для этой цели - так ветхи были ставни. Что касается царапин на подоконнике, то они были по-прежнему видны; произвел ли их человек, лезший через окно, - нельзя было утверждать это с уверенностью.

Следователь снова подошел к очагу.

- А путешественник разводил огонь?… - спросил он Крофа.

- Вряд ли, - отвечал корчмарь.

- Золу в первый раз исследовали?…

- Кажется, нет, - заметил майор Вердер.

- А ну-ка!

Унтер-офицер склонился над очагом и в левом углу его обнаружил полусгоревшую бумажку, что-то вроде квадрата, от которого остался лишь покрытый золой уголок.

Каково же было удивление присутствующих, когда в этом клочке бумаги они узнали уголок кредитного билета. Да! Сторублевого государственного кредитного билета, номер которого уничтожил огонь. А о каком другом огне, как не о пламени стоящей на столе догоревшей свечи, могла быть речь, если огонь в очаге не разводили?…