Большие люди (СИ) - Волкова Дарья - Страница 16

А спустя три дня на заборе, огораживающем дачу генерал-майора, появилась надпись: «Убийца». Их заставили закрасить. На следующий день надпись появилась снова. Они ее дисциплинированно закрашивали по приказу сержанта, но каждое утро надпись появлялась снова. По дачному поселку поползли слухи, пошли разговоры. На пятый день «художника» поймали за ночной работой.

— Откуда ты взялся, такой принципиальный? — седой офицер смотрит на него хмуро и раздраженно. — Что тебе, больше всех надо?

— Никак нет, товарищ подполковник!

— На гауптвахту его, — тот устало машет рукой. — Будем разбираться.

За свою деятельность Григорий мог бы поплатиться дорого. Но судьба по-другому рассудила, повернулась к нему лицом…

— Как же тебя, такого лба здоровенного, призывная комиссия пропустила? — подполковник смотрит на него, наклонив голову и подперев ее рукой. Пальцами другой методично постукивает по лежащей на столе папке с документами.

— Не понимаю, — совсем не по уставу растерянно отвечает Гриша, стоя по стойке «вольно».

— Я твое личное дело полистал. Тебе же прямая дорога в десантные войска, с такими данными! Куда в призывной комиссии смотрели?!

— Не знаю, товарищ подполковник!

— Ну так будешь знать, художник вольный! По твоей милости вся эта история снова всплыла, кое-кто, сильно идейный, малевания твои увидал. А у нас теперь неприятности…

— А у родителей этих ребят — у них нет неприятностей? — совсем тихо и совершенно уже точно не по уставу.

— Ох, такой большой и такой дурной… — вздыхает подполковник. — На твое счастье, обратило на тебя внимание большое начальство. И пристроить велели. От греха подальше, да от этой истории тоже… подальше. И чтоб молчал, как рыба, понял?!

— Так точно! — а потом не выдержал: — А куда пристроили-то?

— В десант, Свидерский, в десант. Куда тебе и дорога была с самого начала. Там таким шибко правильным бугаям самое место.

В десанте он дослужил безо всяких эксцессов. Наверное, там ему и правда, было самое место.

Из армии вернулся с правами, навыками автомеханика и наколкой «ВДВ» на левом предплечье. Да и в самих плечах еще более раздавшийся. Что, впрочем, не помешало матери причитать на вокзале: «Господи, похудел-то как!..».

— Ну, докладывай, дневальный, — он через голову матери улыбается брату.

— Да все нормально… вроде… — Гошка тоже улыбается — широко и ошалело-растерянно.

— Неправильно, — поправляет его брат. — Надо отвечать: «В казарме без происшествий!».

— Так точно, — Гошка наконец-то получает возможность обнять старшего. — В казарме без происшествий, товарищ брат.

Григорий задумчиво смотрит на свои руки, лежащие на полированной поверхности его директорского стола. Здоровенные у него ручищи, что там говорить. Но чистые, с аккуратно подстриженные ногтями. А когда-то эти руки были совсем другими — с вечно сбитыми костяшками, заскорузлые, все в заусенцах, с грязью масляно-мазутного происхождения под ногтями. И сам он тогда постоянно пах дизелем и машинным маслом. А иногда еще — тосолом.

Он начал работать еще до армии: год после школы трудился, где придется — на погрузке-разгрузке, в основном. Но после демобилизации, с правами, с опытом, полученным в армии, перед Гришей открылись новые возможности и перспективы. На робкое предложение матери поступить куда-нибудь, хотя бы в техникум, отрезал: «Пусть Гошка учится, он у нас умный. А я десять классов кончил, и хватит мне. Да и семью кому-то кормить надо».

И то верно. Лихие девяностые, как их потом назвали. Многое в стране трещало по швам, словно корабль, попавший в плен арктических льдов. А кто-то, наоборот, обрастал жиром — стремительно и на первый взгляд — необъяснимо. Их семья скорее трещала. Мать была по специальности сметчиком, а строить в стране вдруг резко перестали. СМУ, в котором работала Нина Матвеевна, медленно и тихо загибалось. Если кто и мог заработать денег в семью — так только Гришка. И он зарабатывал.

Всякие баранки покрутил — и таксовал, и на каменном карьере работал. И автомехаником успел потрудиться, да не поладил с хозяином. Вообще это бывало с Гришой редко — обычно он старался сдерживаться, но тут сорвался. Чудом хозяину мастерской репу не начистил, хотя и не касалось Гришки то дело. Девчонку, что заказы принимала, оформляла и наличность с клиентов брала, хозяин обрюхатил, а потом только деньги ей на аборт, да еще и руку на деваху поднял. Парни Григория тогда оттащить вовремя успели — пока он только этого хорька за шиворот тряс, примеряя, куда лучше врезать. Потом остыл, конечно, да и пожалел, что встрял: девчонка — курица редкая, сама виновата, там слепому видно, что за дерьмо человек, так она все равно с ним связалось. Но не мог он смотреть, когда женщин бьют. Словом, вылетел он из мастерской. И на какое-то время приняла его в себя дружная семья дальнобойщиков — два года мотался по всей стране, всякого насмотрелся, опыта житейского набрался. И нравилось ему это дело, по нему вроде бы было, да и денег нормально приносило. А самое главное — вот это чувство, что ты вкалываешь на полную катушку, выкладываешься, все силы отдаешь своему делу — оно давало ему чувство удовлетворения собой, своей жизнью.

А потом… потом напарник предложил с ним за компанию поехать «во Владик за машинами». У того тесть этим занимался, утверждал, что дело прибыльное. Ну, они с напарником копилку тряхнули и поехали. Напарник прогорел — всучили ему там какое-то палево, после аварий из двух машин собранное. А вот у Гриши дело пошло — его обмануть было непросто. И так, одна за одной, дело потихоньку стало двигаться. Приехал, выбрал, купил, перегнал, продал. И снова — во Владивосток, приехал, выбрал, купил… Вскоре у него образовался авторитет в определенных кругах, ему специально заказывали конкретные модели машин, он мог и заломить уже повыше комиссионные, но клиентов это не пугало — знали, что Свидерский пригонит хорошую машину. У него появились свои люди там, в далеком городе на берегу Японского моря. В какой-то момент он понял, что в одиночку просто не справляется — клиентов много, а он один. И открыл небольшой офис. Хотя тогда какой это был офис — один кабинет, один компьютер, телефон, факс. Девочка Света на заказах, взял себе еще напарника Пашку. А потом как-то вдруг все резко закрутилось.

Все больше машин. Потом владивостокские партнеры помогли — и он стал работать напрямую с аукционами в Японии. Железнодорожные поставки. Собственные склады. Потом собственные автомастерские. Потом — дилерский контракт. Потом — еще один.

Сейчас, вспоминая, кажется, что все произошло очень быстро. А, если вдуматься — на это ушло пятнадцать лет жизни после армии. За это время Гошка успел окончить школу, поступить в университет, успешно получить финансовое образование и влиться в компанию брата. А еще за это время они похоронили мать, в полгода быстро, но — хотя бы тут повезло — почти безболезненно угасшую от рака.

Как стремительно пролетело время… Кажется, еще совсем недавно все, что у него было — это маленький кабинет, два человека в подчинении и море амбиций. А сейчас… Себе тогдашнему он сегодняшний показался бы, наверное, небожителем. Но самому Григорию казалось, что он уже стоит лицом к склону горы. И скоро начнется падение вниз.

Когда, в какой момент это произошло? Когда он утратил контроль над ситуацией? Вот вся эта гонка — укрупнять бизнес, увеличивать активы, добиваться максимальной прибыли… когда он перестал понимать, что происходит в его компании? Наверное, так уже не первый месяц. А может даже, не один год. И хорошо же обвинять во всем случившемся брата. Да, конечно, Гошка редкого дурня свалял, но если бы сам Гриша вовремя остановился… Если бы прекратил это бесконечное карабканье вверх… Если бы реально оценил свои силы… То всего бы этого не было. Надо уметь вовремя остановиться. Надо было останавливаться, как только появились первые признаки того, что он уже не в силах контролировать происходящее. Но нет же — он поддался соблазну гордыни. Подняться еще выше. Выше собственной головы. И скоро он полетит вниз — этой вот самой головой вперед…